И прости нам долги наши, как и мы простили должникам нашим.
И не введи нас в искушение,
но избавь нас от лукавого!»
Первое из этих, уже личных, прошений («Хлеб наш насущный дай нам на сей день!») всегда представляло трудность для толкователей. Дело в том, что в нем звучит слово, которое в греческой литературе отсутствует. Это слово evpiou,sioj, которое в церковнославянском «буквальном» переводе звучит как «нас8щный». Этот перевод вошел в традицию и используется в других переводах на русский язык.
Если это трудное греческое слово evpiou,sioj производить от глагола e;peimi (наступать в будущем, быть в будущем), то «насущный хлеб» можно было бы перевести как «будущий хлеб». Что это за «будущий хлеб»? Может быть, манна небесная, которая ожидалась в последние дни? А может быть, просто «завтрашний хлеб», некая гарантированная пища в будущем? Однако против «манны» говорит то, что трудно себе представить, будто Иисус учил Своих учеников молить Бога, чтобы Он уже сегодня дал им небесную манну, которая сокрыта до последних дней. А против второго понимания «завтрашний хлеб» говорит то, что несколькими строками ниже Иисус отвергает всякую озабоченность завтрашним днем. Остается только одна возможность понимать слово «насущный» (evpiou,sioj) буквально, разложив его как «на-сущный» (evpi и ousi,a), то есть «на-существование», «для-бытия», иначе говоря, – «необходимый для жизни». Такое понимание – «необходимый хлеб» – подтверждается и недавним археологическим открытием. Был обнаружен клочок папируса с этим словом. Папирус оказался списком необходимых ежедневных покупок, составленных некоей женщиной! И в списке стояло именно это слово evpiou,sioj; оно должно было напомнить, чтó из еды надо купить на этот день. Так что понимание слова «насущный» как необходимый в настоящее время, сегодня, сейчас, – вполне оправдано. Прошение о хлебе («Хлеб наш насущный дай нам на сей день») содержит просьбу снабжать нас хлебом, символом поддержания нашего земного бытия, снабжать не на долгий срок, без особых запасов, а на один день. Это простая молитва о том, чтобы Бог дал нам все самое необходимое для жизни сегодня. Она учит нас жить сегодняшним днем, а не волноваться и заботиться об отдаленном и неведомом будущем.
Но и воспоминание о манне небесной тоже нельзя отбрасывать. Только не в смысле дара в конце века сего, а просто как напоминание об истории, рассказанной в 16-й главе книги Исход. Речь там шла о голоде Израиля в пустыне после перехода через Чермное море. Народ начал роптать на Моисея и его помощников: «О, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской! ... Ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы всё собрание это уморить голодом» (Исх 16:3). Но Господь не дал Своему народу погибнуть в пустыне. Он сохранил их жизнь. Каждое утро Израиль находит на земле манну. Она лежит, как «нечто мелкое, круповидное, мелкое, как иней на земле» (Исх 16:14). Само слово «манна» объясняется удивленным вопросом народа при виде ее: «man hu?» – «что это?». Это хлеб, «который Господь дал в пищу» (Исх 16:15), питание, необходимое Израилю для поддержания жизни. Каждый ежедневно получает столько, сколько он может собрать. И этого хватает на жизнь ровно на один день. А тот, кто хочет собрать запас и на завтра, потому что он не уверен, позаботится ли Господь о нем и на следующий день, тот видит, что запасенная лишняя манна испортилась. Хлеб, подаренный Богом, невозможно запасти. Израиль должен каждый день доверять, что Бог дает необходимое для жизни. Так во время своего странствия по пустыне народ жил от хлеба, который Господь «одождяет с неба» (Исх 16:4). Он жил ежедневно открывающейся благодатью. – Конечно, на это намекает и молитва «Отче наш», в которой Иисус Христос учит Своих учеников молиться о ежедневной благодати Божией.
Но как понимать эту ежедневную благодать? И тут в Древней Церкви существовали разные толкования, которые придавали прошению о «насущном хлебе» не простейший материальный, но скорее духовный смысл. Ведь только что прозвучало прошение о пришествии Царствия Божия. И если понимать это Царствие в эсхатологическом смысле, то под прошением «насущного хлеба» можно понимать и прошение участвовать в эсхатологическом пире, на котором раздается не хлеб века сего, но «хлеб жизни века грядущего». Этот хлеб присутствует уже здесь, в Церкви, в Таинстве Евхаристии. Поэтому «насущный хлеб» иногда толковался как хлеб причастия, как присутствующего в Таинстве Евхаристии Самого Иисуса, Который называл Себя «хлебом жизни». Существовало и еще одно толкование: «насущный хлеб» иногда отождествляли с духовной пищей Слова Божия.
Однако, рассматривая текст Евангелия не в его духовных толкованиях, а непосредственно, мы видим, что в Господней молитве первое прошение, в котором выражено пожелание молящегося о самом себе, – это прошение Богу дать и сохранить ему жизнь, жизнь сегодня,в настоящее время: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день!».
Второе прошение предполагает, что молящийся рассматривает свою жизнь сегодня как жизнь должника. И его долги (в Евангелии от Луки «грехи») он не должен ни отрицать, ни приуменьшать, но признавать, совсем как мытарь из притчи о мытаре и фарисее (Лк 18:9-14). Долги тянут назад. Однако молящийся знает о том, что Бог желает даровать нам свободу, а следовательно, освободить нас от кабалы долгов, или грехов. Бог желает простить наши долги, как любящий Отец. «И прости нам долги наши, как и мы простили должникам нашим». Так у евангелиста Матфея (по древнейшим спискам). В отличие от Луки Матфей к молитве прибавляет также следующие слова о прощении долгов:
«14 Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, 15 а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших».
Это настоятельное добавление показывает, что прощение – непростое дело даже для учеников Иисуса. По-видимому даже им приходилось напоминать о «последнем Суде».
Итак, Божественное прощение при условии нашего прощения людям освобождает нас, сбрасывает с наших плеч груз прошлого. Кто молится о прощении – молится о жизни сегодня в свободе от бремени вчерашнего дня.
А вот третье и четвертое прошения, которые чаще рассматриваются как одно прошение, – дают свободу от забот в будущем: «Не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».
Чтобы лучше понять эти прошения, надо хотя бы кратко обратиться к религиозным представлениям иудеев во времена земной жизни Иисуса Христа. Как понималось «искушение»? У иудеев бытовало убеждение, что быть человеком, которого искушает Бог, – это большая честь. На чем же было основано такое убеждение? И почему мы должны молиться о том, чтобы Бог не оказывал нам этой чести?
А дело во в чем: Иудеи читали, толковали и любили книгу Иова, в которой рассказывается об искушении и достойном выходе из искушения. Напомню, что речь в этой книге идет о том, что «Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла». И Бог дозволил сатане проверить верность Иова: «И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей». После такого испытания ни в чем «не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге». И было послано Иову испытание вторично: «И сказал Господь сатане: вот, он в руке твоей, только душу его сбереги». И снова, несмотря на страшную тяжесть испытаний, ни в чем «не согрешил Иов устами своими». «И благословил Бог последние дни Иова более, нежели прежние. … И умер Иов в старости, насыщенный днями» (Иов, 1:1.12.22; 2:6.10; 42:12.17).
В одном толковании на книгу Бытия 22, где говорится о том, как Авраам готов был принести в жертву Исаака, сказано: «Бог искушает только праведников, таких каким был Авраам»[89]. Итак, Бог искушает сильных духом и праведных – и они могут и должны выдерживать искушение, ибо они знают, сколь тяжелы страдания и сколь велика награда!
Итак, Бог искушает! Так и в молитве «Отче наш» предполагается, что Бог может «вводить в искушение». Но как же тогда понимать известное место из Послания апостола Иакова: «В искушении никто не говори: Бог меня искушает» (Иак 1:13). Не противоречит ли это и книгам Писания, и молитве «Отче наш»? Нет, не противоречит. Всё дело в том, что слова «искушение», «искушать» понимаются по-разному. Так, у нас «искушать» чаще всего понимается в смысле «соблазнять, обольщать, совращать к чему-то злому». Или, как написано в цитированном выше стихотворном переложении молитвы «Отче наш», которое приписывается Пушкину, Бог может «ввергать в искушение»:
«Не ввергни нас во искушенье,
И от лукавого прельщенья
Избави нас!..».
Но как в еврейской Библии, так и в греческом ее переводе глагол «искушать» (peira,zw) означает «испытывать, подвергать испытанию, проверять, пробовать». Так, например, когда фарисеи спросили Иисуса: «Как Тебе кажется? позволительно ли давать подать кесарю, или нет?», Он ответил им: «Что искушаете Меня, лицемеры?» (Мф 22:17-18). Но это не означает, будто фарисеи желали совратить Иисуса ко греху, к какому-то беззаконному поступку. Нет, они хотели коварно проверить Его лояльность Богу и императору, испытать Его в злорадной надежде, что Он не выдержит испытания.
Так что же имеется в виду в Послании Иакова? То, что человек, который грешит, «увлекаясь и обольщаясь собственною похотью» (Иак 1:14), склонен говорить «Бог меня искушает» (Иак 1:13), то есть «совращает ко греху». Но это полностью противоречит библейскому пониманию «искушения», как благого Божественного испытания верности праведников, таких героев, как Авраам или Иов. К такому взгляду на искушение как на проверку верности относится и прошение в Господней молитве. Когда Иисус заповедует ученикам просить Бога: «Отче наш, … не введи нас в искушение!», – Он тем самым призывает их скромно признать перед Богом, что они вовсе не хотят быть героями, что они – слабые люди, которые совсем не уверены, что выйдут из таких испытаний победителями.
Итак, если нам следует молиться Богу, чтобы он не ввел нас в искушение, то это означает, что мы верим Ему как милостивому Отцу, Который вовсе не горит желанием испытать или закалить нас – как гончар обжигает глиняные сосуды или кузнец закаляет стальные изделия. Мы не стальные. Поэтому мы должны спокойно просить Его, чтобы Он просто избавил нас от всякого зла.
Итак, сделаем вывод: «Отче наш» – молитва того, кто полностью может полагаться на Бога Отца, на Его отеческое желание дать молящемуся жить – здесь, сейчас, сегодня – жить такому, какой он есть. А он, как тот мытарь, весь в долгах, он – грешник, которого Бог снова и снова прощает; он – слабый человек, который боится, что к нему могут быть предъявлены слишком высокие требования, ибо сил у него не так уж много. «Отче наш» – молитва к милостивому Богу Отцу о милости, о свободе сегодня от груза прошлого и от страха перед будущим.
Вот вкратце наши самые общие рассуждения о молитве «Отче наш».
Беседа № 26.
В прошлой беседе мы занимались молитвой Господней «Отче наш». Разумеется, на протяжении всей истории Церкви эта образцовая молитва учеников Христовых была предметом особого внимания исследователей и толкователей. Литература, посвященная ей, заняла бы немалую библиотеку. А мы, за неимением времени, посвятили ей только одну беседу, затронув лишь некоторые важные ее стороны.
К каким основным выводам мы пришли? – Несмотря на то, что выражения и понятия, в ней использованные, были привычными для окружения Иисуса Христа и встречались в иудейских молитвах, «Отче наш» – не иудейская, а христианская молитва. От иудейских молитв она отличается краткостью, а также тем, что она отражает самое важное в учении Иисуса Христа – учение о Царствии Божием. Произнося молитву Господню, мы просим Бога о том, чтобы Его Царствие вошло в нашу жизнь. А для этого нам надо стать свободными от груза земных забот и полностью отдать себя воле Божией. Поэтому мы просим у Бога насущного хлеба, необходимого для жизни сегодня, просим простить нам наши долги, как груз вчерашнего дня, и избавить нас от всякого зла в будущие дни. При этом прощение, о котором мы просим Бога, сопряжено с нашим прощением близким, то есть с Христовой заповедью любви, которая не держит зла на ближних. Прав учитель Древней Церкви Тертуллиан, который о молитве «Отче наш» говорил, что «она есть сокращение всего Евангелия»[90].
Сравнивая «Отче наш» с иудейскими молитвами, мы видели, что она – чисто просительная молитва, содержащая просьбы детей их Небесному Отцу. В ней отсутствуют выспренние славословия Богу, полностью исключены национально-патриотические и политические моменты: в ней нет прошений о возвышении Израиля, об освобождении из-под власти политических врагов, отсутствуют всяческие проклятия в адрес «неверных» (см., например, молитву в 2 Макк 1:24-29).
И еще одно важное наблюдение. Необычно первое слово молитвы, обращение к Богу как к Отцу. Хотя иудеи и считали Бога Отцом Израиля, по-отечески любящим заступником народа Израиля, хотя язычники и могли говорить, скажем, о Зевсе как об «отце богов и людей»[91], но ни иудеям, ни язычникам даже в голову не могло прийти так обращаться к Богу в молитве. Для иудеев это выглядело бы недопустимой фамильярностью. Ну а столь интимное обращение к олимпийским богам язычники сочли бы признаком безумия. По словам Аристотеля любовь к богам есть что-то невозможное: «Дружба с богом не допускает ни ответной любви, ни вообще какой бы то ни было любви. Ведь нелепо услышать от кого-то, что он “дружит с Зевсом”»[92]. Как все это бесконечно далеко от провозглашенной Иисусом Христом любви Божией к людям! Как мы знаем, Иисус постоянно говорит о Боге как об Отце и в Своих молитвах доверительно обращается к Богу «Авва[93] Отче!» (Мк 14:36). Мы – любимые дети Бога, и Он – наш любящий Отец. Именно об этом – молитва «Отче наш». И именно об этой молитве писал апостол Павел: «Сам Дух свидетельствует с духом нашим, что мы – дети Божии» (Рим 8:16), и «так как вы – сыны, то послал Бог Духа Сына Своего в сердца наши, Духа взывающего: Авва, Отче!» (Гал 4:6) [94]. Разумеется, здесь мы встречаемся с древним патриархальным представлением об идеальном отце, так как в реальной земной жизни отцы бывают разные.
И, наконец, последнее, о чем надо сказать: Семейное, интимное обращение к Богу как к Отцу, невозможное в иудейской молитве, уже несет в себе уверенность молящегося в том, что он будет услышан. Разве отец не станет слушать своё дитя?! Снимается всякое внутреннее беспокойство. Уверенность в том, что ты будешь услышан, имеет и другую причину. Ведь ты излагаешь перед Богом не просто какие-то собственные незначительные желания и капризы, но молишься только о том, что, – как ты уверен, – отвечает воле Бога Отца, Который желает всем своим детям блага, жизни, свободы, спасения. И потому Господня молитва, даже если она произносится индивидуально, есть молитва общая. Потому мы и обращаемся к Богу не «Отче мой», а «Отче наш». Ведь Бог – Отец всех людей. И в том, чтó молящийся просит лично для себя, он молится как член общества: вместо изолированного «Я» в молитве выступает местоимение «мы» (наш Отец, наш хлеб, наши долги и так далее). Так что Господня молитва, даже если она произносится индивидуально, так сказать, «в тайне», всегда есть ходатайственная молитва за всех. Это и моя, и наша молитва!
После наставлений о том, как надо давать милостыню, и о том, как надо молиться, Иисус Христос наставляет в том, как надо поститься. Об этом – следующий небольшой раздел Нагорной проповеди.
О посте (6:16-18).
16 Также, когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. 17 А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лицо твое, 18 чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.
Мы видим, что это наставление и по содержанию и по форме подобно предыдущим наставлениям о милостыне и молитве. Эти слова Господа актуальны всегда, в наше время точно так же, как и в далеком прошлом. Но все же остановимся немного на некоторых деталях. Сначала о том, каким был и что означал пост в иудейском обществе. Как и милостыня, и молитва пост считался одним из важнейших дел благочестия. Он предполагал не так, как у нас, ограничение в пище, но полный отказ от пищи от восхода до захода солнца, как поныне в исламе. Пост мог быть знáком естественной скорби, скажем, в траурные дни похорон близких, когда еда просто «не лезла в горло». Пост мог быть внешним проявлением раскаяния в личных прегрешениях, в знак того, что человек считает себя недостойным жизни. После 70 года РХ общенациональным и обязательным стал пост в память Дня Искупления, или Дня очищения. Некоторые благочестивые люди, особенно фарисеи, брали на себя еще и добровольный пост дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. Считалось, что мой добровольный пост служит искуплению грехов других людей народа Израиля.
Но, не отрицая большого значения поста, Иисус Христос – вспомним, что Сам Он постился 40 дней! – произносит осуждающие слова в адрес постящихся фарисеев. Он не считает их пост проявлением того «смирения души»(Лев 16:29.31; Ис 58:3.5), к которому призывал Бог через своих пророков. «Лицемеры», – снова называет Иисус постящихся фарисеев. Как и в прошлых наставлениях, Он не вкладывает в слово «лицемеры» того смысла, какой мы в него вкладываем сегодня. Этот вопрос нами уже обсуждался. Фарисеи, о которых здесь, скорее всего, речь, не были в своей массе людьми двуличными и неискренними. «Лицемер» в греческом языке означает «актер», человек, возможно, искренне входящий в свою роль, но… ожидающий как награду аплодисментов от публики. Речь идет о людях, которые являются праведниками и в собственных глазах, и в глазах окружающих людей. Но только не в глазах Иисуса Христа, ибо они ожидают земной, а не небесной награды. И земную награду от людей, восхищенных их мнимой праведностью, они сполна получают.
Входя в роль кающихся постников, «они принимают на себя мрачные лица», или на церковнославянском «помрача1ютъ ли1ца своя6». В греческом оригинале стоит глагол avfani,zw – искажать, делать неузнаваемым. Действительно, в доказательство своего измождения от поста они выкрашивали свои лица белой краской, а головы посыпали пеплом, так что от расплывшейся грязи их лица становились неузнаваемыми. Их пост превращался в привлекающий внимание спектакль.
Иисус полагает, что пост – дело важное. Более того, он заслуживает награду в грядущей жизни («Отец твой ... воздаст тебе»). Но Спаситель запрещает Своим ученикам привлекать внимание к их посту внешними его проявлениями. «Когда постишься, помажь голову твою и умой лицо твое». Парадоксальным образом Господь внушает Своим ученикам во время поста такое поведение, которое характерно скорее для праздника: вместо того чтобы пачкать свое лицо, следует умыться; вместо посыпания пепла на голову следует умастить ее благовонным маслом, «чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим». – Вот такая праведность – выше праведности книжников и фарисеев. Удивительно! Но многие ли так поступает сегодня?
Награда земная и награда небесная – тема трех последних прочитанных нами разделов Нагорной проповеди: о милостыне, о молитве и о посте. Как бы продолжая эту тему, следует несколько поучений Иисуса Христа о сокровищах на земле и на небе. Похожие высказывания Иисуса на эту тему мы находим также в разных местах Евангелия от Луки. Но мы с вами знаем, что евангелист Матфей старательно собирает сходные по теме изречения Господа, объединяет их и создает такие большие композиции как Нагорная проповедь. В этом его особенность. Изречения в конце 6-й главы Евангелия от Матфея (6:19-34) объединяет одна основная тема – отношение учеников Христовых к земным заботам. Жизнь верующего должна быть ориентирована на свободу в Царствии Божием и тем самым, насколько это возможно, быть свободной от всяческой привязанности к земному и преходящему. Первое изречение – о собирании сокровища.