Некоторые мысли Георгия (Затворника Задонского Богородицкого монастыря)
Мысль моя углубилась во внимание, сердце содрогается, слезы льются, и всего страх объемлет. Ум остановился на предмете выразительных слов о смерти, дражайших для предосторожности: помни последняя твод. и силою духа гремит во глубине внутренности моей сей глас: о Георгий! помни смертный час!., тайна!., исступление духа! изменение плоти... преселение... Ах! прельщаются высокомудрствующие, они неисгину вместо истины разумеют. Страшно лжет их неправда им. Господь меня оградит1 во время странствования моего всеми силами сущия истины, да созиждут- ся стены Иерусалимские души моей. Вот явные предстоят теперь малые знаки моея ничтожности: вот малый гроб меня объемлет[42] [43]. О ты, высоконосящаяся мысль в пространстве небесного круга! приникни здесь, тут предлежит тебе урок смирения— выучи его! Тогда вознесет тебя выше всея твари Промыслитель твой Христос. Истинный ли я храм Святаго Духа? Вот лопата готова на испытание: что окажется, пшеница или плевел?
О любви
Новая заповедь дана нам: да любим друг друга, так же как Господь возлюбил нас! Не ищу, любите ли вы меня, — но смотрю себя: люблю ли я вас? — Люблю, хотя и не вижу. Вот просвещение и радость души моей! Любовь есть свет! Когда я нахожусь посреди врагов моих с любовью в сердце моем,— тогда мне все друзья, и нет врага ни единого, потому что во мне царствует истинная любовь.
Все здесь тлен и суета, но выше всех сует мира сего есть к сердцу Слово, Им же бысгь свет, Им же спасение человеку. Слово Божие покоит душу, страданиями утомившуюся. Сие Слово плоть бысгь, и вселися в ны, Иисус Христос, просвещающий приемлющее Его сердце, сердце, верующее в правду; оно соединяется с Ним любовью — Слава Богу.
О покаянии
Господь сегодня призывает к покаянию1, а завтрашнего дня не обещал для этого. Се ныне время благоприятно! Се ныне день спасения! Ныне, а не завтра. Спасайтесь же о Господе сегодня.
Жить по чувствам, как плыть по течению воды[44] [45], никакого нет труда; но жить по разуму и покорять пристрастную чувственность, — то же, что плыть против воды; надобно трудиться и претерпевати до самого конца, до самого вечного премирного пристанища.
Имейте все вещи для нужного пребывания (но не пристращайтесь) во временной жизни вашей и ближних, но так имейте, как бы <вы> ничего не имели.
О любви к ближнему
Что дасте нищему ради Христа, то Сам Христос приемлет. Богатый обнищал, чтобы представляться вам в лице нищего и за вашу милостыню обогатить вас <Своею милосгик».
Все мы человеки, все мы немощные и слабые, и сами о себе никак добра делать не можем, не только спастись, но призываемся Словом Божиим ко спасению и, ежели только не противимся сему зову1, идем, желаем послушать и спасгися, тотчас в помощь содействует сила Божия, немощных и слабых укрепляет, и по вере их бывает им возможно то, что прежде казалось невозможным.
Медлящую <же> на сердце мысль нужно для изъяснения открывать с искренним доверием из тысячи одному.
Мысль рождается от сердца, и износит слово, словом познается мысль, а по ней самое сердце: и бывает дело по намерению.
Ах, какой луч света скрывается в нас! Хотя на минуту озарится им наша мысль, и мы увидим, что сей мир великая темница в сравнении с истинным небесным светом. Не напрасно убегали и скрывались в горы, в пещеры и в расселины камня те, которые почувствовали в сердцах <сию> тлеющую<ся> искру.
Ангел Божий, Ангел мирный, ограждай нас верою, просвещай любовию, не тою, которою мир самолюбствует, но которою Господь приветствует.
Внутренняя речь ко св. мощам Божиих угодников,
посетивших мою убогую кел<л>ию
В слезах, с радостным благоговением благодаря сердечно Господа славы, провождаю Его Святых Угодников, гостей моих небесных: прошу их ходатайства и предстательства, да пролиют святое свое моление ко Господу о рабе ничтожнейшем Егоре. Сердце жалостью сжимается, капли слезные превращаются в потоки. И душа тяжко, тяжко износит вздохи к засвидетельствованию внутренних чувств; сокрушилось сердце; ум, облеченный в одежду глубокого смирения, снисшел в глубину безмолвия и, опустивши крылья разумения, почтил всех Святых Угодников почтением истинного сознания своей ничтожности. Тело поверглось к стопам их и отдало с должным благоговением свое земное
В источнике: званию
поклонение. Святые, милостиво восприветсгвовав благоуханием небесныя любви, направили шествие свое далее.
<31>
О милосердии
(Иеремии, Патриарха Константинопольского)
Милосердие необходимее всех добродетелей.
Как пища без соли,
Как речь без мысли,
Как дела без веры,
Начало без конца;
Так добродетель без милосердия Мертва и ничтожна.
Как ни одно животное не ходит на одной ноге, никакая птица не летает на одном крыле, как никакой корабль не плавает на одном боку, так никто из спасающихся не спасается, если с своими добродетелями не сопрягает милосердия. Как тот, кто имел бы другом своим Бога, чрез это самое имел бы друзьями своими и всех Святых, так и тот, кто имеет милосердие, имеет уже и все добродетели. Не возражай, что те, которые жили и кончили жизнь в пещерах и горах, то те угодили Богу и без него, нет, не без него, ибо они прежде, чем удалились из среды света, прежде роздали все свое имущество бедным.
Но оставим общие рассуждения, посмотрим лучше на то, как должно быть легко, даже чрезвычайно прибыточно отдавать свое имущество. Представь, что, если бы ты был должен кому-нибудь тысячу литр золота, и заимодавец твой был бы так добр, что сказал бы тебе: «если ты отдашь мне все, что имеешь (а ты имел бы только три унца), то я прощаю тебе весь остальной долг твой», — скажи, не отдал ли бы ты тотчас же все (такое бедное) свое имение? Конечно, охотно. Или: если бы вся обитаемая часть земли продавалась за такую цену, сколько стоит твое имущество, скажи, не отдал ли бы ты охотно своего имения, чтобы сделаться господином земли? и не считал ли бы ты величайшим несчастием — упустить такое приобретение?
Также: если бы кто тебя, уже состарившегося и готового умереть в крайней бедности, обещал вдруг, без всяких болезней с твоей стороны, вдруг соделать крепким и бодрым юношею, бессмертным и богатейшим человеком, и потребовал бы за то от тебя только одного — поделиться тем, что имеешь, с братьями твоими, — скажи, не охотно ли ты сделал бы это? Или: если бы ты был беднейшим из всех людей и царь обещал сделать тебя царем после себя и царем бессмертным, если ты сохранишь одно известное его повеление: не сохранил ли бы ты его со всею рачительностью? Или: если бы какой всемирный монарх даровал тебе без числа много благ своих для распоряжения и потребовал бы только тысячной доли из них, и то не для себя, а опять для тебя же, — для твоего прославления: ужели ты не дал бы охотно требуемого? Или: если бы, по множеству твоих явных беззаконий, судья наконец решил, что ты должен ныне же умереть постыдною смертию, разве лишь отдашь сотую часть своего имения совету и народу: не отдал ли бы ты, скажи, не отдал ли бы с радостию и половину своего имущества? Также: если бы кто-нибудь разом представил пред тебя и всякого рода удовольствия, и всякого рода наказания, и от одних обещал бы навечно освободить тебя, а другие отдать навеки в наслаждение тебе, и просил бы у тебя за то какого-нибудь ничтожного дара: скажи, не отдал бы ты ему с удовольствием и все свое?
Но будешь ли ты дивиться, если я скажу, что все сие и дает, и делает милосердие? Не удивляйся: оно одно все может. И кто милосер дует и любит бедных ради Господа, тот и освобождается от невыплатимого долга грехов, и приобретает весь мир за ничтожную цену, и вдруг юнеет и делается бессмертным, и царствует в небесном царстве, и, как верный раб, во всем наследует Господу и царски богатеет, по призванию Царя: приидите благословенный Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мирам пр., и, свободный от вечного наказания, наслаждается всякого рода радостями во веки.
Но милосердие не в том состоит, чтобы помочь однажды бедному, и одному, а в том, чтобы радушно помогать всем, всячески и всегда: одному как сроднику, другому как другу, третьему как соседу, иному как знакомому, тому просто как человеку, любя человечество; одному помочь добрым советом, другому делом, тому показать любовь свою словом, искренним сожалением, одному оказать помощь пищею, другому питьем, тому одеждами, иному кровом; тому показать радушие в слове, иному в обращении, другому в чувстве, — словом, всякими способами, во всем, что можешь, нужно оказывать милосердие всякому и всегда.
<32>
О молитве
(св. Иакова, Епископа Низибийского)
Тогда только молитва наша угодна Богу, когда она свята, в противном случае она не принимается Богом. Остави нам долги наша, яко и мы оставляем должником нашим (Мф. 6, 12). О ты, который так молишься, помни, что ты приносишь жертву пред лице Божие, смотри, чтобы не мог стыдиться твоей молитвы, как жертвы нечистой, тот, кто представляет ее Богу! Ты, испрашивая у Бога прощения долгов твоих, свидетельствуешь пред Ним, что ты сам прощаешь долги своим должником: сообрази же прежде, чем приступить к молитве, действительно ли ты прощаешь своим должником? В противном случае ты будешь лжецом пред Богом. Но помни, что Бог не человек, подобный тебе: пред Ним солгать нельзя. Притом, согрешая против брата своего, ты просишь прощения у Бога: у кого же ты будешь просить прощения, когда согрешишь против Бога? Молитва твоя, происходящая от души, оскверненной этою ненавистью, останется тут же, пред алтарем, и тот, кто принимает наши молитвы, не возьмет ее и не вознесет от земли на небо, потому что он, представитель наших молитв Богу, предварительно исследывает — чисты ли оне, достойны ли того, чтобы представить их Богу. Только чистые, святые молитвы возносит он на небо и представляет Богу. Если же он найдет, что ты говоришь Богу: «отпусти мне, отпущу и я», то скажет тебе в ответ: «прости прежде ты своему должнику, и только тогда, когда ты это сделаешь, я возьму молитву твою и представлю ее Богу, твоему заимодавцу». Он скажет тебе: «я не приношу к престолу неисповедимой святости даров нечистых. Придет время, когда ты сам явишься туда для отчета в долгах своих, тогда сам ты принеси и дар твой. Увидишь, что тогда будет с тобой». Сказав это, он оставит дар твой и удалится от тебя. Когда обстоятельства требуют немедленного исполнения доброго дела, то не говори: «я помолюсь сперва, так как теперь час молитвы, а потом сделаю это дело». Так, если бы кто-нибудь, стоя у дверей твоих, просил твоей помощи, а ты между тем хотел бы совершить молитву, предоставляя себе оказать помощь просящему по окончании молитвы, то ужели бы ты не принял на свою душу греха, когда бы просивший у тебя помощи потерпел какой-нибудь вред во время твоей молитвы? Итак, прекрасна молитва, когда дела наши хороши; благоугодна она, когда растворяется живым чувством всегдашней готовности оказать помощь страждущему ближнему; принимается она и возносится на небо, когда предшествует ей отпущение долгов; любезна она, когда чужда коварства; деятельна она, когда совершаются в ней силы Божии.
<33>
О молитве <св. Иоанна Златоуста>
Молитва есть оружие великое, сокровище неоскудевающее, богатство никогда неисгощаемое, пристанище незыблемое волнами, основание спокойствия; молитва есть корень, источник и мать бесчисленных благ; молитва могущественнее самого царствования. Я говорю о молитве не тощей и рассеянной, но той, которая изливается с напряжением из души скорбящей, из сердца сокрушенного. Сия-то молитва восходит к небу. Как воды, пока текут по ровному пространству и имеют большой простор, не поднимаются кверху, а когда руки водопроводителей стесняют их внизу и сжимают, то, будучи сжаты, оне быстрее стрелы устремляются в высоту: так и душа человеческая, пользуясь великою свободою, разливается и рассеявается; когда же обстоятельства стеснят ее долу, то, сильно стесненная, она возносит горе чистые и благозвучные молитвы. А дабы ты знал, что те-то особенно молитвы и могут быть услышаны, которые возносятся в скорби, послушай Пророка: Ко Господу, внегда скорбети ми, воззвах, иуслыгиамя (Пс. 119,1). Согреем же совесть, стесним душу памя- тию о грехах, стесним не для того, чтобы подавить ее скорбию, но чтобы соделать ее услышанною, расположить ее к трезвости и бодрствованию, и коснуться ею неба. Ничто так не отгоняет рассеянности и беспечности как скорбь и печаль: оне повсюду собирают душу и обращают ее к самой себе. Скорбящий, равно как и молящийся молитвою, может вселить в свою душу великое удовольствие. Сгущение облаков сначала делает воздух мрачным, но когда оне разрешились проливным дождем и дождь перестал, то атмосфера становится спокойною и ясною; так и скорбь, пока она скопляется внутри, помрачает наш ум, а как скоро разрешается словами молитвы, соединенной со слезами, и изливается вне, то оставляет в душе великую ясность, потому что в душу молящегося, как некий луч, входит Божие заступление.
<34>
О трате времени
Непонятно, как люди губят это драгоценное время в <пьян- сгве, порочных играх и непозволительных> наслаждениях, тогда как оно едва достаточно для исправления обязанностей, возлагаемых на нас сею жизнию? Ужели они не знают, что и самая вечность слишком коротка для того, чтобы возблагодарить Бога за те благодеяния, коими Он нас осыпал в продолжение сей жизни? Какой отец хладнокровно будет смотреть на своего сына тогда, когда бы сей, стоя на берегу реки, стал бросать в воду деньги так, как дети бросают камни? Но если бы этот сын, не оставляя своего занятия, сказал ему в свое извинение, что он это делает для препровождения времени, — только для удовольствия: то можно ли думать, что отец его будет слушать таковое оправдание без гнева? и что за удовольствие, какого рода? Что оно есть в самом существе своем? Размысли <хорошенько>, есть ли что-нибудь важного и достойного тебя в том, что прельщает <и призывает к себе твое сердце> во времени? Осыпь человека всеми благами земными, исполни все желания его сердца, он и тогда не будет счастлив, потому что будет страшиться потерять их. Эта мысль, как горькая желчь, будет отравлять все его удовольствия, и в то самое время, когда он думал наслаждаться оными, он будет терзаться неизвестностью, долго ли продлятся блага сии, забавы, почести, благоприятсгва счастия и тому подобное. Долго ли? Эта мысль, как червь, точит его сердце во время самого наслаждения благами. Где же это удовольствие? Жизнь наша столь коротка, что не может составить даже и точки заметной в отношении ко времени1. И сия-то жизнь ведет к вечности. Так если столь короткое время награждается вечностью, то ужели может еще что-нибудь нас удержать от того, чтобы мы употребили оное на приобретение вечного блаженства и славы? Ужели потеря времени не важнее всех потерь, потому что она невозвратна?
Но мы гораздо более причин имеем досадовать на самих себя. Что значит золото и серебро в сравнении с временем, когда одной минуты нельзя купить за все золото мира и когда малейшее мгновение стоит вечности? И между тем, нимало не размышляя об этом, изыскиваем все роды удовольствия для того, чтобы убить время. Пожалеем с язычником Сенекою о том, что люди стали столь мало дорожить вещию драгоценнейшею в свете. Самую драгоценную вещь, говорит он, употребляют только на забавы.
Сожаление о потерянном времени будет самою тяжкою скорбию в аде. Самое ужасное мучение будет терзать осужденного тогда, когда он узнает, что бесчисленное множество средств к спасению потерял[46] [47] или в бесполезных, или в суетных удовольствиях и что ему нельзя уже будет возвратить ни одного из них. Если бы он мог возвратить хотя бы одно из них, то ад не был бы более для него адом; он употребил бы все свои силы к своему спасению. А мы тратим столько часов и дней! О, как болезненно восчувствуем мы потерю настоящего времени по смерти, в продолжение вечности, — тогда, когда для нас не будет более времени! В одну минуту можно отверсгь небо и поставить себя одесную Бога с Его избранными; между тем как и за целую вечность нельзя возвратить ни одной минуты, потерянной в сей жизни.
<35 >
Благодеяния Божии
(Филарета, митрополита Московского)
Человек живет непрерывными благодеяниями Божиими, он весь составлен из даров и благодеяний Божиих, он погружен в благодеяниях Божиих, как в бездне. Бытие и жизнь человека, в своем начале, есть свободное даяние Творца — дар, которого никто не мог у Него вынудить, никто не имел права истребовать, следственно, и продолжение бытия и жизни есть непрерывное продолжение того же даяния Божия. Жизнь временная есть ежеминутное благодеяние Божие. Бессмертие человека есть бессмертное, бесконечное благодеяние Божие.
Осмотримся во вселенной. Кто положил под нами землю, которая нас держит над бездною, дает нам жилище, одежду, пищу? Чей это воздух, которым мы дышим? Зачем и звери, и камни, и растения — все служит преимущественно нам, а не другому? Не все ли сие и прочее неисчислимое — Божие устроение, Божия собственность и, когда предоставлено в пользу нашу, Божие нам благодеяние? Точно, мы погружены в благодеяниях Божиих, как в бездне. Невнимательный к благодеяниям Божиим скажет: я пользуюсь всем этим посредством моих собственный усилий. Но таковому ответствуем с апостолом: ни насаждали, есть что, ни напаяяй, но возращаяй Бог (1 Кор. 3, 7). Сие обличение ничтожности человеческих действий в сравнении с благотворным содействием Божиим столько же справедливо буквально, в отношении к обрабатыванию видимой природы, сколько иносказательно — в отношении к образованию духовного естества в человеке. Ты провел грубую борозду или вырыл яму, бросил зерно или посадил корень и, может быть, еще брызнул водою, если это в небольшом саду. Какие ограниченные, мертвые, ничтожные дела! Но что делает между тем небесный Земледелец? В зерне или корне он уже приготовил неприметно, и тем более удивительно, все будущее растение и весь плод, которого ты алчешь; в земле, в которую ты бросаешь семя, как в могилу, Он также приготовил для него матернюю утробу; далее Он повелевает солнцу Своему сквозь темные и холодные глыбы пробиваться светом и теплотою и извлекать из погребенного семени росток, из ростка стебель, из стебля цвет и плод; для споспешествования сему Он опять посылает поочередно теплоту и холод, влажность и сухость, дожди и росы, ветры и тишину, и, конечно, не насаждающий и напояю- щий человек, но возращающий Бог из одних и тех же — земли, воды, воздуха, света, производит в пшеничном колосе хлеб, а в виноградной ягоде — вино. Мы примечаем наши ничтожные дела по тому самому, потому что они ограничены и малы, потому что начинаем их и оканчиваем, усиливаемся для них и устаем от них, и напротив, не примечаем иногда благодеяний Божиих по тому самому, что они велики, потому что готовы без усилий, повсеместны, всегдашни. Надобно иногда временное и местное отъятие благотворной руки Божией, чтобы люди справедливее оценили благодеяние Божие, которым долго без внимания пользовались. Голод изъясняет Божие благодеяние хлеба, тлетворное поветрие— благодеяние воздуха, засуха— благодеяние дождя, безведрие — благодеяние солнца, которое не дорого потому, что всеблагодеющий Бог каждый день сияет им на злыя и благия.
При рассмотрении человеческих обществ мысль о благодею- щей руке Божией засгеняется нередко мыслию о свободной воле человеческой. Но Бог, благодетельный Творец мира и человека, может ли не быть также благодетельным Творцом общества человеческого? Никто, признающий Бога Творца и Промыслителя, не станет спорить, что общество пчел или муравьев есть устроение Божие в природе, потому что никакие избранные члены улья не составляли для него постановления общественного, и никакой философ муравейника не вымышлял басни общественного договора.
Человеку, для которого создан мир, нет управления? Кто смотрит свыше, тот слышит над всеми действиями людей высшее Божие управление. Кто смотрит глубже, тот видит, что законы общества человеческого уже написаны в сердце человека и что исполнение их вносит блаженство и Самого Бога в общество. Свободная воля дана ему на то, чтобы достигнуть их самому. Ибо и Бог свободил и человека, хотел создать по Своему образу свободным. Когда же потерялся человек, волею причинив себе зло, Бог и тут не оставил человека и тут одождил его благодеяниями духовными. Там даруется ничтожеству бытие и бытию благоустройство, здесь подается грешнику непорочность, осужденному— прощение, духовно умершему— жизнь, погибшему— спасение и блаженство. Там сотворенное уготовляется <и употребляется> в пользу сотворенного, здесь Творец Сам приходит на помощь твари, служит ей, предает ей Самого Себя; Сын Божий не пощадевается, но за нас всех предается, Плоть и Кровь Богочеловека предлагается как пища и питие, как врачевсгво, как источник жизни, сердце Божие отверзается, любы Божия изливается в сердца наши, Дух Святый подается, обители многи на небесах земнородным отверзаются и в сердце человека обитель Божия сотворяется. Кто понимает, что душа человеческая может истинно жить только Богом, подобно как тело живет душою, но что Бог не может жить в душе нечистой, кто имеет довольно самопознания, чтобы примечать, как несчастно и как почти неизбежно обман змия и прельщение Евы повторяются в нас гордосгию разума и похотию плоти, как всякое неправедное дело, даже всякое нечистое желание и лукавый помысл, изгоняют душу из рая мирной совести, как, наконец, недостаточны одне собственные усилия, чтобы возникнуть из ада совести раздраженной, тот может несколько понимать, как велико благодеяние. В чем же может быть соответствие благодеяниям Божиим со стороны человека, то есть в чем оно состоять может? Заслуга, просьба, благодарность: вот три возможные соответствия благодеяниям. Заслуга возможна между человеками, из которых один имеет нужду в услугах другого, а другой может усердно представить первому свои услуги, но самодовольный Бог ни в чем не имеет нужды, и человек не имеет ничего представить Богу, что не было бы от Бога <же> полученным благодеянием, следственно, здесь нет места заслуге. Просить от Бога благодеяний можно, и хорошо, если человек сие делает с доверенностью и со смирением. Но большая часть благодеяний Божиих бывает прежде нашего прошения, лучше нашего прошения и выше нашего понятия; нельзя просить того, что уже сделано, нельзя просить того, чего нет и в мысли. Посему остается самым употребительным способом соответствия благодеяниям Божиим— благодарность истинная, как истинны благодеяния Божии, деятельная, как деятельно благотворит нам Бог.
<36>
Об отлагательстве
(Гавриила, Епископа Рязанского)
Отлагающий исправление свое до другого времени похож на больного, который бы сказал врачу своему: оставь меня в покое, мне еще не нужны лекарства твои, я успею восстановить здоровье мое и тогда, когда болезнь моя сделается смертоносною и неис- цельною. Так, отлагать исправление свое до другого времени значит подвергать себя явной опасности, значит нисходить в глубину зол, куда едва проницают лучи света благодатного. Отлагая дело спасения твоего, на чем подлинно основываешь надежду твою, что призывающий тебя ныне глас милосердия Божия после будет еще сильнее ударять в двери ожесточенного сердца твоего? Может быть, подобно юродивым девам, ты воздремлешь так, что не успеешь купить елея и уготовать светильника, чтобы сретить грядущего в полунощи Иисуса Христа, Божественного Жениха душ верных, и для тебя затворены будут двери на брак, — в Царство Небесное. Может быть, со временем ты увлечен будешь в такие искушения и заблуждения, которые совершенно ослепят разум твой и удалят от тебя Духа благого, наставляющего на путь спасения. Может быть, Господь в наказание за твое противление гласу милосердия Его, многократно тебя призывавшему к покаянию, оставит тебя слепому произволению твоему и предаст в неискусен ум, творити неподобная <Рим. 1, 28>. В старости болезни нарушают спокойствие духа и отвлекают ум от предметов небесных; приближающаяся страшная година смерти приводит в смятение все силы душевные, помрачает разум, расстраивает воображение и наполняет его не образами вещей духовных и Божественных, но призраками и мечтами минувшей суетной жизни; скорбь и теснота, а иногда и самое отчаяние связуют душу пленницами мрака и держат ее далече от Бога и Царствия Его. И это ли благоприятное время для дел спасения, для примирения нашего с Богом, для умилостивления Его правосудия, раздраженного бесчисленными оскорблениями? Это ли чистая и святая Богу жертва, которую отверг и самый мир неблагодарный. Вот что говорит Господь тем, которые после жизни беззаконной думают на одре смерти угодить Ему и которые вопиют к Нему не столько о спасении их вечном, сколько о погибающих для них благах временных: Егда прострете руки ваши ко Мне, отвращу очи Мои от вас, и ащеумножите моление ваше, не услышу вас (И.с. 1, 15).
<37>
О различных действиях души нашей
(св. Григория, Епископа Нисского)
Итак, по троякому, как мы рекли, разделению свойственных душе движений, на силы ума, вожделения и раздражения, благие в душе действия силы ума суть: благочестивое понятие о Божественном, искусство различения добра и зла, ясное и несмешанное <понятие>, суждение о свойствах предметов, что из сущих достойно избрания и что отвержения и отвращения. По противупо- ложению, без сомнения, усмотрится такожде и злое направление сея способности души, когда в ней относительно к вещам Божественным будет нечестие, относительно к истинно доброму нерассудительность, превратное и ложное понятие о естестве вещей, яко почитати свет тьмою, а тьму светом, как глаголет Писание <Ис. 5, 20>. Добродетельное направление силы вожделения есть устремление желания к существенно вожделенному и истинно прекрасному, и всея силы и расположения любви, какая только в нас есть, занятие уверенностью, яко нет ничего иного по естеству своему вожделенного, кроме добродетели, и естества, добродетель источающего. Уклонение же и греховное движение сея способности бывает, когда кто вожделение обратит к мечтательному тщеславию, или к цветущей красоте телесной. Отсюда происходит сребролюбие, славолюбие, сластолюбие и все сим подобные пороки, которые имеют началом сей род зла. Наконец, доброе действие силы раздражения есть ненавидение зла, брань противу страстей и укрепление души в мужестве, дабы подвизающийся за веру и добродетель не устрашался кажущегося страшным для многих, но подвизался противу греха до крове, презирал угрозу смертию, тяжкие муки и разлучение от того, что есть приятнейшего, и словом, был выше всего, что многих держит в плену сластей, по привычке и предубеждению. Превратные же движения сея силы всем явны суть: зависть, ненависть, вражда, злословие, соумышления, сварливое и мстительное расположение, на долгое время просгирающия памятозлобие и многих доводящия до убийства и кровопролития. Ибо необученный помысл, не обретая, како с пользою употребите оружие, обращает против самого себя острие железа, и оружие, данное нам от Бога на защищение, делается злоупотребляющему оное погибельным.
<38>
О посте
Пост, будучи древнее самого христианства, всегда существовал в истинной религии. Пост, говорит святой Василий Великий, современен человеческому роду, и первая положительная заповедь, которую Бог дал человеку еще в земном раю, была заповедь воздержания. Тело— это возмутительный раб против души, которую Бог поставил над ним госпожою. Блаженный Августин сравнивает тело с яростным конем, увлекающим душу, необузданность коего необходимо укрощать уменьшением его пигци: и для сей-то цели главным образом и установлен пост. Ослабляя тело, пост ослабляет и те страсти, кои имеют в нем свой корень и кои первые выступают на брань против духа, и по мере сего усиливает против них душу. Сколько отнимешь у тела, говорит Василий Великий, столько силы предашь душе (во 2-м Слове о посте). Притупляя чувства телесные, подавляя пожелания плотские, умиряя всего внешнего человека, пост освобождает дух из-под рабства плоти. Чем далее и строже соблюдается пост, тем более возрастает свобода духа. Пост, говорит св. Василий Великий, снова отверзает нам двери рая, кои заключило невоздержание первого человека. Запрещенный плод, который вкусил прародитель наш, как смертоносный яд, внес смерть во все его потомство: посредством воздержания новый Адам снова призывает нас к жизни. История Церкви представляет множество мужей, кои силою поста возносились выше природы человеческой. Моисей после сорокадневного поста делается способным принять на Синае закон среди громов, молний и бурь. Илия после такого же поста удостаивается на Хориве видеть славу Божию и потом сам возносится с плотию на небо. Даниил также посредством поста удостаивается того, что Ангел сходит с неба, чтобы открыть ему, а чрез него всем племенам как Иудейского, так и языческого рода счастливую эпоху пришествия Мессии на землю и освобождения рода человеческого от проклятия. Предтеча постом воспитывается в человека, более коего не восста в рожденных женами. Наконец, Сам Господь Иисус Христос сорокадневным постом открыл Свое Евангельское служение, показав таким образом Сам исполнением Своим, собственным примером, прежде чем изрек о нем заповедь. Не одно воздержание от пищи необходимо, говорит св. Златоуст, а вместе воздержание от грехов; не одни уста должны поститься, нет, пусть постится и око, и слух, и ноги, и руки, и все члены нашего тела. Пусть руки постятся, очищая себя от грабительства и многостяжа- ния, пусть ноги постятся, переставши бегать в беззаконные места, пусть глаза постятся, изучаясь не разбегаться по обольстительным предметам, пусть постится слух, не внимая злословию и клеветам, пускай постится язык от постыдных речей и злословия. Освятите пост, вопиет к нам Господь чрез пророка Иоиля (1, 14). Освятите пост, то есть сперва разрушьте в самих себе все <то>, что противно его святости: исторгните порочные склонности, искорените преступные страсти, преобразуйте худые привычки, оскверняющие пост. Освятите пост, то есть после сего оставьте вашу рассеянность, ваши шумные удовольствия и все, что в дни, посвященные покаянию, не имеет места. Освятите пост, то есть, наконец, умерщвляя плоть воздержанием, укрепляйте дух всеми делами живоносного и истинного благочестия; вот какой пост, говорит Господь, Мне приятен: разрешай всяк соуз неправды, разрушай обдолже- ния насильных писаний, отпусти сокрушенныя в свободу и всякое писание неправедное раздери. Раздробляй алчущим хлеб твой, и нищия бескровныя введи в дом твой; аще видиши нага, одей, и от свойственных племене твоего не презри. Тогда разверзется рано свет твой и исцеления твоя скоро воссияют: и предыдет пред тобою правда твоя, и слава Божия обымет тя. Тогда воззо- веши, и Бог услышит тя, и еще глаголющу ти, речет: се придох (Ис. 58, 6-9).
<39 >