Христианство и социал-демократия
В своем известном введении к новому изданию брошюры Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» Энгельс в марте 1895 года писал:
«Почти ровно 1600 лет тому назад в Римской империи тоже действовала опасная партия переворота. Она подрывала религию и все основы государства, она прямо-таки отрицала, что воля императора — высший закон, она не имела отечества, была интернациональной; она распространилась по всем провинциям империи, от Галлии до Азии, и проникла за ее пределы. Долгое время она действовала скрыто, вела тайную работу, но в течение довольно уже продолжительного времени она чувствовала себя достаточно сильной, чтобы выступить открыто. Эта партия переворота, известная под именем христиан, имела много сторонников и в войсках; целые легионы были христианскими. Когда их посылали присутствовать на торжествах языческой господствующей церкви для оказания там воинских почестей, солдаты, принадлежащие к партии переворота, имели дерзость прикреплять в виде протеста к своим шлемам особые знаки — кресты. Даже обычные в казармах притеснения со стороны начальников оставались безрезультатными. Император Диоклетиан не мог долее спокойно смотреть, как подрывались в его войсках порядок, послушание и дисциплина. Он принял энергичные меры, пока время еще не ушло. Он издал закон против социалистов,— то бишь против христиан. Собрания ниспровергателей были запрещены, места их собраний были закрыты или даже разрушены, христианские знаки — кресты и т. п.— были запрещены,, как в Саксонии запрещены красные носовые платки. Христиане были лишены права занимать государственные должности, они не могли быть даже ефрейторами. Так как в то время еще не было судей, как следует выдрессированных по части «лицеприятия», судей, наличие которых предполагает внесенный г-ном фон Келлером законопроект о предотвращении государственного переворота, то христианам было про сто-напросто запрещено искать защиты в суде. Но и этот исключительный закон остался безрезультатным. Христиане в насмешку срывали текст закона со стен и даже, говорят, подожгли в Никомедии дворец, в котором находился в это время император. Тогда он отомстил массовым гонением на христиан в 303 г. нашего летосчисления. Это было последнее из гонений подобного рода. И оно оказало настолько сильное действие, что через 17 лет подавляющее большинство армии состояло из христиан, а следующий самодержец всей Римской империи, Константин, прозванный церковниками великим, провозгласил христианство государственной религией» [8].
Кто знает Энгельса и сравнит эти последние строки его политического завещания с теми взглядами, которых он держался в течение всей своей жизни, у того не может быть сомнений на счет намерений, которые преследовал Энгельс в этом юмористическом сравнении. Он хотел указать на неудержимость и быстрый успех нашего движения, которое становится непреодолимым, в особенности благодаря росту его сторонников в армии, так что вскоре даже самые могущественные самодержцы вынуждены будут капитулировать перед ним.
Эта картина прежде всего свидетельствует о могучем оптимизме, который воодушевлял Энгельса до конца его дней.
Но ей пробовали дать также иное истолкование, так как непосредственно перед этим Энгельс указывает, что наша партия в настоящее время лучше всего развивается, оставаясь на пути законности. Нашлись люди, которые вычитали отсюда, что Энгельс в своем «Политическом завещании» отрекся от того, что составляло содержание всей его жизни, и признал неправильной революционную точку зрения, которую отстаивал в течение двух поколений. Эти господа сделали вывод, будто Энгельс признал, что идея Маркса о неизбежности насилия при рождении всякого нового общества оказалась несостоятельной. В сопоставлении социал-демократии с христианством эти комментаторы подчеркивали не быстрый и непреодолимый успех движения, а то обстоятельство, что Константин добровольно признал христианство государственной религией и что христианство победило без всякого насильственного потрясения государства, совершенно мирным путем, благодаря предупредительности правительства.
Такую же победу должна и сумеет одержать, по их мнению, социал-демократия. И вскоре после смерти Энгельса казалось, что их ожидания исполняются. В лице Вальдека Руссо во Франции появился новый Константин, который сделал министром епископа новых христиан г-на Мильерана.
Кто знает Энгельса и к нему относится без предвзятого мнения, тот не сомневается, что Энгельсу никогда и в голову не приходило отказываться от своего революционного прошлого и что, следовательно, заключительные слова его «Введения» нельзя истолковывать в том смысле, в каком это делают вышеупомянутые господа. Но надо признать, что слова эти сформулированы не особенно отчетливо, и те, кто не знает Энгельса и в то же время полагает, что непосредственно перед смертью его внезапно охватили сомнения в целесообразности всей его деятельности, могут излагать приведенные выше слова в том смысле, что путь к победе, пройденный христианством, указывает, как достигнет своей цели социал-демократия.
Если бы таково было действительное мнение Энгельса, то ничего худшего он не мог сказать о социал-демократии. В таком случае он предсказал ей не триумф в будущем, а полный крах той великой цели, которой служит социал-демократия. Характерно, что те, кто стремится использовать упомянутые слова, относятся без всякого интереса и даже с недоверием ко всем великим и глубоким мыслям Энгельса. Но зато они с восторгом подхватывают отдельные выражения, которые следовало бы признать совершенно ошибочными, если бы они действительно имели тот смысл, какой им придается.
Мы видели, что христианство победило лишь тогда, когда превратилось в полную противоположность тому, чем оно являлось первоначально. Мы видели, что в христианстве победу одержал не пролетариат, а эксплуатирующее его и господствующее в нем духовенство. Христианство победило не как революционная, а как консервативная сила, как новая опора гнета и эксплуатации. Оно не только не устранило императорскую власть, рабство, нищету масс и концентрацию богатства в немногих руках, но укрепило все это. Организация христианства — церковь — победила благодаря тому, что изменила своим первоначальным целям и стала отстаивать нечто совершенно противоположное.
Если победа социал-демократии должна совершиться в таком же порядке, как победа христианства, то действительно следует отречься только не от революции, а от социал-демократии, ибо тогда, с пролетарской точки зрения, социал-демократия заслуживает самых резких обвинений и нападки анархистов на нее вполне основатель– ны. И в самом деле, опыт с социалистическими министрами во Франции, которые как в буржуазных, так и в социалистических кругах пытались применить христианский метод огосударствления прежнего христианства — по иронии судьбы это было сделано для борьбы с нынешним государственным христианством,— имел последствием лишь усиление полуанархистского антисоциал-демократического синдикализма.
Но, к счастью, параллель между христианством и социал-демократией в данном случае совершенно неуместна.
Правда, христианство по происхождению своему является, подобно социал-демократии, движением неимущих, а потому у него имеется много общего с социал-демократией, на что неоднократно указывалось выше.
Энгельс тоже указал на это незадолго до своей смерти в статье «К истории первоначального христианства» в «Neue Zeit». Статья эта свидетельствует, что Энгельс очень интересовался в то время этим предметом, так что у него, естественно, наращивалась параллель, которой он и воспользовался во введении к «Классовой борьбе во Франции с 1848 по 1850 г.». В работе «К истории первоначального христианства» он пишет:
«В истории первоначального христианства имеются достойные внимания точки соприкосновения с современным рабочим движением. Как и последнее, христианство возникло как движение угнетенных: оно выступало сначала как религия рабов и вольноотпущенников, бедняков и бесправных, покоренных или рассеянных Римом народов. И христианство и рабочий социализм проповедуют грядущее избавление от рабства и нищеты; христианство ищет этого избавления в посмертной потусторонней жизни на небе, социализм же — в этом мире, в переустройстве общества. И христианство и рабочий социализм подвергались преследованиям и гонениям, их последователей травили, к ним применяли исключительные законы: к одним — как к врагам рода человеческого, к другим — как к врагам государства, религии, семьи, общественного порядка. И вопреки всем преследованиям, а часто даже непосредственно благодаря им, и христианство и социализм победоносно, неудержимо прокладывали себе путь вперед. Через триста лет после своего возникновения христианство стало признанной государственной религией римской мировой империи, а социализм за каких-нибудь шестьдесят лет завоевал себе положение, которое дает ему абсолютную гарантию победы» [9].
Эта параллель в общих чертах верна, правда, с некоторыми оговорками. Христианство вряд ли можно называть религией рабов, ибо оно для них ничего не сделало. С другой стороны, спасение от бедствия, которое возвестило христианство, понималось первоначально в весьма материальном смысле. На этом свете, а не на небе. Но последнее обстоятельство еще усиливает сходство христианства с рабочим движением.
Энгельс в своей статье продолжает:
«Параллель между обоими этими историческими явлениями напрашивается уже в средние века, при первых восстаниях угнетенных крестьян и в особенности городских плебеев… Как французские революционные коммунисты, так в особенности Вейтлинг и его последователи ссылались на первоначальное христианство задолго до того, как Эрнест Ренан сказал:
«Если хотите представить себе, чем были первые христианские общины, присмотритесь к какой-нибудь местной секции Международного Товарищества Рабочих».
Этот французский беллетрист, сочинивший церковно-исторический роман «Происхождение христианства» на основе беспримерного даже в современной журналистике бесцеремонного использования немецкой критики библии, сам не знал, сколько правды заключалось в его вышеупомянутых словах. Хотел бы я видеть бывшего деятеля Интернационала, у которого при чтении, например, так называемого Второго послания Павла к коринфянам не открылись бы старые раны…» [10]
Далее Энгельс очень подробно выясняет сходство между первоначальным христианством и Интернационалом, но он не исследует дальнейшего развития христианства и рабочего движения. Диалектический поворот, проделанный христианством, его не интересовал. Между тем если бы он занялся этим вопросом, то он мог бы заметить признаки подобного же поворота в современном рабочем движении. Последнее, как и христианство, по мере своего роста должно создавать у себя постоянные органы, своего рода профессиональную бюрократию для партии и для профессиональных союзов. Без этих органов рабочее движение обходиться не может. Они для него необходимы, число их беспрерывно растет, и им вверяются все более и более важные функции.
Эта бюрократия, к которой в широком смысле следует причислить не только чиновников, служащих по администрации, но также редакторов и депутатов, не создаст ли она в будущем, подобно духовенству с епископом во главе, новую аристократию? Аристократию, которая будет господствовать над трудящимися массами, эксплуатировать их и которая в конце концов получит такую силу, что сможет на равных правах разговаривать с государственной властью, стремясь не ниспровергнуть эту власть, а войти в ее состав.
Результат этот был бы неизбежен, если бы параллель совпадала во всех деталях. Но, к счастью, этого нет. Как ни велико сходство между христианством и современным рабочим движением, все же имеются и признаки отличия, и притом весьма существенные.
Прежде всего пролетариат в настоящее время обладает совершенно иными свойствами, чем в эпоху первоначального христианства. Правда, традиционное воззрение, будто свободный пролетариат в то время состоял исключительно из нищих и рабы были единственными рабочими, страдает преувеличением. Но не подлежит сомнению, что рабский труд развращающе действовал также и на свободных трудящихся пролетариев, которые по преимуществу были заняты в домашней промышленности. Идеалом трудящегося пролетария точно так же, как и идеалом бедняка, являлось в то время добиться беззаботного существования за счет богачей, которые должны выжать необходимое количество продуктов из своих рабов.
К тому же христианство в первые три столетия было исключительно городским движением, а городские пролетарии того времени, в том числе и трудящиеся, имели все слишком ничтожное значение для общества. Его производительным базисом являлось исключительно сельское хозяйство, с которым были связаны весьма важные отрасли промышленности.
Все это привело к тому, что главные носители христианского движения, свободные городские пролетарии, как труженики, так и лентяи, не имели ощущения, что общество живет благодаря им. Наоборот, все они были проникнуты стремлением жить за счет общества, ничего не делая. В их государстве будущего труд не играл никакой роли. С этим с самого начала было связано то, что, невзирая на всю классовую ненависть к богатым, постоянно проявлялось стремление апеллировать к их благосклонности и щедрости. Тяготение церковной бюрократии к богачам не встречало поэтому устойчивого сопротивления среди массовых членов общины точно так же, как не встречало его и высокомерие самой бюрократии.
Экономическое и моральное босячество пролетариата в Римской империи еще усилилось вследствие понижения уровня всего общества, которое все более беднело, опускалось и производительные силы которого падали все ниже и ниже. Тогда безнадежность и отчаяние охватили все классы, парализовали их самодеятельность и заставили ожидать спасения только от чрезвычайных сверхъестественных сил, сделали их безвольной добычей всякого хитрого обманщика, всякого энергичного и самоуверенного авантюриста и вынудили отказаться, как от безнадежного дела, от всякой самостоятельной борьбы против какой-либо из господствующих сил.
Нечто совершенно иное представляет собою современный пролетариат. Он является пролетариатом труда, и он знает, что на его плечах покоится все общество. При этом капиталистический способ производства передвигает центр тяжести производства все более и более из сельских местностей в промышленные центры, в которых духовная и политическая жизнь пульсирует сильнее всего. Промышленные рабочие этих центров, как наиболее энергичные и интеллигентные, становятся теперь тем элементом, от которого зависит судьба всего общества.
При этом господствующий способ производства колоссально развивает производительные силы и таким образом увеличивает притязания, которые рабочие ставят обществу, одновременно с тем увеличивая также и способность общества удовлетворить этим требованиям. Рабочие исполнены радостных надежд, веры в будущее и веры в самих себя, подобно тому как до них, в период своего подъема, исполнена была этими чувствами буржуазия, когда она стремилась разорвать цепи феодального, церковного и бюрократического господства и эксплуатации, для чего рост капитализма дал ей необходимые силы.
Происхождение христианства совпадает с крушением демократии. Три столетия его развития, до того как оно было признано государством, являются периодом беспрерывного исчезновения последних остатков самоуправления и вместе с тем периодом беспрерывного падения производительных сил.
Современное рабочее движение берет начало в грандиозной победе демократии, в Великой французской революции. Столетие, истекшее с тех пор, несмотря на все перемены и колебания, свидетельствует о беспрерывном прогрессе демократии, почти сказочном нарастании производительных сил и росте пролетариата не только в численном отношении, но и в смысле самостоятельности и ясности самосознания. Достаточно уловить эту разницу, чтобы понять, что развитие социал-демократии ни в каком случае не может пойти по тому пути, по которому пошло христианство, и что нет оснований опасаться, что из рядов его выйдет новый класс — господ, эксплуататоров, которые разделят добычу с представителями старой власти.
Если в Римской империи способность и готовность пролетариата к борьбе все более падают, то в современном обществе они, наоборот, возрастают, а классовые противоречия явно обостряются, так что уже в силу этого должны рушиться все попытки склонить пролетариат к отказу от борьбы путем сделки с его руководителями. Там, где такие попытки предпринимались, участники их вскоре оказывались лишенными поддержки своих сторонников, как бы велики ни были их прежние заслуги перед пролетариатом.
Но не только пролетариат и та политическая и общественная среда, в которой он развивается в настоящее время, резко отличаются от того, что было в эпоху первоначального христианства. В настоящее время сам коммунизм приобрел совершенно иной характер и условия его осуществления тоже радикально изменились.
Стремление к коммунизму, потребность в нем проистекают, правда, и теперь из того же источника, что и раньше, из бедности. И пока социализм оставался только социализмом чувства, только выражением этой потребности, он и в современном рабочем движении выражался порой в тех же стремлениях, что и в эпоху первоначального христианства. Но достаточно самого ничтожного понимания экономических условий, чтобы признать, что коммунизм в наше время принял совершенно иной характер, чем тот, который был свойствен коммунизму первобытного христианства.
Концентрация богатств в немногих руках, которая в Римской империи шла рука об руку с беспрерывным падением производительных сил и отчасти вызывала это падение, та же самая концентрация стала в настоящее время основанием для колоссального роста производительных сил. Если раздел богатств в то время не причинял ни малейшего ущерба производительности общества,» а, наоборот, мог ему содействовать, то в настоящее время такой раздел равносилен полной остановке производства. Современный коммунизм и не может помышлять о том, чтобы равномерно распределить богатства. Наоборот, он стремится к возможно большему усилению производительности труда и более равномерному распределению продуктов труда тем, что доводит до крайности концентрацию богатства, превращая его из частной монополии некоторых капиталистических групп в общественную монополию.
Зато современный коммунизм, если он стремится отвечать потребностям человека, выросшего в современных условиях производства, должен будет в полной мере сохранить индивидуализм в потреблении. Этот индивидуализм не означает отделения индивидов друг от друга при потреблении; хотя он, конечно, может проявляться и в общественных формах, в виде общественного потребления, и так и будет проявляться. Индивидуализм потребления не означает также упразднения крупных предприятий для производства продуктов потребления; не означает замены машины ручной работой, как мечтают некоторые социалисты-эстеты. Но индивидуализм потребления требует свободы в выборе предметов потребления, а также и свободы в выборе общества, в котором человек пользуется этими предметами.
Городская народная масса эпохи первоначального христианства не знала никакого общественного производства. Крупное производство со свободным рабочим трудом почти не встречалось в городской промышленности. Но этой массе были известны и хорошо знакомы общественные формы потребления, часто устанавливаемые общиной или государством, особенно в виде общественного питания.
Таким образом, первобытный христианский коммунизм отличался разделом богатства и однообразием потребления. Современный коммунизм отличается концентрацией богатства и производства.
Первобытный христианский коммунизм не нуждался для своего осуществления в том, чтобы действие его было распространено на все общество. Можно было на чать осуществлять его в пределах какого угодно круга, и, поскольку ему удавалось принимать длительные формы, они по свойствам своим были таковы, что их нельзя было применить ко всему обществу.
Поэтому первобытный христианский коммунизм должен был в конце концов повести к возникновению новой формы аристократии и должен был развить эту внутреннюю диалектику уже в пределах того общества, которое он нашел. Он не был в состоянии упразднить классы, а мог только наделить общество новыми господами.
Наоборот, современный коммунизм при колоссальном размере средств производства, при общественном характере способов производства, при чрезвычайной концентрации важнейших объектов богатства не имеет никакой возможности осуществиться в размерах меньших, нежели общество в его целом. Все попытки осуществить его в виде создания мелких социалистических колоний или производительных товариществ — еще в пределах данного общества — потерпели неудачу. Он не может быть создан посредством учреждения мелких союзов в пределах капиталистического общества, союзов, задачей которых являлось бы, по мере постепенного роста, всосать в себя это капиталистическое общество. Современный коммунизм может осуществиться только благодаря приобретению власти, которая в состоянии подчинить себе всю общественную жизнь и преобразовать ее. Такой властью является государственная власть. Поэтому завоевание политической власти пролетариатом является первым условием осуществления современного коммунизма.
Доколе пролетариат не в состоянии это сделать, до тех пор о социалистическом производстве не может быть и речи. А следовательно, и нельзя говорить, что развитие этого производства создает противоречия, вследствие которых разумное превращается в бессмыслицу, а благодетельное оказывается несчастием и полезное оказывается губительным. Но даже если пролетариат завоюет политическую власть, то и тогда социалистическое производство не может сразу начать действовать в готовом виде. Но только с этого момента экономическое развитие внезапно направится в другую сторону, не в сторону заострения капитализма, а в сторону постепенного создания общественного производства. Когда последнее, в свою очередь, вызовет такие противоречия и обнаружит такие недостатки, которые поведут к дальнейшему развитию по путям, в настоящее время совершенно неведомым, об этом сейчас судить невозможно и нам не стоит этим заниматься.
Поскольку можно проследить современное социалистическое движение, нельзя допустить, что оно вызовет явления, сколько-нибудь похожие на то, что создано христианством в качестве государственной религии. Но тем самым исключена и возможность, что современное пролетарское освободительное движение в своей победе последует примеру христианства и победит таким же способом.
Для борцов пролетариата победа не будет столь легкой, как она оказалась для епископов четвертого столетия.
Но утверждать, что социализм не породит противоречий, сколько-нибудь похожих на те, которые возникли в христианстве, можно не только для периода, который будет продолжаться до этой победы. То же самое со значительной дозой уверенности можно утверждать и относительно того времени, когда обнаружатся последствия этой победы, которых сейчас еще нельзя предвидеть.
Дело в том, что капитализм создал условия, позволяющие построить общество на совершенно новом основании, резко отличающемся от тех оснований, на которых оно строилось в течение всего времени, пока существовали классовые различия. Если до сих пор всякий новый революционный класс или новая революционная партия, даже если они шли значительно дальше, чем признанное Константином христианство, даже если они действительно устраняли имеющиеся классовые различия, все-таки были не в состоянии упразднить все классы. Всегда на место устраненных классовых различий они ставили новые. Но в настоящее время уже даны материальные условия для того, чтобы устранить все классовые различия, и современный пролетариат должен в силу своего классового интереса использовать эти условия, ибо он в настоящее время является самым низшим классом в отличие от эпохи христианства, когда под пролетариатом еще были рабы.
Классовые различия и классовые противоречия не следует смешивать с различиями, которые создает между разными профессиями разделение труда. Классовые противоречия вызываются тремя причинами: частной собственностью на средства производства, военной техникой и наукой. Определенные технические и социаль ные условия создают противоречия между обладателями средств производства и теми, кто лишен этого обладания, затем противоречие между людьми, хорошо вооруженными и умеющими обращаться с оружием, и людьми безоружными. И наконец, противоречие между образованными и невеждами.
Капиталистический способ производства создает условия, необходимые для устранения всех этих противоречий. Он не только побуждает отменить частную собственность на средства производства, но благодаря обилию средств производства он также устраняет необходимость в том, чтобы вооружение и знание ограничивались только определенными слоями общества. Эта необходимость явилась в свое время, когда военная техника и науки достигли более высокой ступени развития, так что потребовалось свободное время и обладание материальными средствами, в пределах, превышающих личные потребности, для того, чтобы приобретать оружие и знания и с успехом пользоваться ими.
Когда производительность труда оставалась незначительной и давала лишь небольшие избытки, тогда не каждый был в состоянии располагать временем и средствами, чтобы в вооружении и знаниях стоять на уровне своей эпохи. Нужен был излишек труда многих людей, чтобы дать возможность одному человеку достичь значительного совершенства в этих областях.
Это было достижимо только благодаря тому, что меньшинство эксплуатировало большинство. Лучшее вооружение и образование, которым располагало меньшинство, давало ему возможность угнетать и эксплуатировать невооруженную и невежественную толпу. А с другой стороны, именно угнетение и эксплуатация массы являлись средством, чтобы совершенствовать вооружение и знание господствующих классов.
Нации, которые сумели оградить себя от эксплуатации или угнетения, оставались невежественными, а часто и безоружными по отношению к лучше вооруженным и более знающим соседям. Поэтому нации эксплуататоров и угнетателей в борьбе за существование одерживали верх над теми, кто сохранял у себя первобытный коммунизм и первобытную демократию.
Капиталистический способ производства так сильно развил производительность труда, что эта причина классовых противоречий утратила свое значение. Классовые противоречия сохраняются уже не в силу общественной необходимости, а лишь как результат существующего по традиции соотношения сил, и потому они исчезнут, когда исчезнет это соотношение сил.
Капиталистический способ производства благодаря значительным излишкам, которые он создает, дал различным нациям средства для перехода ко всеобщей воинской повинности, благодаря чему была устранена аристократия воинов. Тот же капиталистический способ производства устанавливает такую тесную и длительную связь между всеми нациями на мировом рынке, что всеобщий мир все более становится настоятельной необходимостью, а всякая мировая война — преступным безумием.
Когда с капиталистическим способом производства исчезнут также экономические противоречия между отдельными нациями, тогда вечный мир, о котором уже теперь мечтают массы людей, станет действительностью. Социальная демократия установит в двадцатом столетии то состояние общенародного мира, которое было создано императорским деспотизмом во II в. христианской эры для народов, живших у Средиземного моря. (Это была единственная существенная польза, которую он им принес.)
Тогда окончательно исчезнет всякое основание для противоречия между классом вооруженных и безоружных людей.
Точно так же исчезают основания для противоречия между образованными и необразованными. Уже в настоящее время капиталистический способ производства чрезвычайно удешевил благодаря книгопечатанию изготовление средств производства знаний. Вместе с тем он создает все больший спрос на интеллигентные силы, массами воспитывает их в своих школах, но по мере того, как они численно возрастают, все более обрекает их на пролетарское существование. В то же время капиталистический способ производства создал технические возможности для чрезвычайного сокращения рабочего времени, и некоторые слои рабочих уже извлекли соответственные выгоды, получив больше свободного времени для приобретения знаний. С победой пролетариата все эти ростки дадут пышный цвет, и возможности всеобщего образования масс, созданные капиталистическим способом производства, осуществятся в грандиозном масштабе.
Если эпоха роста христианства была эпохой печального понижения умственного уровня, стремительного усиления самого смешного невежества и глупейшего суеверия, то эпоха роста социализма является эпохой блестящих успехов естественных наук, быстрого роста распространения образования среди масс, захваченных социал-демократией. Если уже в настоящее время утратило свое значение противоречие, вытекающее из вооружения, то с момента наступления политического господства пролетариата утратит значение классовое противоречие, основанное на частной собственности на средства производства. А последствия этого быстро скажутся в том, что будет стираться различие между образованными и необразованными, которое затем исчезнет в течение одного поколения.
И тогда будет устранена последняя причина классового противоречия или классового различия.
Таким образом, социал-демократия не только должна прийти к власти совсем другим путем, нежели христианство, но она должна также достичь совершенно иных результатов. Она должна навсегда положить конец классовому господству.
Примечания
1 . Эта фраза внезапно прерывает изложение, да и вообще вызывает возражения: в особенности возбуждает сомнения слово «правда». Кроме того, Суида, лексикограф десятого столетия, указывает, что Лукиан в своей биографии Перегрина хотел «оклеветать самого Христа». В сохранившихся списках таких мест нет. Возможно, что клевета заключалась в указанной фразе и что набожные христиане, шокированные этим местом, превратили его при переписке в прямую противоположность. И действительно, некоторые исследователи полагают, что это место в современной его редакции представляет христианскую подделку.
2 . До абсурда (лат.)…
3 . Церковь, по-гречески ekklesia, означала первоначально народное собрание.
4. Клир, по-гречески kleros, наследство, достояние божье, народ божий, избранники Бога.
5. Католический, от греч. katholikos — всеобщий. Католическая церковь, следовательно, вселенская церковь.
6. Как пример огромной власти, которую епископ приобрел над своей общиной, Гарнак приводит епископа Трофима. Когда последний, во время одного гонения, перешел в язычество, за ним последовало большинство его общины. «Но когда он вновь обратился в христианство и принес покаяние, то за ним опять последовали другие члены, которые не вернулись бы. если бы их не привел с собой Трофим».
7. На это указывает уже старое обозначение язычников. Они назывались pagani, т. е. селяне, мужики.
Указатель имён
Аарон (букв, «осиянный»), в библейской мифологии старший брат Моисея, получивший от бога Яхве звание первосвященника (верховного жреца) – 260
Абша (кон. XX – нач. XIX в. до н. э.), предводитель сирийских кочевников, переселившихся в Египет – 202
Август Гай Юлий Цезарь Октавиан (63 до н. э. – 14 н. э.), римский император (с 27 до н. э.), основатель принципата – формы рабовладельческой монархии, при которой сохранялись республиканские учреждения – 43, 76, 85, 88, 91, 113, 115, 116, 127 – 131, 134, 150, 162, 166, 239, 267, 269, 336
Августин Блаженный Аврелий (354 – 430), христианский теолог, епископ Гиппонский, один из родоначальников западной патристики – 310
Авонотихит (Абонотихит) Александр (Александр из Абонотиха) (105 – 171/175), жрец из Малой Азии, наживший состояние «чудесами» и «предсказаниями», изображен в сатирическом памфлете Лукиана «Александр, или Лжепророк» – 142
Авраам, в библейской мифологии патриарх, родоначальник евреев – 186, 189, 226, 240, 307, 333
Аврелий Марк (121 – 180), римский император (с 161) из династии Аитонинов, философ-стоик – 139, 142, 151
Агриппа I – см. Ирод Агриппа I
Агриппа II – см. Ирод Агриппа II
Агриппина Младшая (15/16 – 59), жена римского императора Клавдия, мать императора Нерона – 126.
Адду – см. Гадад
Адонис, в финикийской мифологии бог плодородия, с V в. до н. э. его культ распространился в Древней Греции, затем в Древнем Риме – 173 – 174
Адриан Публий Элий (76 – 138), римский император (с 117) из династии Антонинов – 42, 130, 150, 151
Азиз (ум. 54), царь Эмесы (Сирия) – 248
Александр Македонский (Александр Великий) (356 – 323 до н. э.), царь Македонии (с 336 до н. э.), создатель крупнейшей мировой монархии древности – 142, 144, 230, 234, 237, 238, 257, 259, 262
Александр Север Марк Аврелий (208 – 235), римский император (с 222) из династии Северов – 163, 305
Алитур (Алитир) (I в.), римский актер (мим), упоминаемый Иосифом Флавием – 240
Алким, греческое имя иудейского первосвященника Элиакима, в поэме «Одиссея» так звали отца Ментора, друга Одиссея – 263
Алкиной, в греческой мифологии царь феаков на острове Схерия, в поэме «Одиссея» образ гостеприимного и великодушного правителя – 62
Альбин Лукцей, римский наместник Иудеи (62 – 64) – 36, 285, 286
Амазис, египетский фараон (569 – 525 до н. э.) из XXVI династии – 233
Амелий (III в.), греческий философ-неоплатоник, ученик Плотина – 141
Аменхотеп (уст. Аменофис) IV, египетский фараон (1419/1375 –
1400/1354 до н. э.) из XVIII династии, религиозный реформатор,
установивший государственный культ бога Атона и принявший имя
Эхнатон («угодный Атону») – 222, 223
Аммоний Саккас (ум. 241), греческий философ, основатель школы неоплатоников в Александрии – 140
Амос (VIII в. до н. э.), древнееврейский пророк, его проповеди, обличавшие ростовщиков, судей, чиновников, вошли в Ветхий завет – 210
Амусин Иосиф Давидович, советский востоковед-семитолог – 15
Анан (Анания) (I в.), иудейский первосвященник – 36
Анания, в Деяниях апостолов (Новый завет) член раннехристианской общины – 311, 321
Ангиной (ум. 130), греческий юноша, любимец римского императора Адриана, после смерти был обожествлен – 130
Антиох IV Епифан (букв, «явленный»), царь государства Селевкидов (Ближний и Средний Восток) (175 – 165/164 до н. э.), пытался осуществить насильственную эллинизацию Иудеи, что вызвало восстание под руководством Маккавеев – 41, 263
Антоний Марк (ок. 83 – 30 до н. э.), римский полководец, с 42 до н. э. под его управлением находились восточные области римской державы – 78, 116, 128
Антоний Великий (ок. 250 – 356/357), христианский отшельник, церковь считает его основателем монашества – 418
Антонин Пий Тит Аврелий Фульвий (86 – 161), римский император (с 138) из династии Антонинов – 151
Антония Младшая (ок. 36 до н. э. – 37/38 н. э.), дочь Марка Антония, мать римского императора Клавдия – 236
Анубис, в древнеегипетской мифологии бог – покровитель мертвых – 134, 135
Анхра-Майнью (Ариман), в иранской мифологии злое божество, олицетворение темных сил человеческой души – 194
Апион Александрийский (I в.), греческий грамматик, автор недошедшего до нас сочинения по истории Египта, вызвавшего возражения Иосифа Флавия – 142, 253 – 254, 261, 270
Аполлон, в греческой мифологии бог – целитель и прорицатель, покровитель искусств – 129, 134, 337
Аполлоний Тианский (ум. 97), античный философ-мистик, <