Белая невеста для сына проводника спальных вагонов

Я не знал, как прозвучит кларнет Анджелы Хониккер. Никто и вообразить не мог, как он прозвучит.

Я ждал чего-то патологического, но я не ожидал той глубины, той силы, той почти невыносимой красоты этой патологии.

Анджела увлажнила и согрела дыханием мундштук кларнета, не издав ни одного звука. Глаза у нее остекленели, длинные костлявые пальцы перебирали немые клавиши инструмента.

Я ждал с тревогой, вспоминая, что рассказывал мне Марвин Брид: когда Анджеле становилось невыносимо от тяжелой жизни с отцом, она запиралась у себя в комнате и там играла под граммофонную пластинку.

Ньют уже поставил долгоиграющую пластинку на огромный проигрыватель в соседней комнате. Он вернулся и подал мне конверт от пластинки.

Пластинка называлась «Рояль в веселом доме». Это было соло на рояле, и играл Мид Люкс Льюис.

Пока Анджела, как бы впадая в транс, дала Льюису сыграть первый номер соло, я успел прочесть то, что стояло на обложке. «Родился в Луисвилле, штат Кентукки, в 1905 г., – читал я. – Мистер Льюис не занимался музыкой до 16 лет, а потом отец купил ему скрипку. Через год юный Льюис услышал знаменитого пианиста Джимми Янси. „Это, – вспоминает Льюис, – и было то, что надо“. Вскоре, – читал я дальше, – Льюис стал играть на рояле буги-вуги, стараясь взять от своего старшего товарища Янси все, что возможно, – тот до самой своей смерти оставался ближайшим другом и кумиром мистера Льюиса. Так как Льюис был сыном проводника пульмановских вагонов, – читал я дальше, – то семья Льюисов жила возле железной дороги. Ритм поездов вошел в плоть и кровь юного Льюиса. И вскоре он сочинил блюз для рояля в ритме буги-вуги, ставший уже классическим в своем роде, под названием „Тук-тук-тук вагончики“».

Я поднял голову. Первый помер пластинки уже кончился, игла медленно прокладывала себе дорожку к следующему номеру. Как я прочел на обложке, следующий назывался «Блюз „Дракон“».

Мид Люкс Льюис сыграл первые такты соло – и тут вступила Анджела Хониккер.

Глаза у нее закрылись.

Я был потрясен.

Она играла блестяще.

Она импровизировала под музыку сына проводника; она переходила от ласковой лирики и хриплой страсти к звенящим вскрикам испуганного ребенка, к бреду наркомана. Ее переходы, глиссандо, вели из рая в ад через все, что лежит между ними.

Так играть могла только шизофреничка или одержимая.

Волосы у меня встали дыбом, как будто Анджела каталась по полу с пеной у рта и бегло болтала по-древневавилонски.

Когда музыка оборвалась, я закричал Джулиану Каслу, тоже пронзенному этими звуками:

– Господи, вот вам жизнь! Да разве ее хоть чуточку поймешь?

– А вы и не старайтесь, – сказал Касл. – Просто сделайте вид, что вы все понимаете.

– Это очень хороший совет. – Я сразу обмяк. И Касл процитировал еще один стишок:

Тигру надо жрать,

Порхать-пичужкам всем,

А человеку-спрашивать:

«Зачем, зачем, зачем?»

Но тиграм время спать,

Птенцам-лететь обратно,

А человеку – утверждать,

Что все ему понятно.

– Это откуда же? – спросил я.

– Откуда же, как не из Книг Боконона .

– Очень хотелось бы достать экземпляр.

– Их нигде не достать, – сказал Касл. – Книги не печатались. Их переписывают от руки. И конечно, законченного экземпляра вообще не существует, потому что Боконон каждый день добавляет еще что-то.

Маленький Ньют фыркнул:

– Религия!

– Простите? – сказал Касл.

– Кошку видали? Колыбельку видали?

За-ма-ки-бо

Генерал-майор Фрэнклин Хониккер к ужину не явился.

Он позвонил по телефону и настаивал, чтобы с ним поговорил я, и никто другой. Он сказал мне, что дежурит у постели «Папы» и что «Папа» умирает в страшных муках. Голос Фрэнка звучал испуганно и одиноко.

– Слушайте, – сказал я, – а почему бы мне не вернуться в отель, а потом, когда все кончится, мы с вами могли бы встретиться.

– Нет, нет, нет. Не уходите никуда. Надо, чтобы вы были там, где я сразу смогу вас поймать. – Видно было, что он ужасно боится выпустить меня из рук. И оттого, что мне было непонятно, почему он так интересуется мной, мне тоже стало жутковато.

– А вы не можете объяснить, зачем вам надо меня видеть? – спросил я.

– Только не по телефону.

– Это насчет вашего отца?

– Насчет вас.

– Насчет того, что я сделал?

– Насчет того, что вам надо сделать.

Я услышал, как где-то там, у Фрэнка, закудахтала курица. Услышал, как там открылись двери и откуда-то донеслась музыка – заиграли на ксилофоне. Опять играли «На склоне дня». Потом двери закрылись, и музыки я больше не слыхал.

– Я был бы очень благодарен, если бы вы мне хоть намекнули, чего вы от меня ждете, надо же мне как-то подготовиться, – сказал я.

– За-ма-ки-бо .

– Что такое?

– Это боконистское слово.

– Никаких боконистских слов я не знаю.

– Джулиан Касл там?

– Да.

– Спросите его, – сказал Фрэнк. – Мне надо идти. – И он повесил трубку.

Тогда я спросил Джулиана Касла, что значит за-ма-ки-бо .

– Хотите простой ответ или подробное разъяснение?

– Давайте начнем с простого.

– Судьба, – сказал он. – Неумолимый рок.