Глава 46

Мы несемся в Лондон.

Рассказав Брайану о звонке Виктора Максфилда, я открыла в своем шефе гонщика. Он принимает вызов и, зажав сигарету в зубах, мчит на бешеной скорости, с невозмутимым видом лавируя в плотном потоке автомобилей.

Водители потрясенно разевают рты, когда мимо них с оглушительным воем проносится белый фургончик "Вместе навсегда" с парочкой в выходных нарядах на передних сиденьях. Всякий раз, когда мы тормозим на красный или пропускаем пешеходов, я чувствую, что сердце готово разорваться. Откуда столько машин? Столько дорожных рабочих? И столько светофоров?

Проходит лет сто — и вот впереди маячат серые здания терминалов. Хитроу.

— Брайан, спасибо! — Я распахиваю дверцу и спрыгиваю на асфальт. Коленки трясутся.

— Эй, ты чуть не забыла! — Брайан протягивает мне один из своих цифровых фотоаппаратов. — Понадобится. И это тоже... — Тащит с заднего сиденья ноутбук в черном синтетическом чехле. — Сможешь отправить фотографии редактору... если вдруг захочешь малость задержаться в Эдинбурге.

Нервная дрожь стихает ровно на мгновение — достаточно, чтобы еще раз сказать шефу спасибо.

— Брайан, ты меня так выручил...

Он машет рукой:

— Давай-давай, не теряй времени. А то еще упустишь самолет. И вместе с ним своего янки.

Подмигнув, Брайан выруливает на автостраду, и фургончик теряется в потоке машин.

Первое, что я вижу в зале вылета, — очередь, змеящуюся от стоек регистрации вдоль перегородок прямо к вращающимся дверям. Возле которых я, собственно, нахожусь.

Очередь? Я уж и забыла, что это за напасть. Поглядывая на часы, переминаюсь с ноги на ногу. Что же делать? Я точно опоздаю на самолет, Виктор Максфилд решит, что я ни на что не гожусь, меня уволят, и до конца своих дней я буду фотографировать невест в платьях-безе.

Не дергайся, Хизер. Паника ничего не даст. Приметив оставленный кем-то экземпляр "Ивнинг стэндард", я хватаю газету и принимаюсь читать. Очередь ползет медленно — сантиметр за сантиметром. Колонка за колонкой. Страница за страницей. С головой погрузившись в отчет о скачке биржевых индексов, вдруг слышу:

— Следующий.

Скомкав газету, бросаюсь к стойке:

— Уф, наконец-то! Я уж боялась, что пропущу рейс.

Не глядя на меня, девушка продолжает стучать по клавиатуре, загоняя в компьютер какие-то данные.

— У меня забронирован билет на пять часов в Эдинбург, — лепечу я.

Никакой реакции.

Сверлю глазами ее макушку. Она вообще меня слышала?

— По-моему, вылет уже скоро, — добавляю по громче.

— Имя? — вопрошает она монотонно.

— Хизер Хэмилтон. Мисс.

— Угу... — бормочет она, продолжая щелкать клавишами. Понимаю, они изо дня в день этим занимаются, но можно хотя бы немного поспешить?

Видимо, нет.

— Вы чуть не опоздали. Посадка заканчивается.

— Так я об этом вам и... — Сейчас взорвусь! Спокойно, Хизер. Спокойно.

— Успеете, если поторопитесь. — Девушка протягивает посадочный талон: — Ряд 75, место F. Возле иллюминатора.

— Ой, мне нельзя возле иллюминатора! — быстро говорю я. — Понимаете, я очень нервничаю во время перелетов и люблю сидеть у прохода, потому что, если будет ЧП и придется выпрыгивать из самолета в спасательных жилетах, так я смогу быстрее выбраться наружу...

Товарищи по очереди, нервно переглядываясь, стараются отойти от меня подальше.

— Это последнее оставшееся место, — говорит девушка. — И за вами еще люди, так что...

— Но...

— Выход на посадку номер 42. У вас пять минут.

Бегать на шпильках — особое искусство. На полной скорости миновав посты службы безопасности, впрыгиваю на движущуюся дорожку... Ай! Приподнимаю ногу: естественно, каблук отлетел. Проклиная день, когда родилась на свет, я снимаю розовую туфлю и с тоской кручу перед глазами... пока меня не шарахает: мне ж надо успеть на самолет!

— Кого я вижу!

Вскидываю голову — навстречу цокает каблучками стюардесса.

— Джесс! — Движущаяся дорожка подвозит меня к ней. — Ты что здесь делаешь?

— Я? Солнце мое, память отшибло? Я как-никак стюардесса. И что я здесь, по-твоему, делаю? Еду домой — чуток подремать после девятичасового перелета.

Чтобы нас не унесло друг от друга, обеим приходится пятиться.

— А ты-то как здесь оказалась?

— Лечу в Эдинбург... По заданию "Санди геральд". Длинная история.

На прошлой неделе я отправила Джесс письмо о своей ссоре с Гейбом и его внезапном отъезде.

— Погоди-ка, а Гейб часом не на Эдинбургском фестивале?..

— Прости, Джесс, надо бежать, а то на самолет опоздаю. — Я хромаю по дорожке вперед. — Позвоню!

— Удачи, солнце мое! — кричит она мне вслед. — Да, и еще...

Оборачиваюсь — меня уносит все дальше — и вижу, что она машет руками как ветряная мельница. А потом что-то кричит, но я ничего не могу разобрать и просто машу в ответ. Впрочем, если подумать, ее напутствие подозрительно смахивало на... "Удачной охоты на бабочек!"

Припадая на одну ногу, я вваливаюсь в самолет. Атмосфера на борту напряженная — чтобы не сказать откровенно враждебная. Каменные лица пассажиров проплывают мимо, ряд за рядом, пока я тащусь по проходу, выискивая глазами, где приземлиться. Я уже в хвосте. Должно быть, где-то здесь. Но ведь ни единого свободного местечка. Пропустила, что ли?..

Увы, не пропустила.

В самом конце салона, в самом углу, у самой стенки туалета — два места. В одном — мужик с необъятным пивным пузом, живот просто выходит из берегов, обтекает ручку кресла и занимает половину соседнего сиденья.

Моего сиденья.

Протиснувшись мимо соседа, сажусь и пристегиваю ремень. А я-то робко надеялась на мягкое кожаное кресло рядом с симпатичным незнакомцем и бесплатное шампанское в течение всего пути. Закрываю глаза. Ладно, лететь недолго. Если повезет, удастся проспать всю дорогу.

— Уютненько мы тут устроились, пр-равда?

О нет. Пожалуйста, только не это. Рокочущий голос с густым шотландским акцентом. Открываю глаза. Лучась искренним дружелюбием, сосед рассматривает меня.

— Добр-рый день! Я Брюс, а вы...

Первые пятнадцать минут полета проходят более-менее гладко. Если не считать того, что за спиной то и дело шумит унитаз, а уснувший Брюс пускает слюни на мое плечо.

— Мадам, вам сэндвич с курицей или ветчиной? — обращается ко мне профессионально улыбчивая стюардесса.

— А вегетарианские есть? — вежливо интересуюсь я.

— Боюсь, закончились. Но здесь есть листик салата и помидоры. — Она вглядывается в мертвенно-бледный багет сквозь целлофановую упаковку. — Можно вынуть ветчину...

— М-м... нет, спасибо. — В животе жалобно урчит.

— Чай или кофе? — тренькает она.

— Кофе, пожалуйста.

Она передает мне подносик с пластиковой чашечкой и наливает в нее тягучую черную жидкость, умудряясь не расплескать ни капли.

Самолет встряхивает. Однако стюардесса с бесстрастным видом продолжает наливать кофе, лишь слегка покачнувшись на каблуках. И я, успокоенная, беру чашку.

Видишь, Хизер, все в порядке. Просто небольшая турбулентность. Волноваться не о чем. Совсем не о...

А-а-а-а!

Самолет резко ныряет вниз, и мы падаем, падаем... Кошмар? Не то слово! В ушах женский визг, детский вой, сердце бухает в груди чугунным молотом, и кто-то тычет меня пальцем в бок.

Брюс-то, оказывается, проснулся, жует сэндвич с ветчиной и, заботливо глядя на меня сквозь очки без оправы, пихает под ребра пальцем-сарделькой.

— Не бойтесь, милая. Пр-росто маленькая турбулентность, все в порядке, — успокаивает он с набитым ртом. — За исключением разве что ваших бр-рюк...

Смотрю вниз — в районе ширинки расплывается гигантское коричневое пятно. Перевожу взгляд на пустую чашку, которую все еще сжимаю в руке, и успеваю заметить, как последняя капля шлепается мне на костюм. Супер. Просто супер.

Казалось бы, хуже некуда. Ошибочка: есть куда. После того как мы приземлились... точнее, после того как мы грянулись оземь, содрогнулись и проскрежетали по взлетно-посадочной полосе, я застреваю в проходе позади Брюса и в итоге выбираюсь из самолета последней. Соответственно, последней выхожу в зал прилета и оказываюсь в самом хвосте длиннющей очереди на такси.

В довершение всего идет дождь.

Капли падают на розовые атласные туфли, одна из которых без каблука. Вздыхаю. А как же прекрасная погода? Дождя не было давным-давно, с тех пор как... Пытаюсь сообразить. С тех пор как я, до нитки промокшая, встретила старую цыганку, всучившую мне счастливый вереск.

Погодите минутку. Погода — не единственное, что изменилось. А как же пустые шоссе и зеленый свет на каждом шагу? А отсутствие очередей? Лучшие места везде и всюду? Мои любимые сэндвичи? Такси по первому требованию? Гладкая кожа без морщинок? Идеальная прическа? Как же так получилось, что мне больше не приходится на это рассчитывать? Теперь все стало... так, как раньше. Так, как было всю жизнь, пока...

"Пока что, Хизер?" — звенит в ушах тоненький голосок.

Пока мои мечты не начали сбываться.

Секунду я стою на тротуаре без движения, но во мне бушует ураган. Нет, не может быть... Перематываю кинопленку воспоминаний. Сегодняшняя свадьба. Мы стоим в кругу, взявшись за руки, меня охватывает ликование, потом пропадает счастливый вереск... Начинаю понимать — и от восторга покрываюсь мурашками.

— Господи, да вы гляньте, какая очередь! — громогласно выдаю я с улыбкой от уха до уха. — Ей же конца нет!

Пара передо мной тревожно оглядывается.

— Да еще и ливень! — ору я. — Класс!

Теперь уже все вокруг считают меня пациенткой дурдома — и плевать! Меня не волнует, что я промокла насквозь, что волосы липнут к лицу, что по шее бежит вода... Ногу пронзает острая боль — в меня врезалась багажная тележка.

— Ох, извините! — Ее владелец явно ждет потока ругательств, но получает мою радостную улыбку.

— Не волнуйтесь, все отлично. Обожаю синяки!

Парень с тележкой торопится отойти подальше от чокнутой, а к тротуару подъезжает такси, окатывая меня водой из глубокой лужи. Бывший кремовый жакет теперь в серую крапинку. Мой костюм погиб. Погиб безвозвратно. Фантастика!

Запрокинув голову, подставив лицо дождю, я кружусь, кружусь под потоками воды с небес и хохочу неудержимо.

Никогда в жизни я не была так счастлива.