О вавилонском рассеянии христиан и будущем сборе урожая

Что праздновали евреи в день их Пятидесятницы во времена Ветхого Завета? Как было сказано Израилю в Законе Моисеевом, «наблюдай праздник опресноков» (это были пасхальные дни); «наблюдай и праздник жатвы первых плодов труда твоего, которые ты сеял на поле» (это была Пятидесятница, 7 неделями или 50 днями позднее Пасхи) и, наконец, «праздник собирания плодов в конце года, когда уберешь с поля работу твою» (праздник Кущей, Исх. 23:14-16).

Мысли на день Пятидесятницы: о вавилонском рассеянии христиан и будущем сборе урожая

Это может нам напомнить всю нашу жизнь христианскую. Сперва я был крещен, и крещение явилось моим личным исходом, моим новым рождением, рождением свыше; затем я получил печать дара Духа Святого, подобно тому, как апостолы Христовы принесли в день Пятидесятницы после чудесного схождения на них огненных языков первые плоды того, что Христос посеял в полях их душ и сердец; и при нашем исходе из этой жизни Сам Христос испытает конечные плоды нашего духовного труда.

Но Пятидесятница в Ветхом Завете – это не только благодарение за первые начатки жатвы, это также дарование Закона. 50 дней спустя исхода евреев из Египта, то есть по прошествии 50 дней после их первой Пасхи Моисей получил скрижали Закона на горе Синай. Десять Божественных заповедей были начертаны на двух каменных табличках. Но сердца тех древних евреев были в точности такие же каменные, как те таблички, которые затем оказались разбиты.

Вот почему гораздо позже один из великих пророков, Иезекииль, провозгласит от имени Бога Израилева: «И возьму из плоти их сердце каменное, и дам им сердце плотяное, чтобы они ходили по заповедям Моим, и соблюдали уставы Мои, и выполняли их; и будут Моим народом, а Я буду их Богом» (Иез. 11:19-20). Итак, в Ветхом Завете Святой Дух, «глаголавший пророки», проявлялся через Закон и пророков. Отныне Новый Завет заключается между Богом и Его новым народом, новым Израилем.

И этот новый народ есть не что иное, как Вселенская Церковь, воспринимающая дар Святого Духа уже не посредством Закона, но напрямую и без посредников через схождение огня в Пятидесятницу. «Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лк. 12:49) – эти слова Иисуса в том числе и о данном событии.

И одновременно мы вспоминаем другое событие священной истории – построение Вавилонской башни. Все жители Земли, говорившие на одном и том же языке, захотели сделать себе имя и построить башню, достающую до небес. Но когда они начали ее строить, они перестали понимать друг друга. Таким образом возведение ее прервалось, и люди оказались рассеянными по всей Земле.

Можно сказать, что это случается всякий раз, когда люди объединяются не для того, чтобы творить дела Божьи, дела, значимые для вечности, но делать дела ради собственного имени, ради сотворения имени самим себе. Вот что говорится в одной из стихир Всенощного бдения праздника:

Некогда народы, спутанные ради дерзости строителей, теперь наполнены мудростью славного познания Бога; некогда Господь осудил за грехи нечестивых, ныне Христос просвещает рыбаков Духом; некогда в наказание было попущено разногласие; теперь между ними обновляется согласие для спасения душ наших.

(Стихира на стиховне, гл. 8, в субботу Пятидесятницы вечера)

Если люди объединяются во имя истинного Бога, Который есть источник мудрости и истины, они начинают понимать друг друга, даже говоря изначально на разных языках по форме, или без всяких слов, ибо по сути становятся объединены в общем для них языке Духа. Ибо нет никаких земных слов между тремя Лицами Святой Троицы! А есть только лишь совершенное и полное единство в любви – “да согласно славим Всесвятаго Духа”.

Когда же люди увлечены тем, чтобы “сделать себе имя” (Быт. 11:4), как те строители Вавилонского столпа, то даже говоря на одном языке по форме, они становятся далекими друг от друга и начинают говорить на разных языках по сути. И при этом совершенно не важно, какие цели они перед собой ставят – пусть даже это будет чистота веры, например. Видящие только свою правду и правоту и не желающие понять и прочувствовать правду и правоту другого обрекают друг друга на то самое разделение, о котором с грустью и горечью писал апостол Павел по поводу первой Коринфской общины:

“Я разумею то, что у вас говорят: “я Павлов”; “я Аполлосов”; “я Кифин”; “а я Христов”. Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? Или во имя Павла вы крестились?” (1 Кор. 1:12-13).

В последнее время приходит такая аналогия в связи с праздником Пятидесятницы, когда мы противопоставляем два вышеупомянутых библейских события. Земная Церковь, образовавшаяся таким чудесным образом в крещении «Духом Святым и огнем», впоследствии сама претерпела всё то же “вавилонское” рассеяние, когда люди, заговорившие на одном евангельском языке, с веками также перестали понимать друг друга, да и сердца многих опять окаменели. И всё по тому же промыслу Божьему было попущено их рассеяние и разделение на различные “конфессии”. Они, конечно, неравноценны в духовном плане.

Но всегда со стороны найдутся искренне верующие инославные, которые могут в чем-то подправить нас, православных, если у нас действительно есть желание видеть в самих себе прегрешения и ошибки, притом что сам православный мир уже давно не един, а разногласия по поводу понимания Предания и канонов у нас не меньшие, чем среди протестантов по поводу понимания Писания. Это ли не основа для истинного экуменизма, к которому нас призывают завещательные слова Христа из Его «первосвященнической» молитвы:

«Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они будут в Нас едино… И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ин. 17:21-23).

И в христианском мире давно уже есть тоска по такому единству – не единству снизу, сходному с тем, что испытывали строители башни в кратковременном порыве «все как один», а благодатному и соборному единству свыше в братской любви, где гармония целого не подавляет неповторимости частей, как в одном едином теле каждый член имеет специальное назначение (см. 1 Кор. 12).

В этом смысле истинная Церковь не дана нам в готовом виде, но выявляется в этом мире подобно Царству Божиему, которое одновременно и «внутри» или «посреди нас» (Лк. 17:21), и в то же время оно взыскуемо и ожидаемо: «Да приидет Царствие Твое». Как и Христос, Который с нами «во все дни до скончания века», но Которого мы еще ожидаем: «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22:20). Как и Дух Святой, пришествие Которого уже состоялось, но всё же мы просим: «Прииди и вселися в ны…», и пусть это будет завершением всей нашей жажды Бога и любви к Нему, дабы Сам Дух Святой пришел на помощь в нашей слабости и ходатайствовал за нас «воздыханиями неизреченными» (Рим. 8:26).

Тайна Церкви еще не раскрыта, поскольку сама она еще не раскрылась до «меры полного возраста Христова» (Еф. 4:13).

Лучшие христиане всех времен всегда чувствовали эту серьезную проблему раздробленности христиан, из-за которой дело Христа, порученное Церкви на этой земле, не осуществляется так, как многим хотелось бы. Так, например, как это было в первый век христианской истории, без всяких СМИ и тем более интернета! Тогда проповедь апостолов и их последующих учеников шла благодаря их трудам, а наша сегодняшняя идет часто… вопреки им.

Но ведь это же повод для непрестанного внутреннего покаяния! И, думается, совершенно не случайно именно с Пятидесятницы в церковном году открывается более покаянный его период по сравнению с предыдущим, послепасхальным, когда вскоре после праздника наступает пост. И именно в день Пятидесятницы в первый раз читаются покаянные молитвы с преклонением колен.

«Ибо вот, я со страхом стою пред Тобою, повергнув в пучину милости Твоей отчаяние души моей: направь, как кормчий, жизнь мою, одним словом всё творение неизреченною силою мудрости Твоей направляющий, тихая пристань носимых бурей, и укажи мне путь, по которому мне идти. Дух мудрости Твоей сообщи моим помышлениям, Дух разума безрассудству моему даруя; Духом страха пред Тобою дела мои осени, Дух правый обнови во внутренности моей и Духом владычественным укрепи шаткость моего образа мыслей, чтобы, Духом Твоим благим к полезному направляемый, я удостоился каждый день исполнять заповеди Твои и всегда помнить Твое славное и обличительное для сделанного нами пришествие»

– эти слова слышим мы как раз после литургии на Вечерне коленопреклонения.

«Ты – сострадательный, милостивый, ставший причастным безгрешно плоти нашей, и к преклоняющим пред Тобою колена склоняющийся любвеобильно, и сделавшийся умилостивлением за грехи наши! Прояви же, Господи, милосердие Свое к народу Твоему, услышь нас с неба святого Своего, освяти нас силою спасительной десницы Своей, покрой нас под кровом крыл Своих: да не презришь дел рук Своих. Пред Тобою одним мы согрешаем, но и Тебе одному служим».

Праздничный период года кончился, настали будни повседневного труда. Дай Бог каждому что-то принести ко времени сбора урожая плодов в конце года!..

Часть 2

Богословская публицистика

Охранительство и свобода

В последнее десятилетие минувшего века русскую Церковь захлестнула волна охранительного консерватизма в разных его проявлениях и выражениях. Попытаемся осмыслить это явление с точки зрения вечности и христианской свободы. Что в этом консерватизме ценного и вечного, а что наносного, нуждающегося в желательно быстром преодолении?

«Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5, 1). Вся двухтысячелетняя история Церкви на земле — это не только история святых ее, максимально возможно явивших миру образец стояния в Христовой свободе, но это и история непрестанных поисков этой свободы, как на индивидуальном уровне, так и на общественном, и, увы, история непрестанных ей измен. Ибо — «всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин. 8, 34). Поэтому чтобы идея охранительства в Церкви могла бы найти реальное воплощение и приносить плодотворные результаты, необходимо уяснить и уточнить, что нуждается в охранении и какими средствами охранять. Чисто человеческими усилиями это охранение заранее обречено на неудачу — оно всегда приносило только разделения, или же, в лучшем случае, вырождалось в музейный консерватизм и многовековое археологическое консервирование.

Можно напомнить, что Самого Христа уже пытались охранять при Его земной жизни: «Будь милостив к Себе, Господи! Да не будет этого с Тобою» (Мф. 16, 22) или «Господи! Не ударить ли нам мечом?» (Лк. 22, 49). Вольно или невольно то же самое искушение преследует христиан во все времена и, пожалуй, всех без исключения (неужто мы сильнее и опытнее первых апостолов?) — в отношении евангельской истины. В каком охранении нуждается она?

Лучшее охранение ее — это свидетельство о ней: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами… о Слове жизни, — ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам» (1 Ин. 1, 1−2). Свидетельство всей своей жизнью, ежедневно следуя стопам Христовым: «кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и ежедневно следуй за Мною» (так в ряде древних списков Евангелия — Мк. 8, 34). В эпохи гонений за веру самым верным свидетельством о Христе было мученичество — высший подвиг свободы во Христе и ради Христа. Каждый из мучеников-свидетелей мог бы повторить вслед за Ним Самим про свою же собственную жизнь: «Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня; но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин. 10, 17−18). И чем больше гнали христиан, тем ярче расцветала Церковь. Но такое свидетельство, вопреки всем немощам и страхам человеческим (все же оставили Христа все Его ученики перед Его крестными страданиями), стало возможно благодаря будущему исполнению Слова Божия: «Но вы примите силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете мне свидетелями… даже до края земли» (Деян. 1, 8). Дух Святой — вот первый и самый верный Свидетель о Христе, поруганном и прославленном, распятом и воскресшем, вот источник всякого достоверного свидетельства о Нем! «Когда же приидет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне. А также и вы будете свидетельствовать, потому что вы сначала со Мною» (Ин. 15, 26−27). Итак, сначала — Он Сам, Дух истины, наставляющий верного ученика Христова «на всякую истину», и только потом уже — ученик, наученный Духом.

Дух Святой — источник не только истины в Церкви, но и свободы. «Где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3, 17), и истина для христианина неотделима от свободы; свобода не может выражаться без стремления к истине и истина не может быть воспринята без свободы. Он же — и их хранитель. Если брать любую поместную церковь как организацию, как структуру в ее земном аспекте, то везде — грешники, «всяк человек ложь» (Пс. 115), и совокупность всех нас, грешников, от мирян до патриархов, не может дать иного качества, кроме как суммы всех грешников, вместе взятых. Хранитель же и охранитель истины в Церкви — не миряне или иерархия, взятые вместе или по отдельности, но тот же Дух Истины, «жизни Податель», Которому молятся православные большую часть года и Которым совершаются все церковные таинства. По грехам христиан в те или иные эпохи огромные массы верующих могут становиться менее восприимчивыми для действия Духа Святого, и это было не только на христианском Западе, но и на Востоке. Падение Константинополя в 1453 г., раскол внутри русской Церкви в середине XVII века, попрание святынь, «мерзость запустения» и еще серия расколов внутри нее же в ХХ-м… Господь часто говорит со всеми нами языком исторических обстоятельств, и как же трудно этот язык изучается нами и доходит до нас! С другой стороны, «Дух дышит, где хочет», и канонические границы той или другой церкви для Него явно не преграда. Грехи нас всех уравнивают, они воистину «экуменичны». Истинные добродетели — тоже. Если нам, православным, больше дано, чем другим, то с нас больше и спросится, по Евангелию. И уже спрашивается, и как давно! Но многие из нас все еще это понять, как следуют, не хотят, а только на врагов все спихивают, внутренних ли, внешних…

Нестроения и разделения внутри отдельной церкви, начиная с элементарной ее единицы, прихода, или же между разными церковными сообществами часто являются следствием утраты свободы в Духе, при сохраняющейся в то же самое время ревности к охранительству, которое часто понимается весьма и весьма по-разному. Молитва, пост, благочестивая жизнь — главные подспорья для индивидуального охранения. Но как заходит речь о расширении охранения от одной личности до целого общества, возникает ряд неустранимых проблем, поскольку нам не дано изначально воздействовать на волю, убеждения, пристрастия и вкусы окружающих нас людей без их внутреннего на то согласия. Мы если и можем что-то изменить, то начиная с себя, и то убеждаясь чаще в своем бессилии; соблазн «переделать» ближнего своего возникает чаще у того, кто не внимает самому себе. Здесь — тайна реальной неприкосновенности личности как образа и подобия Божия, даже если эта личность не хочет раскрывать свое богоподобие, но становится звероподобной. А с другой стороны, мы все друг на друга влияем, и всегда находятся люди, святые или порочные, которым более многих других дано или попущено Богом влиять на огромные массы людей и даже вершить их судьбы. Обладающий даром убеждения и власти может сломать человека, подчинить его себе, устрашить или же приласкать, приманить, притянуть к себе, играя на определенных человеческих слабостях. Таковой приходит «во имя свое» (Ин. 5, 43), и его чаще всего принимают. Оставим, однако, мир внешний — «время начаться суду с дома Божия» (1 Пет. 4, 17). Действующий по образу Пастыреначальника Христа занят отнюдь не только своим собственным охранительством, или, проще говоря, спасением, — он всю свою жизнь полагает ради спасения других. При этом он не просто охраняет богоподобие и свободу ближнего своего — он борется за них! Борется за раскрытие каждой личности со всеми ее оттенками и талантами, со всей ее душевностью и человечностью. Умалять божественный замысел о человеке, по замечанию схиархим. Софрония (Сахарова), один их великих грехов современности: «Из-за того, что люди не видят ни в себе самих, ни в брате своем подлинного и вечного достоинства, они так зверски злы в своих взаимоотношениях и и так легко друг друга убивают». Как будто сказано о нашей настоящей всероссийской смутности, затрагивающей, к сожалению, и церковный быт, и взаимоотношения между неумудренными пастырями и израненными овцами…

Часто многие новообращенные православные любят противопоставлять душевность и духовность. Но что есть духовность, никто, однако, не смог до конца определить… С уверенностью можно сказать только, что духовность ни в коем случае не отменяет человечность и душевность (не зря же Бог воплотился и стал человеком с собственной душой!), но она ее включает, охраняет, возвышает и преображает. У Христа духовность и человечность совершенно неотделимы, и Он-то и показывает нам, каким в идеале должен бы быть человек, созданный по образу и подобию Божию. К охранению призваны быть не только догматы веры, но и сам человек как живая икона Божия, пусть и запыленная, пусть и внешне ничем не примечательная или стершаяся, пусть это едва видимый образ, далекий от желаемого подобия.

Итак, предстоит еще долгая и нелегкая борьба за человеческое достоинство, за охранительство образа Божия в каждом человеке, за его богоподобную свободу, которая возможна лишь в Духе Святом. Но дары Духа различны, природные человеческие способности тоже, и потому неизбежны различия в духовном и житейском опыте, вследствие ограниченности каждого, и значит неизбежны разномыслия, дабы открылись искусные (1 Кор. 11, 19). По многим вопросам, не касающимся догматов, у святых отцов были совершенно различные высказывания, что многие служители и миряне в России принимают с трудом. Отсюда — подозрения и даже обвинения в ересях или устрашающем экуменизме и модернизме, когда цитируются святоотеческие тексты или даже стихи из Нового Завета, будто статьи и параграфы Уголовного Кодекса! Между тем, для каждого из нас, рано или поздно, должен настать этап в жизни, когда мы приобретаем живой личный опыт богообщения, живой опыт восприятия догматов веры, живой опыт общения с совершенно различными, непохожими друг на друга людьми, как в Церкви, так и вне ее. Без этого личного опыта будет только простое мертвое книжничество, начетничество, талмудизм и рационализм. Да, отработанными, привычными формулами и схемами жить по-своему легко, по-человечески это понятно, но вот Сам Христос пришел 2000 лет назад, и в одну из таких схем, иудейско-раввинистическую, не вписался. А у иудейских раввинов много чего хорошего и душеполезного можно было взять в ветхозаветную эпоху, как у св. отцов и старцев в новозаветную. Если мы будем жить только внешними авторитетами, ссылаясь на того-то отца, другого, традицию, каноны, постановления и прочее, мы никогда не сможем воспринять волю Божию о нас самих здесь и теперь, в каждой конкретной ситуации, которая может быть неповторима и уникальна, как неповторим и единствен каждый из нас! Вот почему Христос, наверно, и настаивает, чтобы мы были как дети пред Богом, а дети — таковы, какие они есть, и все очень разные, подчас капризные, надоедливые, но простые и открытые, легко прощающие обиды и не придающие значения многим условностям «grandes personnes», о странностях которых написано в известной сказке Сент-Экзюпери. Быть самим собой пред Богом и людьми еще надо учиться, отсекая все наносное, поверхностное, что не есть я сам, и это не просто нелегко, — это тот же крест, и иногда нужно быть готовым ко всему, включая полное непонимание, одиночество и изоляцию. Охранительство самого себя, нахождение пути к самому себе — начало всех начал. Или еще — «охранительство сердца», по выражению современного поэта, инока Всеволода (Филипьева).

«Дети! храните себя от идолов» — еще один важный момент в охранительстве (1 Ин. 5, 21). Самые разные идолы могут незаметно связывать нашу свободу во Христе и Святом Духе. Идолом могу стать я сам («самоистукан бых страстьми», как сказано в Великом каноне преп. Андрея Критского), идолом может стать некий земной авторитет, традиция, форма, сокровища земные, — все, что не имеет вечного и абсолютного значения. В церкви это могут быть или где-то уже стали… Типикон, гербаризированные святоотеческие тексты, законсервированные обряды, богослужебный язык, почитание отдельных святых. Не хватает многим современным верующим чувства иерархии ценностей, чувства места и времени «всякой вещи под небом» (Еккл. 3,1). Охраним же свободу нашу от всякого подобного порабощения!

И последнее замечание: «Не оскорбляйте Святаго Духа Божия, Которым вы запечатлены в день искупления. Всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас…» (Еф. 4, 30−31). Нет у христиан духа любви, дара самого главного, превосходящего все другие дары, — отнимаются или угасают постепенно и все другие, включая дар рассуждения. Прочувствуем же это и будем молиться не только во дни Пятидесятницы, но и на всякий день из глубины той трясины, в которую часто попадаем: «…Утешителю, Душе Истины… Прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны» и спаси, сохрани, охрани, Блаже, души наши, и наставь нас на землю праву, на пути правые!