С: Так я слышал. Очень даже возможно.

Подробнее об этом в рассказе о сотворении мира в гл. 15.

Руфь

Во время сеанса, когда я беседовала с Садди-ребенком, я спросила, какая история у него самая любимая. Я удивилась, когда он ответил: «Про Руфь». Я подумала, что это довольно странный выбор для ребенка. Я могу вспомнить множество рассказов из нашей Библии, которые покажутся мальчику более увлекательными. Я спросила Садди, может ли он рассказать ее, и то, что последовало далее, было само по себе странно. Обычно гипнотерапевту приходится задавать множество вопросов, чтобы заставить субъектов продолжать беседу. Они расслабляются до такой степени, что могут и впрямь погрузиться в настоящий сон. У меня такого никогда не случалось, но это возможно.

Кэти всегда была разговорчива, в любом состоянии. Но на сей раз Садди начал рассказывать эту историю и продолжал семь с половиной минут без каких-либо пауз. Я не задавала никаких вопросов и никак не способствовала течению рассказа. Я думаю, это своего рода исторический документ, если существуют еще подобные случаи. Это еще один пример того, насколько тесно Кэти отождествлялась с личностью из прошлого.

Садди взахлеб рассказывал эту историю со щенячьим восторгом мальчишки, жаждущего поделиться своими познаниями.

С: Рассказывают, что Ноеминь, — она сама, ее муж и двое сыновей пошли в землю Моав (произнесено почти как один слог), чтобы заработать себе на жизнь. И вот, долго ли, коротко, сыновья эти вошли в возраст и решили взять себе жен.

Сейчас в свитках написано, что мы не должны брать жен среди тех, кто к нам не принадлежит. Но те поговорили со священником об этом деле, и он сказал, что, коль скоро женщины примут Яхве как своего Бога, братьям разрешат на них жениться. И так они выбрали себе женщин, на которых решили жениться, и случилось так, что они были сестрами. Одна была Руфь, а вот имя сестры я сейчас не припомню.

Ну, как бы там ни было! И вот случилось так, что несколько лет прошло и напала на людей тяжкая болезнь. И муж Ноемини заболел и умер, и оба ее сына тоже. И она решила, что пойдет обратно в свою землю, то есть в Израиль, — возьмет с собой только немного из своего имущества и пойдет к народу своему. Тогда сказала она своим снохам, что они-де молоды и что надо им остаться здесь, и выйти замуж, и жить среди народа своего. И сестра Руфи согласилась вернуться в дом родительский. А Руфь сказала ей, что, когда покинула она дом родителей своих, она перестала быть им дочерью и что Ноеминь — ее семья. И поэтому куда Ноеминь пойдет, туда же и Руфь. А Ноеминь все повторяла: «Нет нет, тебе нельзя так поступить. Это неправильно. Твой и мой народы не похожи». А Руфь и говорит: «Разве не следую я путями Яхве, как твой народ?» А та отвечает: «Да». — «А разве я не соблюдаю законы?» А та говорит: «Да». — «Стало быть, я одна из вас».

И вот Ноеминь решила, что чем идти одной, — а путь-то был ох какой нелегкий, — так лучше уж вдвоем. И пошли они вместе. И дошли они до родного края Ноемини. И когда пришли они туда, все скорбели, что Ноеминь овдовела и что не было у нее сыновей, чтоб восстановить имя ее. И вернулась она к себе домой. По-настоящему бедными они не были, но было у них не так много денег, или чего поесть, или других вещей. И так жили они некоторое время.

А у Ноемини был родственник, которого звали Вооз, и был он уважаемый человек в их общине. Был он из дома Давидова, и весьма знатен, и человек очень праведный и добрый. И он владел многими полями, и Ноеминь послала Руфь в его поля подбирать колоски, что было дозволено. И сказала снохе, что это будет хорошо, поскольку знала, что это привлечет внимание. Ведь хоть они были очень бедны, показывать это — значит навлечь позор на дом. Мол, живут они в одном городе с родными, а должны ходить на поля подбирать колоски. Стало быть, так на них обратят внимание. Ноеминь надеялась, что из этого что-нибудь да выйдет. А может, как многие говорят, она про все знала и потому позволила, чтобы так произошло.

Ну, так или иначе, пошла Руфь в поле и собирала колоски, а надсмотрщики попытались помешать ей. И она сказала, что по закону имеет право делать так, потому что это остатки, которые были брошены. И это заметил Вооз, и он узнал, что она ему родня, вдова его родственника. Стало быть, они были одного роду-племени. И он, видя их затруднения, послал в их дом большое количество еды, чтобы им не надо было подбирать колоски.

А был еще один родственник, ближе Вооза, который должен был бы жениться на Руфи, если бы она пожелала выйти замуж. Потому что таков закон: если человек умрет бездетным, ближайший родственник-мужчина должен жениться на его вдове, если сам он холост. А ему было невыносимо думать, что она моавитянка (произнесено как «мовитянка») и не похожа на людей из его рода. Но ему также тяжко было думать, что Вооз, может, хочет взять ее за себя. Оттого-то он и метался.

Ведь если бы он сказал, что хочет жениться на Руфи, он бы взял родственницу, но не из своего рода. А если бы он позволил Воозу жениться на ней, так только этого Вооз и хотел, он это знал. Вот он и не мог решиться. Поэтому их вызвали. Вызвали к судьям. И тому родственнику сказали, что он должен взять Руфь в жены или отдать Воозу сапог свой*. Это для того, чтобы показать, что сделка заключена и они решили, что так пойдет. Сапог передается, чтобы показать, что все законно. И вот его пристыдили и заставили сделать это в присутствии людей.

Потому что он не хотел... Никак не хотел, даже назло Воозу, взять себе жену, вокруг которой поднялся такой шум. Она ведь была чужая, и не похожа на них, и все такое.

И вот они жили-поживали и добра наживали. От этой встречи Руфи и Вооза и пошел дом Давидов. Они для нас очень много значат. Их дом — это мой народ. А их сын был... Дай-ка подумаю... Это было... Давид был их внуком, сыном их сына. И оттуда мы все пошли...

Это все рассказывалось целых семь с половиной минут без перерыва.

Д.: Почему это твоя любимая история?

* Руфь, 4: 7. Сапог отдавался в знак подтверждения выкупа или мены. — Прим. перев.

С: Это все рассказы о моей семье. И так было положено начало нашему дому (родословной, генеалогическому древу).

Д.: Была ли Руфь довольна таким решением, — что говорят свитки?

С: Да, она была довольна, потому что, говорят, будто она вышла и возвестила Воозу, чтобы он узнал, что таков ее выбор. И тот родственник и Вооз вместе преломили хлеб, и все было решено. А затем тот публично отказался от своих прав.

Д.: Ну вот, а если бы она не пришла вместе с Ноеминью, она никогда бы не встретила Вооза.

С: Встретила бы. Это случилось бы, так или эдак.

Д.: События вроде этого предопределены— ну, чтобы люди соединились?

С: Если есть долги, по которым надо расплатиться, — не важно, добром или злом, они должны быть уплачены. И такие события непременно произойдут. А мы должны вынести урок из них. И научиться не уклоняться от них, пусть от этого бывает много боли и душевных страданий.

Если получится просто сделать все возможное в твоем положении и извлечь из этого урок, получится немыслимое благо.

Д.: То есть не сопротивляться, а соглашаться.

С: Да.

Глава 15: Моисей и Иезекииль

Моисей

История Моисея была хорошо известна Садди и имела для него большое значение, ведь он был наставником и преподавал Тору, в состав которой входили и Законы Моисея. Я добыла множество кусочков этой истории во время трех различных сеансов, собрала их вместе, и они прекрасно совпали. В них мы найдем еще больше удивительных несоответствий известным сюжетам, чем в какой-либо из библейских историй, услышанных мною от Садди, — историй необычных, но все же вполне убедительных.

Уже с самого начала этот рассказ не походит на известную нам библейскую версию. Из уроков в воскресной школе мы вынесли историю о младенце-Моисее, который родился от еврейской женщины, был упрятан в корзинку из тростника, где находился до тех пор, пока его не нашла дочь фараона, воспитавшая найденыша во дворце как своего собственного сына. А вот такова эта повесть в изложении Садди.

С: Его мать была египетской царевной.

Д.: А нам рассказывали, что он родился от еврейки.

С: Нет! У него отец был еврей. (В его голосе послышалось -раздражение.) А то была история, которую пустили в ход позже, чтобы оградить ее от еврейского ребенка с его еврейским отцом. Моисей был сыном царской дочери.

Д.: А почему надо было что-то скрывать?

С: Потому что в то время все евреи уже стали в Египте рабами. И хотя Моисей благородного происхождения — говорят, он принадлежал к дому Иосифа, он все же был еврейским рабом в Египте. Я думаю, историю сочинили, чтобы уберечь мать, вот и сказали, что ребенка нашли. Сказали, что его нашли в реке, в корзинке из тростника. Но это неправда.

Д.: Он был воспитан во дворце фараона? А позже не случилось ли чего-то такого, что заставило его бежать?

Согласно библейской версии, после того, как Моисей вырос, он случайно совершил убийство. Когда фараон услышал об этом, он хотел убить Моисея, но тот, чтобы спастись от царского гнева, бежал в пустыню.

Версия Садди расходилась с каноническим текстом и здесь.

С: Он не был вынужден бежать. Он узнал, что его отец — раб. А раз отец раб, то и он тоже раб. И он сказал, что ему надлежит жить со своим народом. Это было частью обучения, которое должно было обратить его к добру, чтобы он мог выдержать то, что ему предстояло.

Д.: Похоже, наши истории несколько отличаются. Мы слышали о том, что Моисей удалился в пустыню.

С: Его услали в пустыню за то, что он осмелился полюбить царевну Нефертари, которая должна была стать женой фараона. Вот потому-то его и услали в пустыню. Это было уже после того, как он решил стать рабом. Если бы он все еще оставался царевичем Моисеем, его бы в пустыню не отправили. Рамзес узнал, что Нефертари любит Моисея, и взревновал. Оттого-то он и решил, что отослать соперника в пустыню — значит убить его. Оттого-то он и полагал, что с Моисеем покончено. Он не знал, что Моисей был под рукой Яхве.

Д.: Как же он узнал о своем предназначении, если он был в пустыне? (Я имела в виду известный нам всем рассказ о Боге, который говорил с Моисеем из горящего куста.)

С: Не знаю! Я там не был! Я слышал, что его посетили ангелы. Я слышал, что он просто открылся своей внутренней сущности. Много чего рассказывают. Я думаю, это все произошло во многом оттого... Он просто не мог этого терпеть. Он был свободен и счастлив, а его народ пребывал в египетском рабстве.

Д.: У нас рассказывают что-то о горящем кусте.

С.: И я такое слышал — будто бы Бог посетил Моисея в виде горящего куста. (Вздыхает.) Для меня это выглядит как-то странно. Зачем Богу сжигать один из своих кустов, чтобы привлечь внимание обыкновенного смертного? Почему бы ему просто было не сказать: «Я — Яхве, и ты будешь слушать Меня»? Я думаю, Он обращался к душе Моисея и Моисей слушал. Некоторым людям очень нелегко поверить, что кто-то может слышать Бога внутри себя.

Им нужна какая-то внешняя форма, чтобы сказать: «Да, Бог говорил со мной». А чтобы услышать Бога, нужно всего лишь открыть свое сердце, и вот Он уже там, в каждом вздохе и каждом мгновении. Надо только услышать.

Несомненно, это кажется слишком простым для того, чтобы быть принятым большинством людей. Я спросила Садди, знает ли он историю о Красном море, и такова ли эта история, как та, к которой мы привыкли.

С: Кто знает? Ты имеешь в виду, про то, как они перешли Красное море? В некоторых рассказах говорится, что море расступилось, но это неправда. А правда такова, что они просто взяли и перешли. Они умели... Как это сказать?