Глава 1. глазастики и колокольчики

- Так всегда будет, да? – Лу Хан устроился прямо на стойке, свернулся немаленьким клубочком. Минсок пожал плечами, не оборачиваясь, он давно привык к появлениям призрака (почему-то всегда за спиной), да и с самого начала не слишком нервничал.
- Всегда будет что? – спросил он, раскладывая пряности по красивым банкам, тяжело вздохнул, - ты опять купил сплошную корицу. Вот скажи, зачем столько?
- Вкусно пахнет, - Лу Хан потянулся, - продукты я тоже купил, не ворчи.
- Всегда будет что? – с нажимом повторил Минсок.
- Они будут сбегать, - Лу Хан спрыгнул со стойки, подошел к нему, через плечо глядя, как тот продолжает разбирать покупки, - все будут сбегать. Почему они боятся меня?
- С какой причины начать? – фыркнул Минсок, косо глянув в его сторону, - а с чего вдруг такая печаль? Раньше ты не переживал.
К его изумлению бледные скулы отчетливо потемнели – Лу Хан покраснел.
- Ну... просто... – он отвернулся, но Минсок успел ухватить край шарфа. Того самого, из натурального шелка. Чуть поморщился, прикасаться с ледяной материи было неприятно.
- Стоять. Ты что, встретил кого-то?
- Мин, отпусти. Ну, кого я могу встретить?!
- Говорят, оборотень с соседней улицы стал настоящим красавчиком, - тоном заправской сплетницы сообщил Минсок, понизив голос. Пару секунд Лу Хан смотрел на него, потом до него дошло, что старший шутит и призрак нервно рассмеялся, шлепнув его по плечу.
- К твоему сведению, оборотни живые, - он вытянул шарф и снова устроился на стойке.
- Ага. А еще их не существует.
- Мин, как ты можешь быть таким скептиком? – фыркнул Лу Хан и демонстративно растаял в воздухе, появился в центре зала и прокрутился вокруг себя, - я же есть.
- Из всех правил есть исключения. Поверь, тебя на мою голову вполне достаточно.
- Глазастый идет, - перебил его Лу Хан вдруг и ловко скользнул за дверь, - меня нет.
- Каждый раз удивляюсь двум вещам, - Минсок сделал вид, что не заметил, как вместе с Лу Ханом пропала банка корицы, - как ты можешь знать, что идет именно он, и почему каждый раз прячешься. Пообщайся с ним.
- Не хочу, - Лу Хан тряхнул головой, - он узнает, тоже испугается и больше не придет.
- Ты же говорил, что он особенный. Может, не испугается.
- Мин, я не хочу проверять, - Лу Хан умильно хлопнул ресницами.
Минсок хотел что-нибудь возразить, но колокольчик над дверью мелодично прозвонил, возвещая о прибытии посетителя, и Лу Хан спрятался в подсобку, откуда немедленно раздалось похрустывание палочки корицы.

****

Неумолимо приближался двадцать первый день рождения До Кенсу, на носу было Рождество и его персональный кошмар – зимние каникулы в компании родственников. Именно поэтому прямо сейчас Кенсу уютно устроился в маленьком заснеженном кафе и без увлечения поедал шарики сладкого риса, бездумно разглядывая снегопад снаружи. В чашке с какао, которое Кенсу заказал только ради зефира, медленно таяли взбитые сливки. Он часто приходил сюда потому, что крошечный, всего на три-четыре столика зал обычно в будни пустовал. Но сегодня по соседству бушевала какая-то ярмарка, было шумно и в кафе тоже становилось шумно. Кенсу иногда, досадливо морщась, прижимал наушники ближе к уху. Снаружи становилось холодно и кафе быстро заполнилось. Ну, по крайней мере, никто не посягал на свободный стул напротив. Пока.
- Извините, можно присесть?
Каким недолгим было счастье.
- Пожалуйста, - пробормотал Кенсу, не оборачиваясь. В отражении он видел фрагмент стола и видел, как на нем появилась такая же чашка, как у него, и небольшой альбом рядом с ней. Как человек, пожелавший разделить с ним стол, достал из кармана чернильную ручку, открыл альбом и, кажется, совершенно ушел из реальности. Кенсу наблюдал за ним и не замечал, что улыбается. Ему нравился скрип ручки по бумаге, отчетливо выделяющийся на фоне тихой музыки, разговоров, звона посуды, шорохов.
А еще Кенсу все сильнее хотелось увидеть, что в альбоме, но владелец его сидел вполоборота и локтем закрывал часть листа так, что в стекле отражался только он сам.
Быстрые, уверенные движения его правой руки завораживали, ручка летала по бумаге. И Кенсу уже не замечал пушистого снега или раздражающей толпы, только следил за рукой.
- Я вам не мешаю? – художник поднял голову, - вы все время смотрите... ой.
- Что? – с ноткой раздражения спросил Кенсу, чувствуя, как загорелись щеки.
Парень неуверенно улыбнулся, его немного высокомерное лицо сначала показалось Кенсу знакомым, а потом перестало выглядеть высокомерным, смущенная улыбка шла ему.
- До Кенсу-хён, - сказал художник, - привет.
- Привет, - не собираясь притворяться, что знает его имя, тот все-таки улыбнулся в ответ.
- Я Ким Чонин, - парень протянул руку, - первый курс.
- А. Привет, - Кенсу обхватил его запястье, машинально отметив, что Чонин подал руку ладонью вверх. В курсе психологии говорилось, что это признак открытости и готовности подчиниться. В линиях прихотливо изогнутых губ, в темных, затуманенных глазах и следа этой готовности не было. Впрочем, Кенсу не особенно доверял психологии в целом.
Зато их предполагаемое знакомство давало кое-какие привилегии.
- Можно посмотреть? – небрежно спросил Кенсу, кивнув на альбом.
- А... – Чонин, определенно, смутился, - там... ничего интересного...
- Мне понравилось, как ты рисуешь, - сказал Кенсу и порадовался, когда Чонин покраснел, - рука очень красиво двигалась.
- Спасибо.
- Но мне ужасно хочется увидеть результат! – Кенсу широко распахнул глаза, зная, что так выглядит юным и умилительно растерянным, - можно?
- Ну... да, конечно, - Чонин двинул альбом по столу, и, не зная, чем заняться, уткнулся в свою чашку, пристально глядя на поверхность напитка.
Кенсу подчеркнуто осторожно взял альбом в руки, обижать пусть даже посредственного (он почему-то заранее был уверен в его посредственности) художника не хотелось.
Он перевернул пару страниц в поисках последнего рисунка, и замер.
Это было завораживающе красиво.
Сплетение линий, на первый взгляд совершенно хаотичное, складывалось в заснеженный пейзаж, где рисунком стала сама бумага, а фоном – чернильные штрихи. Это было... странно. Кенсу с восторгом переворачивал страницы в обратном порядке. Он не знал, как называется подобная техника, но это было и неважно. Гораздо важнее то, что на порядком потрепанных страницах поселилось волшебство. Края альбома промокли.
- Ты рисовал на улице? – спросил Кенсу, мягко проводя пальцами по влажному картону.
Чонин кивнул.
- Но снег слишком сильный, все размазывается, - пожаловался он.
- Ты мог испортить рисунки, - с укором заявил Кенсу. Чонин, удивленный его тоном, поднял голову, и недоуменно моргнул. Кенсу строго смотрел прямо в глаза.
- Это потрясающе красивые рисунки, - сказал он так серьезно, что комплиментом это не звучало, - как ты можешь так легкомысленно к ним относиться?
- Запросто... – Чонин аккуратно отобрал альбом и закрыл его, с нарочитой тщательностью завернул колпачок ручки, пристроил ее в кармане. Он не знал, что сказать, к тому же щеки никак не переставали гореть. До Кенсу сидел напротив и следил за каждым его движением.
Как он вообще ухитрился в огромном городе из сотен кафе выбрать именно это?!

Кенсу наблюдал за ним поверх чашки с какао. Ему нравилась растерянность Чонина, особенно потому, что он все-таки вспомнил этого первокурсника и заодно пару-тройку его поклонниц, обязательно трущихся где-то неподалеку. Увидеть его одного, да еще за таким уютным занятием, оказалось неожиданно интересно. Кто-то распахнул дверь кафе настежь, по полу потянуло сквозняком, Кенсу поежился, обернулся и радостно замахал рукой.
- Бэкки-хён! Чондэ-хён!
Чонин тоже обернулся, скрывая досаду. Ему хотелось услышать мнение о своих рисунках, обсудить их с кем-то знакомым. Пусть условно знакомым. Но вместо этого пришлось приветливо улыбаться вновь пришедшим, здороваться, вежливо предлагать уступить свое место и снова улыбаться в ответ на отказ и идею посидеть всем вместе.

****

Минсок сновал между кофе-машиной, витриной с десертами и кассой, как кролик из рекламы батареек, успевая всем улыбаться, всех слышать и ничего не путать. Заглянув по пути в подсобку за чем-то, он обнаружил там Лу Хана, лениво качающегося на стуле.
- Заняться нечем? – рыкнул Минсок, - раз уж ты никуда не делся, помоги.
- Не хочу, - Лу Хан изобразил свой самый проникновенный взгляд, - там он.
- Откуда ты знаешь? Там полно народу.
- Я чувствую, - скорбно возвестил призрак, заломив руки, фыркнул и добавил нормальным тоном, - короче, тебе не понять. Не пойду.
- Тогда иди и приготовь пару десертов, - потребовал Минсок, - только не так много специй.
- Людям же нравится, - пожал плечами Лу Хан. Минсок закатил глаза.
- Ладно, ладно, ты мастер, тебе виднее. Давай.
Лу Хан снова пожал плечами и исчез. Возвращаясь за стойку, Минсок надеялся, что он действительно отправился печь свежие плюшки, а не витать в неведомых далях.
Но Лу Хан действительно отправился на другую половину кофейни, в кухню. Иногда Минсок думал, что будет, если сообщить посетителям, что прекрасные десерты для них готовит призрак, и поднимет ли такой экзотический сервис популярность кофейни. Лу Хан же, открывший в себе способность и необходимость постоянно что-нибудь готовить, был просто счастлив, что Минсок владеет кофейней, а не, скажем, спортивным залом.
В самом деле, продавать в спортивном зале плюшки с корицей было бы немного сложно.
Медленно и аккуратно, по лезвию ножа, Лу Хан насыпал в тесто измельченный шафран (из коробки с которым в процессе готовки съел не более четверти), когда мелодичный перезвон привлек его внимание. Призрак машинально оглянулся, потом решил, что это просто кто-то слишком сильно качнул дверь, поэтому колокольчик раззвонился, и вернулся к готовке. Мысль о том, что из кухни дверной колокольчик не слышно Лу Хан старательно прогнал.

****

Чонин тосковал. Сегодня ему хотелось рисовать, в кофейню он зашел только потому, что снег снаружи портил бумагу (и руки замерзли), но вытаскивать альбом при всех не хотелось, и даже незаметно уйти не удастся – Бэкхен сел рядом с ним, преграждая путь к свободе. Изредка он поглядывал на До Кенсу, в который раз раздумывая, как тот ухитрился создать себе такую удобную спокойную жизнь.
Не то, чтобы он следил за второкурсником... по крайней мере сам Чонин говорил себе, что это просто разумное стремление научиться чему-нибудь полезному.
До Кенсу жил в каком-то своем мире, гармоничном и тщательно структурированном. В списках лучших учеников постоянно мелькало его имя, но Чонин прекрасно видел разницу между первым местом в списках по одному предмету и стабильной первой пятерке-шестерке в списках по другому. Сам Чонин учился от случая к случаю и держался в середине, с легкостью не скатываясь ниже, но откровенно забивая на возможность стать лучше. Он вообще с удовольствием оставался бы где-то в середине во всех смыслах, но в средней школе водоворот гормонов, захвативших неокрепшие умы, захватил и его, и с тех пор все и всегда знали его имя, что сначала вроде как даже льстило, потом смущало, а чаще всего раздражало.
Имя До Кенсу тоже знали все, но никому не приходило в голову подкарауливать его возле раздевалки с фотоаппаратом. Ему не угрожала толпа школьниц (как известно, три человека это уже толпа), готовая в момент перейти от восхищения к почти ненависти. Им сокурсницы восхищались издалека. У него не пропадали карандаши, таинственным образом оказываясь потом предметом дележа людей, которых про себя Чонин называл стервятниками. Стоило До Кенсу оступиться, ему предлагали помощь, от которой он чаще всего вежливо отказывался. Если Ким Чонин делал что-то неправильно, одинаково долго ему припоминали это и поклонники и недруги. Холодный взгляд До Кенсу приводил сокурсников в восторг, отдельные возвышенные личности даже усматривали в его слишком больших глазах готовность идти на подвиги ради прекрасной дамы и прочую чушь. Ким Чонин не мог позволить себе перестать быть вежливым ни на минуту, см. пункт про что-то неправильное. Иногда казалось, что они с До Кенсу очень похожи.

У них обоих есть тайна. Только тайна До Кенсу прекрасна и известна каждому.
А свою тайну Ким Чонин никому не откроет. Его тайну зовут До Кенсу. И это единственный человек, которому Ким Чонин когда-либо по-настоящему завидовал.