Прочие служебные и распорядительные лица по обителям

40. Для послушания по столовой и кухне отряжался осо­бый дом, в котором смотрителем, вероятно, был эко­ном, а помощником его расходчик. Для хождения за боль­ными тоже был особый дом, которого смотрителем был больничник. Для привратников и гостинников тоже наз­начался особый дом, смотрителем которого был гостинник.

41. Братия для сих домов избирались наилучшие и испытаннейшие и несли послушания по череде; но в помощь им отряжались недельные и из других домов, которые вели свою череду. Относительно послушания в пекарне, это прямо определено уставом (п. 116.117). Но поэтому можно заключить и о прочем. Назначался ли особый дом для са­да и огорода, не видно; но видно, что в каждом из них был особый блюститель, без воли которого никто там ни­чего не мог делать (п. 73. 77). Между тем собирают плоды недельные (п. 78).

42. Недельничание отправлялось целым домом, под надзором смотрителя, который распределял братий по разным послушаниям. Когда недоставало братий, смотритель брал их из другого дома, только всегда той же трибы или поколения (п. 15).

43. Смотритель дома, отправившего неделю, сдавал все смотрителю дома, вступающего в отправление ее, в иных случаях в присутствии Аввы монастыря (п. 27). К это­му времени все вещи, разошедшиеся в продолжение недели по рукам, опять были сдаваемы в свои места, не исклю­чая и книг (п. 66. 25), чтоб видеть, все ли цело.

44. Устав не определяет, в какой день происходила смена. Св. Кассиан говорит, что неделя начиналась с по­недельника. Некоторые намеки на это можно видеть и в уставе (п. 25).

45. Кроме больших недельных, несших послушание по всему монастырю, были недельные меньшие, для разных потреб по дому (п. 14).

46. Все эти недельные исправляли послушайте не в монастыре только, но и за монастырем. Когда братия отправ­лялись куда целым домом или целым монастырем, с ними был недельный больничный. недельный столовый, недельный привратник, из которых каждый исправлял свое послушание, как бы они были внутри обители (п. 64. 59. 129).

Таков весь строй лиц, действовавших по обителям, следовавшим уставу пр. Пахомия. Войдем теперь в самую жизнь монастырскую, начиная с поступления в обитель.

Прием в обитель

47. Хотя монастыри пр. Пахомия были многолюдны, прием, однако же, в них был не так скор и неразборчив. Ког­да кто, приступив к вратам монастыря, изъявлял жела­ние отрешись от мира и вступить в братство обители, то его не тотчас вводили внутрь, но дав знать о нем Авве и получив от него наставления относительно его, оставляли его на несколько дней вне, без всякого призора и внимания (п. 49). Св. Кассиан замечает, что не только без внима­ния оставляли его, но относились к нему с презорством, укоряли его на словах и отталкивали, чтобы испытать, что намерение его—не какое либо мимолетное, но твердое, и что он готов на все искушения (кн. 4, п. 3).

48. После этого первого испытания, принимали его в гостинницу, и им должен был заняться или сам гостинник, или кто либо из состоящих под ним братий. Его заставляли изучить молитву Господню, если он не знал ее, и несколько псалмов. Чрез это обнаруживалось, на сколь­ко он имеет усердия к занятию Божественными вещами. Между тем осведомлялись, кто он и чего ради оставляет мир; не сделал ли чего худого и, страхом гонимый, убежал из своего места, чтоб на время укрыться в обители; или не состоит ли он в чьей власти (не раб ли чей); также готов ли он отрешиться от всяких родственных чувств, и от всякого пристрастия к имуществу, и ко все­му, что оставляет в мире, чтобы по вступлении в обитель, душа его не была отвлекаема помыслами за ограду ее (п. 49).

49. Удостоверясь таким образом, что и намерение его решительно, и отрешение от всего полно, и любовь в Бо­жественному сильна, и что препятствий никаких нет,— что следовательно, можно принять его в обитель, рассказывали ему затем о всех порядках монастырских, как держать себя в доме, в церкви, в трапезе, и какие несут, послушания, чтоб наперед знал, что встретит внутри. При этом, вероятно, осведомлялись и о том, знает ли он какое мастерство из уместных в обители, и если не знает, к какому более способен и склонен (п. 49).

50. После сего снимали с него мирские одежды и обле­кали в иноческие и поручали вратарю ввести его в собраните братий во время молитвы (п. 49). Введши в собрание, вратарь поставлял его на определенном месте, откуда брал его смотритель дома, в котором ему назначено жить и ставил на место, которое он всегда уже должен был зани­мать среди братий того дома (п. 1). Блаж. Иероним в предисловии замечает, что кто первым поступил в дом, тот уже всегда и был первым, и дома, и в церкви, и в тра­пезе, и в пути; след., кто поступал последним тот и стоял всегда последним. В этом отношении не брались во внимание ни лета, ни звание (мирское). Св. Кассиан говорит (кн. 4, и. 5), что облачение в иноческие одежды совершалось в церк­ви среди братий Аввою монастыря. Может быть, так, было в других монастырях, или ко времени св. Кассиана и в Тавеннисиотских так стали делать.

51. Мирские одежды отдаваемы были эконому, который вносил их в рухлядную. С ними потом поступали, как угодно было Авве монастыря (н: 49). Св. Кассиан дополняет, что одежды сии берегли, пока принятый окончательно уста­новится в иноческой жизни; после чего отдавали их бедным; если же он оказывался негожим почему либо, то одевали его опять в мирские одежды и изгоняли его вон (кн. 4, п. 6).

52. Св. Кассиан говорит также, что новопоступивший не мог удержать при себе ничего из прежнего имения сво­его, даже ни на одну полушку. И в монастырь ничего от него не брали, чтоб не гордился пред другими, ничего не внесшими, и чтоб, когда придется выгнать его вон, не стал он судом требовать внесенного назад: что не могло обойтись без неприятностей, когда внесенное уже затрачено на нужды монастыря (кн. 4, п. 3. 4).

53. Из жизни пр. Пахомия видно, что Псенебий, отец Петрония, сделал большое пожертвование, и деньгами, и ве­щами, и землями. Но это был особый случай. Псенебий по­ступил в обитель всем домом с детьми и рабами (а жена и дочери поступили в женский монастырь). На его землях и на его имущество построен особый монастырь.

54. Новопоступившего прежде всего научали, как он должен был вести себя в церкви в трапезе и дома. Преж­де только рассказано было это ему; а теперь предлежало ему приобресть во всем этом надлежащий навык. В 31-м пункте говорится, что смотритель учит братий, как держать се­бя в трапезе. Всего приложимее это к новичкам. Но если он научал надлежащему поведению в трапезе, то нет сомнения, что на нем же лежало обучать его и тому, как держать себя в церкви, дома и на работах.

55. После того, как навыкал он всем порядкам,— что не требовало, как надо полагать долгого времени,—его заставляли заучить на память еще несколько псалмов, до 20, два послания, или другую какую часть Писания. Если он не знал грамоты, то (не дожидаясь, пока выучится) назна­чали ему учителя и он выучивал все это со слов: для чего подходил к определенному учителю в первый, третий и шестой час, и стоя пред ним, прилежно заучивал на­значенное, со всякою благодарностью (п. 139).

56. Незнающим грамоты однакоже не оставляли новичка; но по окончании первоначального заучивания, заставляли его выучиться читать, хотя бы он и не хотел того. Для сего начертывали ему буквы, слоги, слова и растолковывали весь механизм чтения. Вообще, в монастыре никого не должно было быть, кто не умел бы читать, и не знал на память чего либо из Писания—по наименьшей мере,—Псалтири и Нового Завета (п. 140).

57. Но более обращалось внимания на образование в новичке нравственного прочного характера. В этом отношении ни о чем столько не было прилагаемо заботы, как о том, чтобы приучить его отречению от своей воли и сво­его мудрования, и утвердить в совершенном повиновении. Им внушалось принимать даемые им приказания с таким благоговением, и исполнять их с такою готовностью, как бы они исходили непосредственно от Самого Бога. Рассуждать о повеленном не позволялось, и вообще заповедовалось ни в чем не верить своему уму и рассуждению. Чтоб скорее и надежнее утвердить их в последнем, часто даваемы были им приказания, исполнение которых казалось ни с чем несообразным. Так делалось в той мысли, что кто в этих случаях исполнителен без рассуждения, конечно, будет таков и во всех других (пр. Касс. кн. 4, п. 8. 9).

58. Чтоб не прокралось в голову и не засело в сердце что либо суетное и грешное, им заповедовалось (как и всем) открывать свои помыслы старцам, ничего не утаивая, чтобы враг не успел внушить чего пагубного. Тут они и сами себя познавали и давали себя познать набольшим, а наипаче удостоверялись опытно в том, что то и худо, что открывать не желается (пр. Касс. там же).

59. В данном от Ангела правиле (п. 15) говорится: „к высшим подвигам, прежде трех лет испытания не допускай новичка; только после трех лет, когда навыкнет он всем работным послушаниям, пусть вступит на это поприще." Первый жар ревности меры не знает; не будучи направляем, как должно, он силы истощит, а пользы не доставит. Посему в воспитании новичков соблюдалась постепенность. Всему свое время.

60. По сохраненному бл. Иеронимом уставу, все запо­веданное относительно новичка исполнял смотритель дома, в который он помещался. По словам же пр. Кассиана порядок воспитания новичка такой: „по облачении в иноческое одеяние, год проходит он послушание в странноприимнице; потом вверяется старцу, — десятнику, — внутри обители" (кн 4, п. 7). Может быть, так и было в каких либо монастырях общежительных; но у пр. Пахомия о десятниках нет помина, не видно также, чтоб был отряжен особый дом для новоначальных. Всякий новичок поступал в дом, в среду неновых братий, и обучение его все ле­жало на смотрителе. При этом, пример других учил более слова. К тому же и вся жизнь у них была очень проста, и не требовала, по внешней форме, долгого обучения. Внутреннему же преспеянию конца не было: здесь всякий считал себя новичком.

Иноческое одеяние

61. Блаж. Иероним в предисловии к уставу и 81-м пункте устава называет следующие одежды, употреблявшиеся Тавеннисиотами: левитон, пояс, нарамник, кукуллий, милоть, мантийца, сандалии; в дорогу брали посох. О некоторых из сих одежд поминается и в правиле, данном от Ангела.

62. Левитон. Исподнего платья не было, следовал прямо левитон, который заменял собою и рубашку и наш подрясник. Устроился он на подобие мешка, с прорезами вверху для продевания рук, для которых, впрочем, при­делывались и рукава в какую нибудь четверть длины, так что они доходили только до локтей. В длину левитон простирался до колен.

63. Пояс. Не из кожи; бл. Иероним прямо называет его холщёвым. Им опоясывали чресла и, когда была нужда (напр. при мытье платья) (п. 69) на него поддергивали ле­витон.

64. Нарамник, длинный плат или широковатая лента из холстины, которая, обходя шею, сходила на грудь и, здесь сделав крест, проходила под плечи, и затем окру­жала все тело на высоте груди. Это наш параман.

65. Кукуллий, или наглавник, похожий на детскую шапочку, к верху заостренный, к низу сходивший лишь до конца шеи и до плеч. На нем нашивался знак, показы­вавший монастырь и дом монастыря, к которому принадлежал носивший его брат (п. 99). Палладий (гл. 34) говорит, что на нем нашивалось также изображение пурпурного креста. Это наша камилавка с клобиком пли наметкою.

66. Милоть, козья кожа (у Палладия, белая), прикрепляв­шаяся как то к шее (п. 98), и спускавшаяся с плеч по спине до уровня с левитоном. У нас ей соответствуете ряса.

67. Мантийца, из холстины, застегивавшаяся на шее и покрывавшая плечи. Пр. Кассиан называет ее нешироким плащом, и противополагает развевающимся плащам светского тщеславия. У нас соответствует ей длинная мантия; но в иных обителях и у нас употребляется эта именно мантийца, только в келиях впрочем.

68. Даваемы были инокам также сандалии и посох, которые, однакоже, не всегда употребляемы были. Сандалии— это не коты или башмаки, а одни подошвы, привязывавшиеся вервями или ремнями к ноге и защищавшие лишь подошву.

69. Созомен говорит, что Тавеннисиоты отличались от других иноков не образом только монастырских порядков, но и одеждами, кои значением своим „располагали их к добродетели и побуждали душу презирать земное и взирать горе, дабы она удобнее могла перейти в селение небесное, когда отрешится от тела" (кн. 3, гл. 14). Пр. Кассиан тоже замечает, что одежды сих иноков не столько соответство­вали потребностям тела, сколько указывали инокам на обя­зательные для них нравственные черты (кн 1. п. 4).

70. Левитон, у пр. Кассиана, коловий, которого рукава едва доходили до локтей, оставляя прочую часть рук голою, показывал, что у них отсечены все дела и обычаи мирские, а по Созомену, это означало, что их руки не должны быть готовы на обиду. Тоже, что он был полотняный, внушало, что они должны быть мертвы для всего земного (Еас. кн. 1, п. 5).

71. Поясом опоясывали они чресла свои (Лук. 12, 35), в подражание полагавшим начатки чина иноческого, в Ветхом Завете, Илие и Елиссею, а в Новом, св. Иоанну Предтече и в означение всегдашней готовности на брань мыслен­ную, при трезвении и внимании себе (пр. Касс. кн. 1, п. 2).

72. Нарамником, по пр. Кассиану, аналавом, около шеи и груди стягивали ширящуюся одежду, для приспособления себя к неленостному совершению всякого дела и всякой ра­боты, и к поднятию всякого труда (Касс. кн. 1, п. 6), и в означение, что им всегда надлежит быть готовыми на служение Богу (Созомен). Этим внушалось также теснее огра­ничивать себя в своих пожеланиях, чтоб тем беспрепятственнее и охотнее работать Господу.

73. Кукуллий напоминал, что они должны жить чисто и непорочно, подобно питающимся млеком детям (Созом.), и обязывал ко всегдашнему хранению детской невинности и простоты, чтобы возвратясь к детству о Христе, каждый из них мог нелицемерно петь: Господи, не вознесеся сердце мое, ниже вознесостеся очи мои, ниже ходих в великих, ниже дивных паче мене (Пс. 130, 1) (Касс. кн. 1, н. 4).

74. Милоть носили они в подражание пророку Илие и всем тем, о которых пишет Апостол: проидоша в милотех, в козиих кожах (Евр. И, 37); и в означение, что они, умертвив в себе всякое стремление плотских страстей, должны твердо стоять в добродетелях и не допускать, чтобы в теле их -оставалось что либо от жара юности и влечений прежней жизни (там же п. 8),— чтобы при взгляде на эту кожу, всегда иметь в памяти добродетели пророка Илии, мужественно противиться нечистым пожеланиям, и как чрез подражайте ему, так и в надежде, подобных же воздаяний ревностнее сохранять целомудрие (Созомен).

75. Мантийца изображала их смирение, бегание простора и пышности и всякой тщеславной показности (пр. Касс. кн. - 1, п. 7).

76. Сандалии давали разуметь, что если, живя в мире, не можем мы совершенно отрешиться от всякого попечения о своей плоти, то, по крайней мере, удовлетворяли бы потребностям телесным попечением легким, не допуская убийственным заботам века сего опутывать ног своих, чтоб таким образом свободнее было им тещи в след вони мира Христова (пр. Касс. кн. 1, п. 10).

77. Посох внушал инокам, что они никогда не долж­ны ходить без оружия среди стольких псов страстей, лающих вокруг, и среди стольких невидимых зверей, — духов нечистых,—но всегда вооружаться знамением креста на отражение их, воодушевляясь к борьбе воспоминанием о страстях Господних и ревностью подражать им чрез самоумерщвление (пр. Касс. кн. 1, п. 9).

78. Не все всегда употреблялись одеяния. Во втором пункте устава говорится, что поступивший в обитель должен держать себя прилично и скромно, всегда имея милоть на плечах и левитон, аккуратно опрятанный. В 91-м пункте предписывается, чтобы никто не смел без кукуллия и милоти ходить в монастыре, ни входить в собрание церковное или трапезу. Пункт 101-й запрещает являться в собрание церковное или трапезу в сандалиях и ходить в мантийце в монастыре или на поле. Относительно мантийцы, 61-й пункт говорит, что никто не может брать ее на работу в поле, или ходить в пей по монастырю, после церковного собрания.—Из всех этих указаний выходит, что постоян­ными нескидными одеяниями были кукуллий, левитон, ми­лоть, пояс и, вероятно, нарамник. И Ангел заповедал: „на ночь, они должны оставаться в льняных левитонах и препоясанные; без милоти не должны они ни есть, ни спать; наглавник же, по его повелению, не должны они были сни­мать и когда приступали к Божественным Тайнам."

79. Мантийца употреблялась только в собрании Церковном и, может быть, в трапезе. Сандалии выдавались толь­ко, когда надлежало идти в поде на работу. Это видно из того что но возвращении с работы, братия отдавали вторствующему по смотрителе, вместе с орудиями и сандалии, и тот слагал их в свое место. Вероятно также, что их употребляли, и когда отправлялись куда в путь. В это же время, конечно, и посох брался в руки; почему блаж. Иероним и назвал его товарищем в пути.

80. Все одежды были полотняные, и лето, и зиму. В 81-м пункте прямо запрещается иметь что либо шерстяное, или милоть из овечьей кожи с шерстью более мягкою. — Климат это позволял, дешевизна располагала, а возмож­ность держать всегда одежду в чистоте, чрез частое ее вымывание, в напоминание о внутренней чистоте,—заставляла такую, а не другую избрать материю для одежды.

81. Раздаваемы были одежды, с ведома Аввы смотрите­лями (п. 81); и когда настояла необходимость в перемене какой одежды, смотритель дома получал ее в своем месте, тоже с ведома Аввы и вручал, кто нуждался (п. 111).

82. Полученные одеяния оставались на руках брата, и он не мог меняться ими с кем либо (п. 97); когда пере­водили его в другой дом, он брал их с собою,—и только их (п. 83).

83. Всякому брату вменялось в обязанность беречь данные ему вещи; и если кто оказывал в этом отношении небреж­ность, или по оплошности терял что, то нес за это положенную епитимию (п. 102. 131, 147. 148).

84. Мыли одежды свои братия сами, всякий свои. Дли этого выходили на реку все по знаку, вслед за смотрителем; и мыли, молча и чинно (п. 68). Дома мыть одежды никому не позволялось (п. 134). И если кто был в отлучке, когда про­изводилось мытье вообще всеми, того смотритель тоже посылал с другим братом на реку дли мытья платья своего (п. 69).

85. Возвратясь домой, сушили вымытое; если не успевало оно высохнуть в тот же день, вечером собирали и отдавали вторствующему, и тот слагал все в общую камеру. Досушивалось вымытое платье на другой день (п. 70).

86. Высушенное собирали, переминали (по нашему—ка­тали), и опять отдавали вторствующему на руки до субботы, в которую, надо полагать, происходила смена одежд (п. 72).

87. В одном пункте (—67), замечено, что никто не мог мыть платья в Воскресение. Можно сделать наведение, что все одежды переменяемы были в субботу, мыты после Воскресения, может быть в понедельник, и отдаваемы в особую камеру на руки вторствующему по смотрителе до субботы. Видно, что не все одежды всегда на руках были у брата, которому принадлежат.

88. Количество одежд каждому назначалось небольшое: два левитона и третий потертый, как замечает блаж. Иероним, для спанья и работ, вероятно, в поле,—и два кукуллия; прочего же всего по одной вещи. Кроме же этого, никто ничего иметь не мог; и если каким либо образом оказывалось у кого что лишнее против этого, тот должен был без замедления и поперечения сдать то в общую рух­лядную (п. 81, 192).

Молитвословие

89. Ангел заповедал днем совершать 12 молитв, и столько же вечером и ночью, да 3 молитвы в 9-м часу. Это молитвословия, на которые, собирались все вместе в Церковь. Дневное было совершаемо в полдень (п. 24); ве­чернее—пред заходом солнца; ночное—в полночь; девятичасовное—в 9-м часу, по нашему в 3 пополудни.

90. Но сверх того, в уставе не раз поминается о 6-ти вечерних молитвах (п. 24. 121. 126), и в 155-м пункте прямо говорится, что эти молитвы совершаемы быть должны в каждом доме, по чину большого собрания т. е. таким же порядком, как совершают молитвословия в Церкви. Что эти молитвы совершаемы были по примеру большого собрания, об этом повторяется и в 186 пункте. —По домам совершаемо было еще и другое молитвословие утром, в час рассвета, как дает разуметь 20-й пункт, который повеле­вает: утром, по совершении в каждом доме молитв, братия не тотчас расходятся но своим келиям.— Эти две домашние молитвы, вероятно, присоединены к назначенным от Ангела, после великими Аввами. После вечерней от­ходили ко сну, а после утренней садились за работу.

91. Как для собрания на Церковное молитвословие, так и для совершения молитв по домам, был даваем знак в било. Ночью, может быть, кроме того, иначе как будили братий на молитву, как намекает пр. Кассиан кн. 2, п. 17. Для этого назначались особые недельные, которые для подавания знака принимали благословение у Аввы (п. 24). На них лежало и то, чтобы в Церкви все было в порядке. Ни одного шага не должны были они позволить кому либо сделать в противность требованиям благочиния (п. 143).

92. Как только услышан знак в било, всякий должен был тотчас выходить из келии и направляться к храму, читая что либо напамять из Писания с размышлением, пока дойдет до него (п. 3). Как прежде сего зова никто не должен был выходить из келии, так после него оста­ваться в ней, отговариваясь от бытия в Церкви на псалмопении и молитве, под каким либо предлогом (п. 141). Вошедши в Церковь, должно было двигаться к своему месту чинно, чтоб не подать кому соблазна (п. 4).

93. Судя по тому, что братий дома всегда сопровождал смотритель, надо полагать, что он с ними шел и в Церковь; — он впереди, как обычно, а за ним по своему порядку и братия. Вероятно также, что и в Церкви для братий всякого дома было свое место, и они становились по своему порядку, как и везде. Устав не поминает об этом; но это само собою наводится из того, как идут на работы, и как слушают поучения Аввы монастыря, как увидим.

94. Опаздывание в Церковь считалось нарушением законов иноческого жития; и опаздывавший подвергался епитимии. Опаздывавший днем подвергался ей, если опаздывал на одну молитву, а опаздывавший ночью, подвергался ей, если опаздывал, на три молитвы (п. 9. 10). На домашних же молитвах, всегда на одну молитву опаздывавший нес епитимию (п. 121).

95. Состав молитвословий был очень прост. Петы были псалмы, и между ними вставляемы неустные молитвы, кото­рый умно всякой совершал сам в себе, по тем мыслям и чувствам, к каким располагал пропетый псалом. Пел псалом недельный брат посреди Церкви. Во время пения псалма все сидели (пр. Касс. кн. 2, п. 1); по окончании псалма вставали и умно молились, стоя; потом преклоняли колена и падали ниц на короткое время; вставши, опять молились, стоя. Так повторялось 12 раз; и это—12 молитв, заповеданных Ангелом. Пение последнего 12-го псалма отличалось тем, что после каждого стиха прилагалось: аллилуйя, как по свидетельству пр. Кассиана, показал Ангел (там же—п. 6). Для этих аллилуиарных псалмов те толь­ко и брались псалмы, которые имели такую надпись (там же—п. 11).

96. Конец псалма показывал время вставания на мо­литву; преклонять колена и падать ниц, следовало вслед за братом, стоящим посреди и поющим. И вставать сле­довало вслед за тем, но как это не для всех видно, то для вставания давал знаке ударом руки о что нибудь Авва монастыря, после которого (удара) все должны были вставать разом (— п. 6 устава). Пр. Кассиан говорит, что колен во время молитвословия не преклоняли с вечера субботы до вечера воскресения, и во все дни Пятидесятницы, а моли­лись между псалмами лишь стоя, с воздеянием рук (кн. 2, п. 12).

97. Пр. Кассиан замечает еще, что там не спешили петь, но и не растягивали,—равно разумную меру соблюдали и в умной молитве; чтоб растягиванием пения не навесть скуки, а протяжением молитвы не охладить молитвенного жара. Вся забота у них была о том, чтоб и пение было разумно, и молитва сердечна. Молитве умной, впрочем, да­валось более внимания и времени (кн. 2, п. 7. 11).

98. Он же говорит, что не все 12-т псалмов припевал один брат, но была череда в пении: поющие пере­менялись, однакоже, нечасто, не более четырех раз. Какое множество братий ни собиралось бы в Церковь, более четы­рех братий никогда не назначалось для пения псалмов в собрании. Каждый пропевал по три псалма (кн. 2, п. 11).

99. Пение совершалось среди Церкви и всегда напамять. Так пел Ангел, по преподобному Кассиану, своим явлением и делом решивший недоумения относительно меры молитвословий (кн. 2, п. 6). Это было не трудно: ибо Псалтырь обя­зательно знали все напамять.

100. Для пения псалмов в общих собраниях назна­чаемы были недельные, а для домашних молитвословий не были назначаемы. Здесь пели псалмы братия по порядку в каком стояли, и каждый пропевал только по одному псалму и больше того петь не смел, без особого повеления смотри­теля. Если случалось что кто либо при этом, по забывчи­вости, или рассеянию внимания, спутывался, то нес епитимию (п. 13. 14. 17. 127).

101. Пр. Кассиан замечает, что к псалмопению, в общих собраниях, было прилагаемо два чтения из Писания, в простые дни, одно из Ветхого, а другое из Нового За­вета; а в субботу и воскресение — оба чтения из Нового Завета,—одно из Апостола, а другое из Евангелия. Это же, говорит, делалось и во все дни Пятидесятницы (кн. 2, п. 6). И в уставе поминается про чтение на молитвословиях общих, без определения, что читалось (п. 13). Когда в уставе го­ворится, что недельные церковные, вступая в недельничание свое, требовали, если была нужда, книг, и им доставляли их,—эти книги, верно, были Евангелие, Апостол и Ветхо­заветные Писания. Ибо никаких богослужебных книг не имелось.

102. Во время молитвословия соблюдалась глубокая тишина. Не только смеяться, но и говорить, и не только говорить, но и шептать, кашлять, зевать и под. запрещалось. Нарушители сего благочиния подвергались епитимии, как в церковных, так и в домовых молитвах (п. 7. 121). Пр. Кассиан говорит, что не смотря на то, что собирались на молитву сотни и тысячи, в Церкви так было тихо, что будто, кро­ме того, кто поет псалом, никого в ней нет (кн. 2, п. 10).

103. Всем заповедовалось держать себя в Церкви бла­гочинно, внимая лишь себе и пению, и не позволялось взглянуть на других, чтоб подсмотреть, как кто молится (п. 7).

104. Если крайность какая заставляла иного выйти из Церкви, он не мог этого сделать, не испросив наперед позволения у смотрителя и Аввы (п. 11).

105. По окончании церковного молитвословия, все чинно выходили из Церкви, и направлялись в домы свои, или в трапезу, повторяя напамять что либо из Писания с размышлением. Останавливаться и заводить с кем либо беседу запрещалось (п. 28; пр. Касс. кн. 2, п. 15).

106. Порядок молитвословий в продолжение дня шел у них такой: в полночь, собравшись в Церковь, пели 12 псалмов и возвращались в свои келии далеко до рассвета; но спать не ложились, а продолжали бдеть в молитв и богомыслии, принося чрез то Богу свою частную жертву. Чтоб не одолевал сон, они брали в руки работу, напр., пле­тение или витие вервей из пальмовых ветвей, которое можно исполнять и в темноте. Так шло до рассвета. Утром, со­бирались на домашнюю молитву, после которой смотритель дома иногда (три раза в неделю) говорил им поучение. После этого, пересмотревши и вместе обсудивши, что гово­рил смотритель, если было поучение, братия расходились по келиям (п. 20), и садились за работу урочную, которую и совершали молча, богомысленно читая напамять псалмы или что либо из Писания, и не выходя никуда без крайней нужды и не заводя ни с кем бесед (Касс. кн. 2, п. 15). В полдень собирались на общую молитву и пели 12 дневных псалмов; после чего, в непостные дни следовала трапеза и по трапезе опять работа. В 9 часов,—наших 3,—соби­рались еще на общую молитву и совершали три молитвы; после чего, в постные дни следовала трапеза. Идя в тра­пезу, и возвращаясь и во время ее, богомысленного размышления по руководству Писания не прекращали. После стола сего до вечерни опять шла работа с тем же богомысленным занятием. Пред заходом солнца собирались и еще на общую молитву и пели 12 вечерних псалмов, после чего Авва обители, когда хотел или находил нужным, говорил по­учение. Затем расходились по домам и, совершив 6 домашних молитв по образцу церковных, шли в келии спать,—и выходить уже без крайней нужды никто не мог (п. 126).—Таким образом, с минуты пробуждения у Тавеннисиотов, во весь день молитва сменялась работою и работа молитвою. Богомыслие же не пресекалось, что бы они ни делали. Это и есть то тайное в сердце поучение, о коем часто поминается в отеческих Писаниях. Пр. Кассиан свидетельствует, что иноки Египта и Фиваиды не ограничивались одним уставным молитвословием, но напрягались все время дня пребывать в умной молитве и Богомыслии (кн. 3, п. 1. 2).

107. В 142-м пункте устава говорится: будет ли брат плыть по реке в лодке, или будет в дороге и в поле, или на каком либо ином послушании вне обители, часов псалмопенгя и молитвы не должен пропускать. В житии пр. Феодора поминается, что когда приходилось ему выходить из монастыря с братьями, на несколько дней для собирания дров, или нарезывания ветвей, то у него там и псалмопение с молитвами шло, как обычно, и поучения к бра­тиям не прекращались. Так, конечно, поступали и все другие всегда, как случалось быть вне обители одному или многим, или всем (п. 189).