О поклонении в духе и истине

«…Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Ин. 4, 24). Интересно сопоставить эти слова Христа, обращенные простой некнижной самарянке, со сказанным по другому поводу иудеям-книжникам — о воскресении мертвых. «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5, 25).

Телесное воскресение мертвых — еще вовсе не данность в опыте. Разве что можно сказать в прообразовательном смысле, что есть в нашей жизни мертвые, которые погребают своих мертвецов (Мф. 9, 22; Лк. 9, 60), как есть и те, кто, как блудный сын, «был мертв, и ожил, пропадал, и нашелся» (Лк. 15, 32). Точно так же поклонение Богу в духе и истине — не столько данность, сколько заданность для каждого христианина, цель и смысл его жизни.

Слова преп. Серафима о стяжании Духа Святого, Духа мирного в этом смысле указывают на необходимое условие такого поклонения. Царство Божие внутри нас есть, как некое скрытое сокровище, но мы всё же чаем его воцарения как внутри нас, так и посреди нас. Оно задано, заложено в нас, но оно же еще пока должно придти. И с момента наступающей Пятидесятницы мы с новой силой будем молиться: «Царю Небесный, Утешителю, Душе истины, прииди и вселися в ны…»

Но где же критерий истины, и есть ли он вообще, при столь разном понимании и восприятии среди множества самих христиан, православных в том числе, Писания и всего двухтысячелетнего церковного наследия? Очевидных, видимых и четких критериев нет, кроме тех, которые в Духе же и плодах духовных полагаются:

Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями. Если мы живем духом, то по духу и поступать должны. Не будем тщеславиться, друг друга раздражать, друг другу завидовать. Братия! если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собою, чтобы не быть искушенным. Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов. (Гал. 5,22 — 6,2).

Можно ощущать себя непоколебимо стоящим в истине, но вовсе не быть в истинном духе Христовом, что есть часто сектантство, зилотство в православии. Правильные слова и формулировки догматов с канонами без духа сродни празднословию и мертвой букве, которая без животворящего духа убивает (1 Кор. 3, 6). Точно так же, как можно думать, что ты «в духе», пребывая, однако, в глубоком самообольщении. «Возлюбленные! Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они…» (1 Ин. 4, 1). В то же время — «Во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян. 10, 35). И не в последнюю очередь среди самарян, злостных еретиков и сектантов, каковыми их могли считать иудеи, в том числе и сами апостолы по-началу.

49 При сем Иоанн сказал: Наставник! мы видели человека, именем Твоим изгоняющего бесов, и запретили ему, потому что он не ходит с нами.

50 Иисус сказал ему: не запрещайте, ибо кто не против вас, тот за вас.

51 Когда же приближались дни взятия Его от мира, Он восхотел идти в Иерусалим; 52 и послал вестников пред лицем Своим; и они пошли и вошли в селение Самарянское; чтобы приготовить для Него;

53 но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим.

54 Видя то, ученики Его, Иаков и Иоанн, сказали: Господи! хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба и истребил их, как и Илия сделал?

55 Но Он, обратившись к ним, запретил им и сказал: не знаете, какого вы духа;

56 ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать. И пошли в другое селение. (Лк., гл. 9)

Хотя выделенные курсивом слова стихов 55−56 в большинстве древних рукописей отсутствуют и могут считаться за позднейшую вставку, их нельзя, тем не менее, не признать по духу присущими Христу, сохраненными в устном предании и целительными в их животворящем воздействии. Каменные сердца человеческие может размягчить только лишь вода живая Христовых слов, которая сама становится в таких сердцах «источником воды, текущей (дословно в переводе с греческого- „бьющей ключем“, ???) в жизнь вечную» (Ин. 4, 14). И нам все-таки дано уже знание, какого духа мы должны быть. Только это знание хорошо бы еще усвоить так, чтобы оно не было для нас внешним, но в этом может помочь опять-таки тот же Дух истины, Утешитель, наставляющий уверовавшего «на всякую истину» (Ин. 16, 13). А эта истина неотделима от любви и свободы. Свобода без истины — «суета и томление духа» (Еккл. 1, 14). Истина без свободы и любви — сродни бердяевскому «кошмару злого добра» или в лучшем случае железному арифметическому дважды-два — четыре. От которых уж никак нельзя ожидать «рек воды живой»!

Назад

«Это Я, не бойтесь»

Мк. 6: 45-53

45 И тотчас понудил учеников Своих войти в лодку и отправиться вперед на другую сторону к Вифсаиде, пока Он отпустит народ.

46 И, отпустив их, пошел на гору помолиться.

47 Вечером лодка была посреди моря, а Он один на земле.

48 И увидел их бедствующих в плавании, потому что ветер им был противный; около же четвертой стражи ночи подошел к ним, идя по морю, и хотел миновать их.

49 Они, увидев Его идущего по морю, подумали, что это призрак, и вскричали.

50 Ибо все видели Его и испугались. И тотчас заговорил с ними и сказал им: ободритесь; это Я, не бойтесь.

51 И вошел к ним в лодку, и ветер утих. И они чрезвычайно изумлялись в себе и дивились,

52 ибо не вразумились чудом над хлебами, потому что сердце их было окаменено.

53 И, переправившись, прибыли в землю Геннисаретскую и пристали к берегу.

Комментарий

Повествование очень похоже на то, что дается также у евангелиста Иоанна – редкий случай, когда Иоанн пусть и не во всем, но во многом совпадает с написанным в одном из синоптических Евангелий (Ин. 6, 15-21). После умножения хлебов, накормления 5000 Иисус удаляется вечером один на гору: по Марку – помолиться, по Иоанну – «узнав, что хотят придти, нечаянно взять Его и сделать царем». Ученики отправляются на противоположную сторону озера (в Вифсаиду по Марку, в Капернаум по Иоанну), и их застигает буря посреди озера в ночной тьме. «В четвертую стражу ночи», как уточняет Марк, Иисус, идущий по воде, приближается к ученикам, испугавшимся видения и подумавшим, что это призрак, и говорит: «Это Я, не бойтесь». Далее, по Марку, «И вошёл к ним в лодку, и ветер утих»; по Иоанну, «Они хотели принять Его в лодку, и тотчас лодка пристала к берегу, куда плыли».

Выражение «Это Я» - «Аз есмь» - «Εγώ ειμι» - встречается, например, в Ветхом Завете (Септуагинте) как самооткровение Бога. Моисею Господь говорит: «Я (Εγώ ειμι) Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Якова» (Исх. 3, 6). Или: «Я есмь (Εγώ ειμι) Сущий» (Исх. 3, 14). Аврааму было сказано: «Я (Εγώ ειμι) Бог всемогущий» (Быт. 17, 1).

Особенно много раз это выражение встречается у евангелиста Иоанна. «Я есмь хлеб жизни», «Я есмь пастырь добрый», «Я есмь воскресение и жизнь», «Я есмь путь и истина и жизнь»» и т.д. Но вот еще любопытная деталь: когда, по Иоанну, уже совершилось предательство Иуды и стражники готовы были к взятию Иисуса, Он Сам спрашивает у них: «Кого ищете»? - «Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: «Это Я»… И когда сказал им «Это Я (Εγώ ειμι)», - они отступили назад и пали на землю» (Ин. 18, 5). С чего бы это им так устрашиться и попадать? А когда Иисус сказал перед враждовавшими с Ним иудеями: "Прежде, нежели был Авраам, Я есмь (Εγώ ειμι)"(Ин. 8, 58) - с какой стати они в ярости решили побить Его камнями?

Из статьи Словаря Нового Завета (ББИ, 2010, т.1, «Иисус и Евангелия») – «Формула «Я есмь»» (cc. 695-697):

«В израильской вере это – личное имя Бога. Слово IHWH (еврейские согласные, означающие в ВЗ имя Божие) происходит от еврейского глагола «быть». Отсюда перевод Септуагинты ego eimi ho on («Я есмь Тот, Кто есть», Исх. 3, 14). Это стало восприниматься как титул (Втор. 32: 39). Особенно привлекает внимание Ис., где греческий текст постоянно использует ego eimi как титул Бога (ср. Ис. 43:25)…

В Иоанновом использовании формулы ego eimi слышны ветхозаветные аллюзии. Иисус пришел открыть имя Отца Своего людям. Он пришел во имя Отца (5:43; 12:13) и во имя Отца творит все дела (10:25). Суть посланничества Иисуса хорошо видна в Его молитве к Отцу: «Я открыл имя Твое человекам, которых Ты дал Мне от мира» (17:6). Очень важно соблюдение учеников во имя Отца (17:11-12). Как и в ВЗ, откровение Господне непременно включает раскрытие Его имени. В евангельской истории эта особенность продолжается… Ведь отныне религиозные устремления должны быть сосредоточены на Иисусе. Именно Он – хлеб, вода, свет, истина и жизнь. В ряде эпизодов Иисус, пребывая на религиозном празднике (Ин. 6-8; 10) или при чьем-то личном кризисе (Ин. 11; 14), направляет духовное устремление людей на Себя. Это не случайно: четвертое Евангелие отличается очень возвышенной христологией. Сын не просто представляет Отца, но в каком-то смысле несет миру Его присутствие. Это то новое, что мы узнаем из Ин. Иисус есть воплощенный Господь, а потому несет божественное имя. Он не просто, как Моисей, передает откровение. Он сам есть Откровение» (G.M. Burge).

Как видим, и у Марка, наиболее простого и «человеческого», так сказать, Евангелия, и написанного ранее всех других Евангелий, дана форма этого высшего откровения Бога.

На самом деле Бог открывается в критических ситуациях, в буре водной или житейских треволнениях, в том числе и во внутренних душевных бурях, пожалуй, никак не реже, чем в спокойной и размеренной жизни. Открывается по-разному, в том числе в Своей слабости и беспомощности, как перед распятием, а не обязательно непременно в силе. И при этом говорит: «Это Я, не бойтесь»! И в этой буре Он прежде всего и присутствует, и остается рядом с нами.

Назад

«Чему уподобим Царствие Божие?»

«Царствие Божие внутрь вас есть»

20 Быв же спрошен фарисеями, когда придет Царствие Божие, отвечал им: не придет Царствие Божие приметным образом,

21 и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть.

22 Сказал также ученикам: придут дни, когда пожелаете видеть хотя один из дней Сына Человеческого, и не увидите;

23 и скажут вам: вот, здесь, или: вот, там, -- не ходите и не гоняйтесь,

24 ибо, как молния, сверкнувшая от одного края неба, блистает до другого края неба, так будет Сын Человеческий в день Свой.

25 Но прежде надлежит Ему много пострадать и быть отвержену родом сим

(от Луки, гл. 17-я, сегодняшнее евангельское чтение).

Царство Божие, или Царство Небесное, - это реальности, связанные только с человеком и по отношению к человеку и человеческому общежитию. Иначе, где Бог не царствовал бы, если Он и так вездесущ? Но Он желает царствовать в людях и среди людей, где именно Он чаще всего и терпит поражение. Его трон, более ожидаемый, нежели реализуемый – это сердца человеческие. И если кто-то из людей впускает Христа в свое сердце, насколько же преображается сам человек и все вокруг него… А если таких людей несколько, собравшихся вместе, - какая это была бы сила! Тогда слова «Царство Божие внутри вас» приобретают еще и дополнительный смысл «посреди вас».

Но на практике вот уже 2000 лет христиане молятся «да приидет Царствие Твое», а оно все не приходит в своей силе. Может быть, потому, что большинство христиан во все времена не очень-то хотело, чтобы оно в действительности пришло?

Один из католических священников начала ХХ века, Альфред Луази, впоследствии разуверившийся и отошеший от Церкви, заметил, что «Христос обещал пришествие Царства Божия, а пришла церковь». Которая, действительно, не может являться таковым его «приметным образом».

Конечно, церковь как земное учреждение, пребывающее в мире сем, имеет несколько измерений. Которые подчас вольно или невольно путались в истории, вплоть до того, что Церковь выдавали вроде как за это самое Царство, которое уже пришло.

Это, конечно, ошибка; возможно, даже один из видов серьезной ереси. Эмпирическая Церковь – чаще всего скорее собрание «больных, слепых, хромых, сухих, чающих движения воды» (Ин. 5, 3); в том числе чающих и приобщения к этому Царству. В самом лучшем случае она может быть преддверием, предвкушением его, служить указателем, путем к нему. Или даже отчасти приближать его наступление среди людей. Но при условии, что люди Церкви не изменяют своему званию и призванию.

По древнему иудейскому преданию, если бы один только человек хотя бы в течение одного лишь дня мог до конца исполнить весь Закон и не нарушить его ни в одном пункте, даже если это касалось бы только заповеди о субботе, то ожидаемый Израилем Мессия, наконец, пришел бы, и прекратились все невзгоды. Понятно, что это, с одной стороны, иллюзия: человек не в силах сам по себе спастись Законом. Но с другой стороны, в этом была и определенная интуиция: если хоть в одном человеке исполнение Закона реализовалось, то вот, Царство Бога уже и пришло, приблизилось! Ожидания иудеев исполнились во Христе как этом самом человеке, это бесспорно. Но это Царство в лице непризнанного Мессии ими же было отвергнуто. Однако… не повторялось ли это отвержение бесчисленное множество раз уже среди христиан, чтивших Иисуса лишь устами, но не сердцами? Тогда не потому ли ожидавшееся скорое второе пришествие Христово отодвинулось на неопределенный срок?

Так что пока Царство Божие насилуется, атакуется ( βιάζεται), а именно такой второй вариант прочтения можно усмотреть в словах «Царство Божие силою берется» у Мф. 11, 12). И насильники расхищают его (βιασται αρπάζουσιν αυτήν)! Но если даже «употребляющие усилие восхищают его», согласно традиционному прочтению, то сколько усилий было положено на внешние камни и здания, нежели на воссоздание внутреннего «сокровенного сердца человека», той драгоценной жемчужины, которая и находится внутри каждого.

Но что это за образ молнии на небе, обозначающий пришествие Христа снова? Пока об этом можно судить лишь «сквозь тусклое стекло, гадательно» (1 Кор. 13, 12). Сейчас Христос хотя и с нами, посреди нас (Мф. 18, 20), но все же невидимо, скрыто, в некотором отдалении, или же в глубине каждого, не вполне проявленный (сравн. Гал. 4, 19).

Тогда Он будет видим ясно всеми, где бы они ни находились. Как видны зарева молний с разных сторон той территории, где бушует гроза. Как это возможно будет себе представить, пока не находится слов к описанию. Кроме разве что «Ей, гряди, Господи Иисусе!» (Откр. 22, 20).

А сроки следующего пришествия Христа неопределены хотя бы потому, что действительно зависят от веры и желания христиан, живущих здесь и теперь. От качества закваски, что есть один из образов Царства Божьего.

Назад

Не мы служим Богу, а Бог служит нам...

Такой парадоксальный вывод можно сделать из евангельского литургийного чтения сегодняшней субботы, 29-й седмицы по Пятидесятнице (от Луки, гл. 12, 32-40).

32 Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство.

33 Продавайте имения ваши и давайте милостыню. Приготовляйте себе влагалища не ветшающие, сокровище неоскудевающее на небесах, куда вор не приближается и где моль не съедает,

34 ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет.

35 Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи.

36 И вы будьте подобны людям, ожидающим возвращения господина своего с брака, дабы, когда придёт и постучит, тотчас отворить ему.

37 Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдёт бодрствующими; истинно говорю вам, он препояшется и посадит их, и, подходя, станет служить им.

38 И если придет во вторую стражу, и в третью стражу придет, и найдет их так, то блаженны рабы те.

39 Вы знаете, что если бы ведал хозяин дома, в который час придет вор, то бодрствовал бы и не допустил бы подкопать дом свой.

40 Будьте же и вы готовы, ибо, в который час не думаете, приидет Сын Человеческий.

Мне кажется, что эти строки как-то чаще всего остаются у большинства в тени - я и сам долгое время не обращал на них особого внимания. А между тем здесь есть замечательная параллель с тем, что Иисус сделал на Тайной Вечери, согласно повествованию евангелиста Иоанна:

1 Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их.

2 И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его,

3 Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит,

4 встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался.

5 Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан (Ин., гл. 13).

И вывод из этого такой: 14 Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу.

15 Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам.

И необходимое условие для этого делания: "Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи". Препоясанность значит - постоянная готовность служить друг другу; горящие светильники - сердца, возжженные любовью и милосердием к ближнему. Не случайно в притче о десяти девах (Мф. 25, 1-13) неразумными девами оказались те, у которых в сосудах не было масла, и светильники у них гасли (греческие слова "элеон" (масло) и "элеос" (милость) созвучны), и потому они не были допущены разделить радость от брачного пира у жениха. Здесь как будто все наоборот: господин не устраивает брачный пир, а лишь возвращается с него, но - готовый услужить своим рабам, если они, в свою очередь, сами бодрствуют в готовности его встретить и услужить. У того же Луки мы читаем, например, дальше:

7 Кто из вас, имея раба пашущего или пасущего, по возвращении его с поля, скажет ему: пойди скорее, садись за стол?

8 Напротив, не скажет ли ему: приготовь мне поужинать и, подпоясавшись, служи мне, пока буду есть и пить, и потом ешь и пей сам?

9 Станет ли он благодарить раба сего за то, что он исполнил приказание? Не думаю.

10 Так и вы, когда исполните всё повеленное вам, говорите: мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать (гл. 17-я).

Так, по идее, и должно быть по привычным законам мира сего... Но в процитированном выше отрывке, тем не менее, все наоборот! Обратим внимание, что все в той же прощальной встрече учеников с Христом у Иоанна далее Иисус говорит:

14 Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам.

15 Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин., гл. 15).

Итак, начальное и весьма несовершенное состояние в служении - рабское, из страха наказания перед своим господином. Затем - наемническое, связанное с ожиданием награды. И, наконец, самое высокое и совершенное - дружеское, или сыновнее, к которому христианин призван стремиться, помышляя в себе, впрочем, что все, что он делает, он и так должен сделать, и еще много чего остается того, что он не делает... И тогда, становясь друзьями Христу Богу, совершая Ему службу при том условии, что, как Он сказал - "сделали это одному из сих братьев Моих меньших - сделали Мне" (Мф. 25, 40) - Он Сам начинает служить нам, и это служение оказывается неcоразмерным и невообразимым по своей величественности, красоте и любви с тем, что мы сами можем предложить Ему...

Назад

Пример милосердного самарянина: теория и практика

Притча о Милосердном самарянине одна из самых выразительных и трогательных. Здесь описана весьма жизненная ситуация. Город Иерихон был важным и последним перевалочным пунктом из Галилеи в Иерусалим, и все паломники, несомненно, проходили через него и оставались на ночлег, чтобы после достигнуть святого города. Расстояние от Иерусалима до Иерихона – примерно 30 км.

«…Некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался разбойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва живым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит, быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем…» (Лк., гл. 10, 31-34).

Конечно, можно упрекнуть священника или левита, прошедших мимо забитого до полусмерти путника, в обрядоверии или черствости… Но не все так просто выходит, если смотреть на эту дорогу в непосредственной близости.

Только лишь в начале пути от Иерусалима в Иерихон или обратно можно найти хоть какую-то тень, укрывшись под оливковыми деревьями или пальмами. Большая же часть дороги представляет такой вот суровый пустынный пейзаж.

Быть избитым и ограбленным где-то посреди этой дороги, оставшись под палящим солнцем и без всяких источников воды – заведомо быть обреченным на мучительную смерть!

И вот идут по этой дороге священник и левит… Интересная деталь: самарянин все-таки ехал на осле и мог таким образом помочь этому израненному путнику, тогда как священник и левит шли сами по себе, пешком! Ну и как тогда они могли помочь этому распростертому на дороге страдальцу!? И как бы поступил любой из нас, оказавшись в их положении, если б шел сам по себе пешком? Пройти 10, 15 км, ну даже 5, да хоть всего один километр, волоча на себе бесчувственного человека под палящим солнцем, – физически возможно ли!? И не останешься ли в таком случае вместе с этим несчастным, чтобы разделить его же участь?

Если же эта притча все-таки предполагает, что священник, левит и самарянин изначально были в равном положении по отношению к жертве (могли же и они иметь подобные транспортные средства), а все эти детали второстепенны и несущественны, то поступок самарянина еще больше возвышается. В конце концов, назвать любого иудея самарянином считалось величайшим оскорблением. «Не правду ли мы говорим, что Ты самарянин и что бес в тебе?» (Ин. 8, 48) – с нескрываемой досадой и яростью бросали Христу враждовавшие с Ним иудеи. Самаряне отвечали ненавистью за ненависть. Кровавые стычки между ними и иудеями были явлением нередким, и в самом лучшем случае Христа просто не приняли в одном самарянском селении, т.к. «Он имел вид путешествующего в Иерусалим» (Лк. 9, 53).

И вот тут-то некий самарянин, видя на дороге между Иерусалимом и Иерихоном бездыханного, израненного, потенциального своего врага, не оставляет его на верную смерть, но спасает ему жизнь!

Но почему же два других единоплеменника этого путника, еще раньше заметившие его, притом служители истинной веры, священник и левит, по очевидности должные быть ему ближними, проходят мимо? Только ли дело в их предполагаемом равнодушии и бессердечии?

Конечно, нет: они могли быть вполне порядочными служителями, не хуже многих современных. Есть несколько предполагаемых ответов на эти вопросы.

– Можно легко убедить себя, что лежащий человек пьян, если не осмотреть его внимательно. Или просто быть искренне уверенным в этом… А что с пьяного возьмешь? Проспится и сам пойдет дальше – ему, как говорится, «море по колено».

– Священник и левит могли спешить на службу. Но здесь упускается одна деталь, незаметная в русском переводе. Священник не просто “шел” и “прошел мимо”, а κατέβαινεν, то есть «спускался». Значит, шел из Иерусалима в Иерихон, а не наоборот, поскольку Иерихон находится в низине, а Иерусалим, наоборот, на возвышенности. И значит, вовсе не по служебным делам.

– Священник и левит боялись оскверниться и стать «нечистыми», поскольку прикосновение к мертвецу или к кровоточащему раненому автоматически объявляло «нечистым» каждого. Тем более ритуальную чистоту по закону должен был строго соблюдать священнослужитель того времени.

– Неимение попросту собственной достаточной физической силы, если осла или верблюда у служителей не было, как и отсутствие поблизости дополнительной помощи.

По единодушному толкованию святых отцов, как и по содержанию многочисленных богослужебных текстов, милосердный самарянин в этой притче прообразует Самого Христа. Впадший же «в разбойники» путник символизирует страдающую душу грешника, «израненную» многочисленными грехами и одолеваемую «разбойническими помыслами». Ни священник, ни левит, служители Закона, не способны исцелить или даже сколько-нибудь смягчить боль от ран страждущего путника – их врачует Сам Христос, Своею благодатью.

Особенно часто милосердный самарянин вспоминается Церковью на 5-й седмице Великого поста, когда повторно читается Великий канон преп. Андрея Критского. Не только потому, что мы силимся открыть перед Христом наши душевные язвы, чтоб Он возлил на них от Своего вина и елея. Но можно к концу поста задать себе вопрос: насколько пост мой прошел угодным Богу, и не успел ли я в очередной раз вместе с тем священником и левитом из притчи пройти мимо кого-то, кто немедленно нуждался в моей помощи?

Моими помышлении в разбойники впад, пленен бых окаянный умом, и люте уязвихся, всю душу мою ураних, и отнюд лежу наг добродетелей на житейстем пути. Священник же видев мя ранами боляща безисцельна, презрев не воззре на мя: левитянин же паки не терпя душетленныя болезни, и той видев мя, мимо иде. Ты же благоволивый, не от Самарии, но от Марии воплотитися Христе Боже, человеколюбием Твоим подаждь ми исцеление, изливая на мя великую Твою милость

Русский перевод:

Моими помыслами впав в руки разбойников, стал я пленником умом и люто уязвленным, всю мою душу изранив, и с тех пор лежу обнаженным от добродетелей на жизненном пути. Священник же, увидев меня, неизлечимо больного от ран, возгнушавшись, не обратил ко мне взор; потом и левит, увидев меня и не стерпев растлевающую душу болезнь, прошел мимо. Ты же, Христе Боже, благоволивший придти не от Самарии, но от Марии воплотиться, человеколюбием Твоим подай мне исцеление, изливая на меня великую Твою милость!

(стихира на «Господи, воззвах» в среду вечера 5-й седмицы)

Но разве дух законничества и мертвой буквы так уж исчез за последующие две тысячи лет христианства?

«Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы знаем, чему кланяемся, ибо спасение от иудеев, – говорил Христос самарянке у колодца Иаковлева. – Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине; ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин. 4, 22-23).

Ищет… но не всегда находит: нивы побелели, но «жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9, 37), причем по-прежнему мало, и вряд ли больше стало. И если те, кого Он избрал, кого «поставил блюстителями, пасти Церковь…, которую Он приобрел Себе Кровию Своею» (Деян. 20, 28), оказываются не на высоте и подпадают под влияние духа «века сего» и духа законничества, Бог открывается и действует в мире уже не только и не столько через Своих основных избранников, сколько помимо них. И это касалось не только ветхозаветного Израиля, но происходит всю нашу христианскую историю.

Божественная истина не может быть отделима от Божьей любви и ее практического земного воплощения. Поэтому когда утверждают, что «Православие хранит истину», «Церковь знает истину», то тут, вслед за Понтием Пилатом, задавшим вопрос «Что есть истина?», поневоле нужно договориться о термине. Если истина в духовном значении не «ЧТО» (не безличный абстрактный набор теорий, утверждений и идей), а «КТО» (то есть личностная, живая, динамичная в общении и явленная во Христе как воплощенном Слове), тогда основная истина Евангелия нам открыта не в теоретических постулатах, а в практическом действии. Не столько нам открыто, как мыслить и рассуждать, сколько как действовать и жить.

В этом плане притча о Милосердном самарянине (Лк. 10, 2-37) – это отдельное малое Евангелие в большом. Оно показывает, что еретик по образу мысли может на самом деле быть куда ближе к истине-Христу по существу. А правоверные по образу мысли священник или левит, соответственно, оказываются практическими еретиками по жизни, при этом будучи убежденными, что поступают правильно и по закону.

В христианской истории этот момент был легко забыт, скорее всего, по причине общего упадка горения живой веры и одновременно усиления немощей слабой и греховной человеческой природы. Люди, склонные к интеллектуальной философской деятельности, но подверженные эмоциональным и прочим страстям, возможно, стремились оправдать себя тем, что они спасутся уже потому, что рассуждают и мыслят о Боге правильно, так, как до них рассуждали и веровали авторитетные святые отцы.

Спору нет: о Боге и Христе можно насочинять много разных беспочвенных фантазий, и, следовательно, есть определенные пределы разным мнениям в христианстве. Поэтому – “стойте и держите предание”, как призывает апостол Павел.

С другой стороны, с течением времени соборное церковное мировоззрение, взращенное на рациональной эллинистической почве, неуклонно уточнялось и детализировалось до такой степени, что коридор разномыслий, в первые века достаточно широкий, неуклонно сужался. Вплоть до того, что сами православные, уже и оторвавшиеся от прежней почвы, начали делиться и воевать между собой по поводу совсем уже второстепенных теоретических вопросов, нисколько не касавшихся практической духовной жизни.

Так ортодоксия выродилась либо в идеологию, либо в лучшем случае в представление о готовом мире идей, вроде платоновского, изначально всегда существовавшем и впоследствии или лишь спущенном с неба во всей своей готовой полноте при возникновении на земле Церкви, или постепенно раскрывающемся в истории.

К Евангелию, где истина неотделима от практического действия, от исполнения заповедей, это имеет весьма отдаленное отношение. Грош цена теоретическому правильному исповеданию (ортодоксии), если оно не подкрепляется практической любовью в делах (ортопраксией). Ортодоксия невозможна без ортопраксии. А вот ортопраксия без ортодоксии?

Выходит дело, иногда возможна, и пример тому – в притче о милосердном самарянине. И не только в притче, а и в реальной истории, когда после исцеления 10 прокаженных только самарянин возвратился, чтобы воздать славу и благодарность Христу (см. 18-ю гл. от Луки). И здесь ортопраксия может даже перерасти в ортодоксию.

В конце концов, через людей доброй воли действует Сам Христос и им открывается, когда уже не находит среди малого стада людей правой веры тех, кого бы Он мог избрать для жатвы. Церковь как собрание людей Христовых теряет свою силу и соль, если довольствуется только теоретическими рассуждениями или ритуалами. Тогда она рискует превратиться даже в свою противоположность, в «церковь лукавнующих», о которой сказано в одном из псалмов: «Возненавидех церковь лукавнующих и с нечестивыми не сяду» (Пс. 25, 5).

Эта притча обличает нас, православных вообще и священников в особенности, нестерпимо глубоко, если вдуматься, хотя обличение это, как и в любых других притчах, незаметное и ненавязчивое.

Быть может, оно сродни тому взгляду Христа, который поймал апостол Петр после троекратного своего отречения, и тут же горько заплакал? И не этот ли глубокий и кроткий взгляд будет для нас нестерпимым, невыносимым на будущем Суде?

Мы-то, священники, сколько раз могли отрекаться от Христа – не явными словами, но прикровенно, в жизни, и сколько раз проходили мимо ждущих от нас слова любви, мира, доброго совета? Господи! Помяни нас, священников негодных, егда приидеши во Царствии Твоем!

Назад