Трагическая смерть его дочери

Трагедия произошла в среду, 14 мая 1902 года. Эстер встала рано, около шести утра, и накручивала волосы щипцами, которые нагревала на спиртовой лампе. Ее отец, который никогда не пользовался спиртом, запретил держать в доме лампу. Всегда такая послушная и нежная, Эстер на этот раз ослушалась отца. В то роковое утро она нечаянно перевернула лампу, пролив спирт на ночную сорочку и ковер. Мгновенно вспыхнувшее яркое пламя моментально охватило все ее тело. Бедняжка! Если бы она догадалась сразу завернуться в простынь, то пламя быстро бы погасло, не причинив ей такие тяжелые ожоги. Но охваченная паникой Эстер стала звать на помощь. Увы, дверь ее комнаты была заперта. Судорожно стараясь открыть дверь, несчастная девушка в горящем платье быстро превратилась в пылающий факел.

Услышав ее истошные крики о помощи, горничная и другая прислуга прибежали к двери, где с ужасом увидели языки пламени наддверной фрамугой. Когда, наконец, Эстер удалось справиться с замком и дверь настежь открылась, их глазам предстало ужасное зрелище. Горящая, как факел, девушка пыталась сорвать с себя ночную сорочку. И хотя руки подоспевших людей стащили с нее горевшую одежду, помощь пришла слишком поздно. Почти три четверти кожного покрова были уничтожены тяжелыми ожогами. Пламя не коснулось ее лица. Она оставалась в сознании весь день.

Д-ру Доуи сообщили о трагедии по телефону. Несмотря на шок, который произвело на него это ужасное известие, он передал дочери следующие слова: «Скажите ей, чтобы она держалась Господа. Я молюсь за нее. Мама и я приедем так быстро, как только смогут домчать нас лошади».

Он и его жена быстро собрались. Через несколько минут коляска уже стояла у двери их дома. Понимая драматизм ситуации, кучер гнал лошадей галопом шесть миль до Уокегана, чтобы успеть на поезд, отправлявшийся в 7:45 утра. Наверное, это было самое долгое путешествие в жизни главного настоятеля, снедаемого тревогой за свою единственную дочь. Боясь самого худшего, он все-таки надеялся, что положение не настолько серьезно, как ему сказали. В 9:15 он вошел в комнату, где лежала его дочь, и увидел, как она страдала. После молитвы боль постепенно утихла. Через час она смогла говорить.

Но отец и те, кто ухаживал за ней, понимали, что при таких ожогах, уничтоживших три четверти кожи, она долго не проживет, если не произойдет сверхъестественное чудо. Некоторые ожоги были настолько глубоки, что тело в этих местах было черное, как уголь.

К трем часам дня девушка поняла, что умирает, но держалась удивительно мужественно. Во второй половине дня всем стало ясно, что нет никакой надежды на спасение. В девять вечера, к великому горю родителей, Эстер скончалась.

На похоронах, которые состоялись в пятницу, присутствовало семь тысяч человек. Многие приехали из Чикаго, чтобы проститься с Эстер. Когда два поезда прибыли на станцию, почти все население Сиона собралось на вокзале. Гроб вынесли из вагона, и траурная процессия медленно двинулась по направлению к бульвару Сион, а затем свернула к кладбищу Лейк Маунд Д-р Доуи понимал, «по должен сказать прощальное слово сам. Ниже мы приводим часть его обращения, произнесенное на могиле дочери. Тысячи людей слушали со слезами на глазах.

Обращение главного настоятеля

Возлюбленные друзья, я не мог поручить эту святую обязанность никому другому. Только Господь знает, как мне тяжело сдерживать слезы. Много раз за эти последние два дня мне казалось, что сердце мое не вынесет этого горя, и я уйду вместе с той, которая жила в этом сердце сначала ребенком, затем прелестной, чистой девочкой и, наконец, взрослой девушкой.

Возлюбленные, я стою перед лицом необычных обстоятельств. Моя милая, добрая дочь, чье тело сейчас лежит здесь, была рядом со мной во время субботнего служения. Это прелестное, чистое, доброе создание с нетерпением ожидало окончания учебы в школе, чтобы отдать свое сердце и свою жизнь на служение Божьему делу в Сионе.

Я не стану сейчас подробно рассказывать об этом ужасном событии, которое вырвало мою дорогую дочь из самой гущи жизни и ввергло в смерть. Когда я вошел и увидел ее, страдающую от смертельных ожогов, первое, что она произнесла, было: «Папа, прежде, чем ты начнешь молиться, я хочу сказать тебе, что согрешила, не послушав тебя. Это моя вина. Прости меня. Я знаю, что Бог уже простил меня».

«Мое дорогое дитя, — сказал я, — ты знаешь, что твой папа простил тебя еще до того, как ты попросила его об этом». Я поцеловал ее губы, ощутив пламя, горевшее у нее в груди.

Мы провели вместе двенадцать самых драгоценных часов. Слава Господу, боль утихла. Через полчаса после того, как мы подошли к ее постели, и до момента ее ухода из жизни ее бедное обгоревшее тело не чувствовало боли. Все это время она оставалась в сознании. За пять минут до смерти она попросила меня спеть ей «Веди меня, мой добрый Свет!» Она повторяла слова песни вместе со мной. Я никогда не забуду эти драгоценные часы!

Всего лишь один раз за всю свою жизнь она проявила непослушание. Она сделала всего лишь один шаг в сторону от дороги послушания, и дьявол тут же нанес удар с помощью «огненной жидкости, этого дистиллированного проклятия», против которого я боролся всю свою жизнь и которое я запретил ей использовать для каких-либо нужд. Какое горе видеть прекрасную жизнь, уничтоженную одним ударом сатаны!