Познание Бога в мистическом богословии; связь с Богом в любви – высшее состояние
Отрешившийся от всего чувственного и мысленного ум восходит на новую высоту Божественного познания – в сферу таинственного богословия, под которым понимается непосредственное, премысленное (т.е. превышающее всякую мысль) единение с Богом, созерцание Святой Троицы. В этом состоянии, которое «является предвкушением будущего блаженства и будущего соединения с Богом праведных»[381], человек достигает обожения – высшей цели своей жизни. В таинственном богословии ум достигает обоживающего отречения от всего – чувственного, мыслимого, познаваемого и становится весь окутан «безначальными и превышающими мышление созерцаниями неизреченных и неведомых догматов»[382].
Рассуждая о таинственном богословии, прп. Максим, как до него свт. Григорий Нисский и псевдо-Дионисий Ареопагит, прибегает к понятию Божественного мрака. Мрак в его понимании сродни неразвлеченному и непознаваемому, «безвидное, невидимое и бестелесное пребывание – умом, свободным от всякой связи с чем-либо, что вне Бога»[383]. Святой также говорит о покое и блаженном молчании как о признаках премысленного единения с Богом; опытно это выражается в совершенной нечувствительности и уходе души от земного и временного пребывания – века сего[384].
В таком совершенном созерцании Бога ум познает, что «в Нем совершенно постижимо сие одно – Его беспредельность», и само неведение Его есть ведение, превосходящее ум, как сказали некогда мужи-богословы: Григорий и Дионисий»[385]. Таким образом, самое истинное познание Бога по Его существу есть незнание[386].
И это вершина отрицательного апофатического богословия, вхождение в область таинственного, предполагающего познание невозможности познания Бога по существу, «то высшее осияние ума в экстатическом состоянии, которое производится премысленным соединением с Божеством. Таких неизреченных озарений удостаивались святые»[387], избрав движение по истинному и безошибочному пути, согласное с природой человека. А именно: чувство они подчинили уму, разум в простом образе мысли соединили с умом, а ум отрешили от всего тварного, упразднили от естественного его действия и принесли Богу. Тем самым они «удостоились целиком раствориться во всецелом Боге через посредство Духа, нося в себе, насколько это возможно человекам, весь образ Небесного [Отца], и столько впитали в себя божественного отблеска,… что и сами, быв впитаны, сопричлись Богу»[388].
Вершиной единения Божественного и человеческого стало Боговоплощение, а вершиной ведения Божественного – человечество Иисуса Христа. Теперь каждый человек призван стремиться к подражанию Христу в Его единении с Божественным. «Каждый подвижник по мысли св. отца как бы представляет собой Христа, божественную сторону которого образует благодать таинств, а человеческую - подражание жизни Спасителя»[389].
Далее прп. Максим Исповедник высказывает хотя и дерзновенную, но весьма глубокую по своему значению мысль: человек и Бог являются примером друг для друга. «Настолько для человека Бог по человеколюбию вочеловечился, насколько смог человек по любви обожить себя для Бога»[390]. Степень постижения Бога, всего неизвестного, таинственного, мистического о Нем зависит от того, насколько человек «явил невидимого по природе Бога посредством добродетелей»[391].
Премысленное единение с Божественным происходит по любви. Прп. Максим Исповедник описывает опыт мистического богословия следующим образом: «Когда через любовь ум бывает восхищен божественным ведением и, оказавшись вне сущих, ощущает Божественную Беспредельность, тогда… от изумления» испытывает глубочайшее смирение перед Божественным величием и умиление сердца[392]. И еще: «Когда влечением любви ум возносится к Богу, тогда он совершенно не чувствует ни самого себя, ни что-либо из сущих. Озаряемый божественным беспредельным Светом, он перестает ощущать все тварное подобно тому, как и чувственное око перестает видеть звезды, когда восходит солнце»[393]. При этом, описывая вознесение ума к Богу, святой сравнивает его с возвращением любящего к Любимому, возвращением в свой Отчий дом[394].
Опять же прп. Максим Исповедник подчеркивает, что мистическое богословие естественно для ума, как свет солнца для здравого ока; по любви «ведение Бога естественным образом привлекает к себе… чистый ум»[395]. При этом главную роль в достижении такого состояния святой отводит любви. Любовь «есть дверь (Ин. 10:9), и входящий через нее вступает в Святая святых, став достойным созерцателем недоступной красоты Царственной и Святой Троицы»[396]. И в другом фрагменте прп. Максим указывает на главенствующую роль любви и ответной благодати в достижении вершины духовного преуспеяния и приобщения к Тайне Святой Троицы: «Богословской же благодати [ум] удостаивается тогда, когда на крыльях любви пролетев через все названное, он оказывается в Боге, и сможет, насколько это доступно человеческому уму, зрить через дух свойство, которое окрест Его»[397].
Ценным дополнением к учению прп. Максима Исповедника о Боговедении следует считать понимание им бесконечности совершенства праведных в познании Бога и причастии Ему, ибо Богу «как по естеству сущему бесконечным и почитаемым, свойственно скорее увеличивать до беспредельного аппетит вкушающих Его посредством причастия»[398].