Немного о юморе и иронии в Евангелии
Как-то мне довелось отвечать на такой вопрос:
Александр, 67 лет, Москва: Обладает ли Бог чувством юмора?
Мой ответ был такой:
С праздником Вас, Александр!
Во всяком случае, Христос по человечеству чувством юмора обладал.
Вот, например, интересный текст, из воспоминаний психолога Владимира Леви об отце Александре Мене («Я ведь только инструмент»). Диалог начинает о. Александр:
— Когда-то хотел я пуститься в такое исследование: юмор Христа.
— Да?.. Но в церкви…
— Из церкви юмор изгоняет не Он. Абсолют юмора — это Бог. В божественном юморе, в отличие от человеческого, отсутствует пошлость.
— А в сатанинском?
— У сатаны как раз юмора нет. Но и серьезности тоже. Сатана абсолют пошлости. Дьявол начинается там, где кончается творчество.
— А что помешало… исследованию?
— Всерьез — пожалуй, не потянул бы. Это Соловьеву только было бы по плечу.
Я молча не согласился.
Попробуем и мы не согласиться с этими словами о. Александра, произнесенными, безусловно, по его смирению, и хоть чуть-чуть коснуться этой темы, сознавая ее определенную обширность и трудность.
Есть довольно широко распространенное мнение, что юмор вообще чужд христианству, что в Евангелиях мы видим Христа отнюдь не смеющегося, а все больше скорбного и обличающего. Особенно любят приводить фразу «Горе вам, смеющиеся ныне! Ибо восплачете и возрыдаете» (Лк. 6, 25). Но обычно эту фразу воспринимают в отрыве от контекста и той целевой группы людей, к которым она обращалась. Да и смеяться ведь можно по-разному.
На самом же деле Христос, обличая фарисеев как наиболее религиозных и благочестивых своих современников, нередко прибегал к прямой иронии, обращая внимание на их стилизованную скорбь, например.
В частности, когда речь шла о посте:
«когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе…» (Мф. 6, 16-18).
Если здесь не усматривать и не чувствовать легкую иронию и юмор, с какими были произнесены эти слова, то что же?.. И примерно в том же духе были до того сказаны Иисусом слова по поводу молитвы (Мф. 6, 5-6). Интересно, что в Талмуде о подобных фарисеях пишется также с нескрываемой иронией:
– фарисей-шикми (плечо) В Иерусалимском Талмуде ( Брахот, 14б) сказано: тот, кто выполняет заповеди на своем плече (шекем), т.е напоказ;
– фарисей-никпи (спотыкающийся; согласно Иерусалимскому Талмуду, он говорит: удели мне минутку, пока я исполню заповедь);
– фарисей-кизай (истекающий кровью). Чтобы не смотреть на женщин, он бьется лицом о стену.
– фарисей-пестик – склоняющий голову подобно пестику;
– фарисей, постоянно вопрошающий: каковы мои обязанности?
А вот известное высказывание Иисуса о богатых:
«удобнее верблюду пройти сквозь игольное ушко, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф. 19, 24).
Гиперболическая фраза, буквально режущая слушателей своей остротой и намеренно доводящая сравнение до абсурда, разве не отдает явной иронией? Есть споры по поводу того, верблюд ли имелся в виду на самом деле, или канат (в арамейском языке слово gamla означало и канат, и верблюда одновременно, так как канаты делались из верблюжьего волоса), но сути в данном случае это не меняет. И это тоже перекликается с ироничностью Талмуда: «Ты, наверное, из Пумбедиты, где слонов пропускают через игольное ушко» (Вавилонский Талмуд, Бава Мециа, 38б (Пумбедита был город в Вавилонии, центр талмудической школы. )).
И в пространном обличении фарисеев за их лицемерие в 23-й главе от Матфея горечь и скорбь об ожесточении их сердец непременно приправлены юмором:
«Вожди слепые, оцеживающие комара, а верблюда поглощающие!» (Мф. 23, 24). И о них же: «Оставьте их: они – слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15, 14).
Не правда ли, если представить себе вживую эту картину, то сколько юмора здесь открывается?
Неверие и жестокосердие всех тех, кто отвергает проповедь о спасении, Иисус обличает с явной иронией, сравнивая их с капризными детьми, которым ни в чем не угодишь.
«Но кому уподоблю род сей? Он подобен детям, которые сидят на улице и, обращаясь к своим товарищам, говорят: мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам печальные песни, и вы не рыдали. Ибо пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: в нем бес. Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» (Мф. 11, 16-19).
А о таких важных вещах, как вера, Иисус может сказать с нарочитым гротескным стилем:
«Истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горей сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20).
Если воспринимать эти слова серьезно и буквально, то непременно возникнут проблемы и для логики, и для самой веры. А если с юмором? Тогда всё становится на свои места. И крылатая фраза про сучок в глазу ближнего и бревно в своем собственном полна остроумия (Мф. 7, 3-5; Лк. 6, 41-42) и опять же перекликается с иронией Талмуда: «Раби Тарфон сказал: «…ибо если один говорит ему: «Удали крупинку с глаз», он ответит: «Удали бревно из глаз своих!» (Вавил. Талмуд, Аракин 16б, Баба Батра 15б).
Приближались дни восшествия Иисуса на Голгофу, когда Он направлял Свой путь в Иерусалим. «В тот день пришли некоторые из фарисеев и говорили Ему: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя. И сказал им: пойдите, скажите этой лисице: се, изгоняю бесов и совершаю исцеления сегодня и завтра, и в третий день кончу; а впрочем, Мне должно ходить сегодня, завтра и в последующий день, потому что не бывает, чтобы пророк погиб вне Иерусалима» (Лк. 13, 31-33). Здесь и сатирический отзыв об Ироде, и грустная ирония о Себе самом.
И если читать внимательно Евангельские тексты, можно обнаружить и много другого подобного.
«Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8, 22)
– это же не запрет на погребение своих родителей, а просто юмористический ответ на сомнения одного из учеников Иисуса, скорее всего, находившегося на внутреннем душевном перепутье, когда после такой «разрядки» только и возможно было с уверенностью последовать за Ним! А в фразе «Кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста хотя на один локоть? Итак, если и малейшего сделать не можете, что заботитесь о прочем?» (Лк. 12, 25-26) разве не чувствуется поистине божественный небесный юмор по поводу всей земной «суеты сует» мира людского?
В общем, рискну предположить, что без чувства юмора читать Евангелие – значит понять в нем далеко не всё. Более того, без него сама эта Книга местами может показаться давящей и смущающей. На самом же деле Иисус употреблял те простые образы и противопоставления, которые были более понятны Его современникам, чем нам, и были приправлены остротами, широко представленными в Талмудах, составлявшихся как до земной жизни Христа, так и после нее. И именно в связи с общим культурным контекстом того времени эти образы могут нам стать более выразительными. Тем более, что при неоднократном переводе Евангелия (среди библеистов есть устойчивая точка зрения, что оригиналы евангелий от Матфея и от Марка были написаны на иврите) острота отдельных выражений Иисуса неизбежно притуплялась.
Но почему все-таки многие верующие православные сейчас убеждены, что юмор и ирония несовместимы с верой? По чистому недоразумению. Дело в том, что часто смех и ирония у многих людей ассоциируется с насмешками, унижающими человеческое достоинство, с язвительностью. Но тогда это действительно грех против ближнего, и тут они правы. Но ведь есть и другой вид смеха – ироничный, но беззлобный, обличающий, но не унижающий. Именно такой смех и присутствует в речах Христа, пусть даже внешне Он и не смеялся. И христианам стоит учиться именно такой легкой иронии. Такому юмору, который помогает нести свой крест по жизни вслед за Христом и придает легкость следованию за Ним! Тогда воистину иго Его будет благим, а бремя Его лёгким (Мф. 11, 30)!
Назад
Об истине и свободе
31 Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики,
32 и познаете истину, и истина сделает вас свободными.
33 Ему отвечали: мы семя Авраамово и не были рабами никому никогда; как же Ты говоришь: сделаетесь свободными?
34 Иисус отвечал им: истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха.
35 Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно.
36 Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете.
37 Знаю, что вы семя Авраамово; однако ищете убить Меня, потому что слово Мое не вмещается в вас.
38 Я говорю то, что видел у Отца Моего; а вы делаете то, что видели у отца вашего.
39 Сказали Ему в ответ: отец наш есть Авраам. Иисус сказал им: если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы.
40 А теперь ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину, которую слышал от Бога: Авраам этого не делал. (Ин., гл. 8-я, евангельское чтение сегодняшней субботы).
Истина и свобода, столь чаемые мыслящими людьми всех времен и народов, явлены миру в личности Христа, ибо в Нем «милость и истина встретились, правда и мир облобызались» (см. Пс. 84). Он есть для нас «путь, истина и жизнь» (Ин. 14, 6). Подлинная жизнь, жизнь «с избытком» (Ин. 10, 10), заключает и несет в себе и истину, и свободу, притом нераздельно и неразлучно, как, согласно Халкидонскому догмату, пребывает во Христе божественность и человечность. Основные, так скажем, «ереси жизни» в истории возникают всякий раз тогда, когда либо истина отделяется от свободы или ставится впереди нее, либо свобода отрывается от истины, также будучи выпяченной и превращённой в средство для риторики и демагогии, как и сама истина. Первый вариант ведет к диктату определенной идеологии (единственно-верной с точки зрения ее адептов – коммунистической, фашистской, религиозно-фундаменталистской, - неважно), второй – к произволу, анархии и релятивизации всех сторон общественной жизни. Правда, второй случай реализуется на практике лишь в очень ограниченной мере и куда реже, чем первый, не приобретая столь опасных масштабов и прецедентов, какие были уже в минувшем ХХ веке в случае идеологической монополизации истины. Но и он может явить свой звериный оскал, если под свободой понимать вседозволенность, фактически утверждающую свою волю и подавляющую ее у ближнего, особенно когда есть власть и сила, бОльшие, чем у остальных. Интересно, что и тот, и другой вариант реализовывался сполна и наиболее последовательно, приводя к соответствующим тупикам в новое и новейшее время, именно на российской почве, - и в диктате истины в виде идеологии, и в хаосе безудержной вольницы без всяких авторитетов и ориентиров.
Разумеется, Христос говорит о свободе не внешней (свободе «от» - от нежелательных обстоятельств, от посягательств на нее со стороны недругов и т.д., которая осуществляется в правовом поле с точки зрения закона), а внутренней, не обусловленной никакими изменяющимися обстоятельствами и мнениями. Ее можно назвать свободой «в» (во Христе) и описать словами ап. Павла: «уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20), что означает жизнь в благодати Святого Духа. Эта свобода включает в себя и свободу «от», но в ее высшем смысле, в плане свободы от порабощающего нас греха, от ненужных суетных пожеланий и побуждений. Но между этими двуми полюсами свободы, высшим и низшим, неизбежно должен существовать и промежуточный вид свободы, свободы «для». Когда человек ставит себе цель постичь истину и смысл в этом мире, но это постижение только тогда будет плодотворным, когда будет свободным! И осуществляться в том числе среди разномыслий и в плюралистичном мире.
Может ли само стремление к свободе, сама ее реализация быть неудачными? Разумеется. Со свободным выбором часто связан риск ошибок. И одним из таких рисков является в том числе… само бегство от свободы! К внешним авторитетам, к традициям, к организации, какими бы ценными и полезными они ни казались. В том числе – бегство ради истины, как она понимается. Это яркий пример фарисейства, продемонстрированного в процитированном выше евангельском отрывке. Христос открывает слушающим Его истину живую, не вмещающуюся в формулировки и правила, а лишь описываемую образно и метафорически, – «хлеб жизни», «вода живая», «свет миру» - то есть Самого Себя. И этой истины страшатся фарисеи, они сопротивляются ей. Они все больше приходят к убеждению, что перед ними одержимый бесом, возмутитель спокойствия, подрыватель традиции, ниспровергатель субботы и прочих священных богодухновенных установлений, и решают покончить с Ним. И тогда Он и напоминает им, что «если бы вы были дети Авраама, то дела Авраамовы делали бы.
А теперь ищете убить Меня, Человека, сказавшего вам истину, которую слышал от Бога: Авраам этого не делал». И это религиозное иудейство, уже в христианской обертке, сколько уже отравляло жизнь в Церкви в новозаветную эпоху, когда гонимыми были уже разные святые Христа ради, не понятые и не принятые своими единоверцами! Или пусть даже не святые, а еретики.
«Верующий, бескорыстный, идейный человек может быть изувером, совершать величайшие жестокости. Отдать себя без остатка Богу или идее, заменяющей Бога, минуя человека, превратить человека в средство и орудие для славы Божьей или для реализации идеи значит стать фанатиком -- изувером и даже извергом. Именно Евангелие открыло людям, что нельзя строить своего отношения к Богу без отношения к человеку. Если фарисеи ставили субботу выше человека и были обличаемы Христом, то и всякий человек, который поставил отвлеченную идею выше человека, исповедует религию субботы, отвергнутую Христом. При этом все равно, будет ли это идея церковной ортодоксии, государственности и национализма или идея революции и социализма» (Н. А. Бердяев, «О фанатизме, ортодоксии и истине» http://www.vehi.net/berdyaev/fanatizm.html).
Самого Христа нередко превращали в средство для самоутверждения в спорах, для состязания во мнениях. И этим не приближались к свободе, тем более не стояли в ней, как призывал апостол Павел (Гал. 5, 1), но саму Церковь из Тела, в котором каждый член сообщается с другими союзом любви, превращали в организацию, столь похожую на все прочие иерархические пирамиды мира сего. Что, конечно, было неизбежно при количественном росте членов, который не всегда приводит к качественному, а часто бывает и обратно пропорциональным ему. И тогда начинают действовать иные законы, не столько духовные, сколько социальные, так сказать «больших чисел». Как метко пишет Бердяев в этой же статье,
«В сущности, фанатизм всегда носит социальный характер. Человек не может быть фанатиком, когда он поставлен перед Богом, он делается фанатиком лишь когда он поставлен перед другими людьми».
Или еще оттуда же:
«Для фанатика не существует многообразного мира. Это человек, одержимый одним. У него беспощадное и злое отношение ко всему и всем кроме одного. Психологически фанатизм связан с идеей спасения или гибели. Именно эта идея фанатизирует душу. Есть единое, которое спасает, все остальное губит. Поэтому нужно целиком отдаться этому единому и беспощадно истреблять все остальное, весь множественный мир, грозящий погибелью. С гибелью, связанной с множественным миром, связан и аффект страха, который всегда есть в подпочве фанатизма».
Этот фанатизм – от законничества, от соответствующего представления о Боге, сформированного по образу и подобию человеческому, ибо мало кто из людей по-настоящему любит не согласных с ними так же, как самих себя! И, соответственно, мало кто уважает свободу не согласных с ними, как свою собственную, включая, увы, и тех, кто постоянно клянется словом «свобода» и отстаивает свободомыслие (как правило, до поры-до времени). Это следствие рабского и закрепощенного состояния души, которое не терпит свободных людей вокруг себя. И которое не знает настоящей сыновней любви ни к Богу, ни к ближнему своему, поскольку не верит ни в Бога как любовь, ни в человека, несущего образ Божий. Но именно «сыны свободны» (Мф. 17, 27).
Как мы читаем в «Откровенных рассказах странника духовному своему отцу», «Воздержание от грехов, страха ради мук, не успешно и неплодно, и невозможно душе освободиться от мысленных грехов ничем иным, кроме хранения ума и чистоты сердца. Итак все это приобретается внутреннею молитвою, и не только, прибавил я еще, страха ради адских мук, но даже и желания ради царства небесного, если кто станет совершать спасительные подвиги, то и это святые отцы называют делом наемническим. Они говорят, что боязнь муки - есть путь раба, а желание награды в царствии есть путь наемника. А Бог хочет, чтоб мы шли к Нему путем сыновним, то есть, из любви и усердия к Нему вели себя честно и наслаждались бы спасительным соединением с Ним в душе и сердце».
Воистину, только такой путь приводит и к истине, и к свободе!Назад