Глава 7. Я бросила пару розовых трусиков с меткой «Лиза» в ее кучку и остановилась

Я бросила пару розовых трусиков с меткой «Лиза» в ее кучку и остановилась. Интересно, а мужское белье тоже нам дают стирать? Хотелось бы верить, что нет. Я порылась в куче, но нашла только метки Рэ, Лизы и Тори и выдохнула с облегчением.

– Девочка…

Мужской голос раздался прямо у меня над головой. Я напряглась, но заставила себя продолжить работу. Здесь больше никого нет. А если и есть, то он не настоящий. Именно так и надо относиться к призракам. И нечего вскакивать, как ошпаренная кошка. Хладнокровнее! Слышишь голос, видишь призраков и игнорируешь их.

– …иди сюда…

Голос переместился в другую сторону комнаты. Я взяла в руки красные кружевные трусики с меткой «Тори» и подумала о своем детском хлопчатобумажном белье.

– …сюда…

Я попыталась сосредоточиться на том, что надо бы раздобыть белье получше, а то неудобно перед теми девушками, кто будет стирать мое. Но руки у меня начали дрожать от сознательного усилия игнорировать голос. Всего один взгляд. Только один…

Я посмотрела в тот угол. Никого. Я выдохнула и вернулась к работе.

– …дверь… заперта…

Я глянула на закрытую дверь. Ту самую, что я приметила раньше. Это доказывало, что голос – всего лишь плод моего воспаленного воображения.

«Зачем тебе вообще какие‑то доказательства? Что еще это может быть?»

Отлично. Теперь мне надо абстрагироваться уже от двух голосов.

– Открой дверь… кое‑что… покажу тебе…

Ха! Ну, теперь вообще классическая киношная сцена: «Просто пойди, загляни за закрытую дверь, девочка». Я рассмеялась, но голос мой дрогнул и сорвался.

Возьми себя в руки. Соберись, иначе тебя отсюда никогда не выпустят.

Мой взгляд скользнул к двери. Похоже на обычную кладовку. Если я действительно верю, что голос существует лишь у меня в голове, то что меня останавливает? Почему не пойти и не открыть дверь?

Я прошла к двери, буквально заставляя себя делать каждый следующий шаг. Я знала, что если остановлюсь, то струшу.

– Хорошо… иди…

Я взялась за дверную ручку. Ее металл приятно холодил ладонь.

– …открывай…

Я медленно повернула ручку. Она сделала четверть оборота и остановилась. Я подергала ее.

– Заперто. – Мой голос в пустой прачечной прозвучал странно.

Я снова подергала ручку, потом резко ее повернула. Но дверь не поддалась.

– Ключ… найди… отопри…

Я сжала пальцами виски.

– Дверь заперта, и я иду наверх, – ответила я.

Я развернулась и тут же уткнулась в тело из крови и плоти и второй раз за день по‑девчоночьи взвизгнула. Подняв глаза, я увидела то же самое лицо, что заставило меня кричать в прошлый раз.

Я отпрянула и непременно упала бы, не будь позади меня запертой двери. Дерек не предпринял попытки поймать меня – он просто стоял, засунув руки в карманы, и ждал, пока я оправлюсь.

– С кем это ты разговаривала? – спросил он.

– С собой.

– Ха.

– Теперь, если позволишь…

Он не шевельнулся, и тогда я попыталась обойти его. Но он загородил мне дорогу.

– Ты видела призрака, да? – спросил он.

К моему величайшему облегчению, мне удалось рассмеяться.

– Мне очень жаль разочаровывать тебя, но призраков не существует.

– Ха.

Он ощупал взглядом всю комнату, словно полицейский, высматривающий убежавшего заключенного. Его пронизывающий взгляд обратился ко мне, и я почувствовала, как меня буквально прощупывают насквозь.

– Что ты видишь, Хло?

– Я‑я‑я‑я… я н‑н‑ничего не вижу…

– Успокойся! – теряя терпение, приказал он. – Как они выглядят? Они говорят с тобой?

– Ты и в самом деле хочешь знать?

– Да.

Я прикусила губу, потом привстала на цыпочки. Он наклонился ко мне поближе.

– Они одеты в белые одеяния с большими прорезями для глаз. И говорят «У‑у!» – Я сердито зыркнула на него. – А теперь убирайся с дороги.

Я ждала, что он усмехнется. Сложит руки на груди и скажет: «Ну‑ну, попробуй заставь меня, малявка».

Его губы дрогнули, и я с удивлением поняла, что он улыбается. Даже смеется надо мной.

Он шагнул в сторону, и я метнулась к лестнице.

Доктор Джил оказалась маленькой женщиной с длинным, крысиным носом и такими же крысиными глазами навыкате, которые изучающее смотрели на меня, как будто я была подопытным кроликом, каждое движение которого надо зафиксировать в записях. Я и раньше сталкивалась с психотерапевтами. С двумя, точнее. После смерти мамы. Первого я терпеть не могла. Это был пожилой мужчина с несвежим дыханием. У него была манера закрывать глаза, слушая меня. Когда я пожаловалась на него, мне дали другого терапевта – доктора Анну, женщину с копной ярко‑рыжих волос. Она часто шутила и вообще напоминала мне маму. Именно она помогла мне снова вернуться к нормальной жизни. Через десять минут общения с доктором Джил я поняла, что она – нечто среднее между ними. Она казалась довольно милой и внимательно слушала меня, но шуток от нее, похоже, не дождешься.

Мы поговорили с ней о том, как мне спалось; понравилась ли мне еда; что я думаю об остальных обитателях дома; и главное – о том, что я вообще думаю о своем пребывании здесь. Насчет последнего я солгала, я же не дура. Если я хочу выбраться отсюда, то не стоит стенать, что мне здесь не место, или жаловаться, что это чья‑то чудовищная ошибка.

Поэтому я сказала, что, наверное, папа и тетя Лорен поступили правильно, отправив меня в Лайл, и что я намерена поправиться, чего бы мне это ни стоило.

Крысиное лицо доктора Джил немного расслабилось.

– Это весьма толковый подход к делу. Рада слышать.

Я кивнула, постаравшись придать лицу самое искреннее выражение.

– Теперь скажи мне, Хло, ты когда‑нибудь слышала о шизофрении?

Сердце у меня остановилось.

– Ш‑ш‑шизофрении?

– Да. Ты что‑нибудь знаешь об этом?

Рот у меня открылся и закрылся, мозг отказывался вкладывать в него слова.

– Хло?

– Вы считаете, что я – шизик?

Губы доктора Джил сжались.

– Мы не употребляем таких слов, Хло. Мы вообще стараемся обходиться без ярлыков. Но диагноз – важная часть процесса. Пациент должен знать о своем состоянии, понимать и принимать его, прежде чем мы сможем приступить к лечению.

– Н‑но я только попала сюда. Откуда вы уже сделали вывод?

– Помнишь больницу? Ты беседовала там с докторами. Проходила тесты.

– И они обнаружили шизофрению?

Она покачала головой.

– Пока ученые работают над тем, как точнее определять шизофрению, мы не можем сказать ничего конкретного. Однако те тесты помогли исключить другие возможности – различные опухоли мозга и наркотики. Если взять эти результаты и сопоставить их с твоими симптомами, то единственным вероятным диагнозом остается шизофрения.

Я опустила глаза.

– Значит, вы считаете, что у меня шизофрения.

– А ты знаешь, что это такое? – Она заговорила медленно, словно у нее появились сомнения в моем интеллекте.

– Я смотрела «Игры разума».

И снова она поджала губы.

– Это голливудская версия, Хло.

– Но ведь она основана на реальной истории?

– Основана. – Голос ее смягчился. – Из твоего личного дела я знаю, что ты увлекаешься кино, и это замечательно. Но фильмы – не лучший источник черпать знания о душевных заболеваниях. Существует много форм и степеней шизофрении, и у тебя она не такая, как в фильме.

Разве? Я же тоже вижу людей, которых нет, как тот парень в кино.

Доктор Джил продолжила:

– То, что происходит с тобой, мы называем недифференцированной шизофренией. Это значит, что проявляется ряд характерных симптомов – в твоем случае это голоса и видения. Слуховые и визуальные галлюцинации.

– А как насчет паранойи?

– Мы не видим ее проявлений. У тебя нет признаков дестабилизации поведения или речи…

– А как же заикание?

Она покачала головой.

– Это никак не связано. У тебя нет никаких других симптомов, Хло.

– А они появятся? В конце концов?

– Не обязательно. Но нам, конечно, надо быть начеку. Обычно диагноз ставят, когда пациенту уже под или слегка за двадцать. В твоем случае мы засекли болезнь раньше. Это как поймать болезнь на ранних стадиях – больше шансов не дать ей прогрессировать.

– И избавиться от нее.

Некоторое время она молчала, ощупывая плетеное ожерелье у себя на шее.

– Шизофрения – это не грипп, Хло. Она навсегда.

Кровь застучала у меня в ушах, заглушая следующие слова доктора Джил. Она наклонилась ко мне, тронув за колено.

– Хло, ты меня слушаешь?

Я кивнула.

Она выпрямилась.

– Шизофрения – не смертный приговор. Но это болезнь на всю жизнь. Как астма. Изменив образ жизни и принимая хорошие лекарства, ее можно контролировать и вести нормальный образ жизни. Настолько нормальный, что никто даже не узнает, что у тебя есть эта болезнь, пока ты сама не расскажешь. – Она откинулась на спинку стула и посмотрела мне прямо в глаза. – Ты в самом начале сказала мне, что настроена сделать все, что потребуется, чтобы справиться с этим. Знаю, ты надеялась, что все разрешится быстро, но от тебя потребуется изрядная доля упорства и решимости. Ты все еще готова к этому, Хло?

У меня осталось много вопросов. Всегда ли это происходит вот так быстро, без всяких предупреждений? Вот ты ходишь совершенно нормальный, и вдруг у тебя появляются галлюцинации, и ты начинаешь с воплями носиться по коридорам? Потом – бамс! – тебе объявляют, что у тебя шизофрения, и все – дело закрыто?

Все это было слишком неожиданно. Но, глянув на доктора Джил, которая выжидающе смотрела на меня, я испугалась, что если скажу еще что‑нибудь, она решит, что я отрицаю свою болезнь. А если это так, то мне никогда не выбраться из Лайла.

Поэтому я кивнула.

– Я только хочу, чтобы мне стало лучше.

– Отлично. Тогда начнем.

Доктор Джил рассказала мне о лекарствах. Они должны избавить меня от галлюцинаций. Как только удастся установить нужную дозу, никаких побочных эффектов быть не должно, но поначалу я, возможно, буду страдать от галлюцинаций, депрессии и паранойи. Отлично. Похоже, лечение ничуть не лучше, чем сама болезнь.

Доктор Джил заверила меня, что, когда я покину пансион, прием лекарств войдет у меня в привычку, как у астматиков с их пилюлями.

– Именно так и надо относиться к шизофрении, Хло. Это всего лишь состояние. Ты не виновата в том, что оно у тебя наступило.

И не можешь сделать ничего, чтобы от него избавиться.

– Ты пройдешь через период депрессии, гнева и даже отрицания. Это естественно, и мы с тобой будем работать над этим на наших сеансах. Мы будем встречаться каждый день.

– А групповые сеансы тоже бывают? – спросила я.

– Нет. В какой‑то момент тебе, возможно, захочется попробовать оценить динамику групповой терапии. Но здесь, в Лайле, мы считаем, что очень важно обеспечить конфиденциальность. Тебе нужно полностью принять в себе это состояние, прежде чем ты сможешь спокойно говорить об этом с другими людьми.

Она отложила свой блокнот и сложила руки на коленях.

– И тут мы подходим к нашей последней теме на сегодня. Неприкосновенность частной жизни. Ты наверняка уже догадалась, что все обитатели нашего пансиона борются с душевной болезнью. Но это все, что тебе нужно знать. Мы не разглашаем подробности о твоем состоянии, о твоих симптомах и лечении. И если кто‑то будет на тебя давить, выспрашивая детали, ты должна сразу прийти и рассказать об этом мне.

– Они уже знают, – пробормотала я.

– Что?

Судя по сердитому блеску ее глаз, мне надо было держать рот на замке. Из прошлого опыта общения с психотерапевтами я знала, как важно делиться с ними всем, что тебя беспокоит. Но мне вовсе не хотелось начинать свою жизнь в Лайле со сплетен.

– Не п‑п‑про шизофрению, нет. Просто… кое‑кто знает, что у меня видения. Что я вижу призраков. А я об этом никому не говорила.

– И кто же это?

– Я‑я‑я лучше пока не буду говорить. Это неважно.

Доктор Джил расплела руки.

– Нет, это очень важно, Хло. Но я ценю то, что ты не хочешь никого выдавать. Я и сама прекрасно догадываюсь, кто это мог быть. Она наверняка подслушивала, когда мы обсуждали твои галлюцинации, и поспешила прийти к собственным выводам насчет… – Она махнула рукой. – Призраков. Прости, что так получилось. Но я обещаю, мы с этим разберемся.

– Но…

– Она не узнает, что ты мне пожаловалась. Но с этим необходимо разобраться. – Она снова поудобнее уселась в кресле. – Жаль, что это случилось с тобой в первый же день. Подростки по природе весьма любопытны, и хоть мы и стараемся обеспечить полную конфиденциальность, в таком ограниченном пространстве это не всегда получается.

– Да все нормально. Никто не стал делать из этого проблему.

Она кивнула.

– У нас здесь очень хорошие ребята. В целом, они очень уважительно и с пониманием относятся друг к другу. Это особенно важно для Лайла. У тебя впереди трудная дорога, и мы здесь для того, чтобы облегчить тебе путь по ней.

Шизик.

И не важно, сколько раз доктор Джил пыталась приравнять это к обычной болезни или физической слабости. Это не одно и то же. Далеко не одно и то же. У меня шизофрения.

Если бы я встретила двух людей на тротуаре – одного в инвалидном кресле, а второго разговаривающего с самим собой – то кому бы я бросилась открывать дверь? А от кого поспешила бы перейти на другую сторону улицы?

Доктор Джил говорит, что нужно просто вовремя принимать лекарства и научиться справляться с этим состоянием. Но если все так легко, то почему на улице полно людей, говорящих с самими собой? Бродяг с безумными глазами, кричащих в пустоту?

Тех, кто видит призраков? И слышит воображаемые голоса?

Психов.

Таких, как я.

После сеанса я удалилась в медиакомнату, чтобы обо всем подумать. Я как раз сидела, удобно свернувшись калачиком на диване и прижимая подушку к груди, когда в комнату вошел Симон.

Не заметив меня, он прошел прямо к компьютерному столу и взял оттуда бейсболку. Он подбросил ее вверх и поймал, что‑то напевая себе под нос.

Вид у него был счастливый.

Как можно чувствовать себя счастливым здесь?

Он еще раз покрутил кепку в руках и надел ее на голову, не отрывая при этом взгляда от окна. Я не видела выражения его лица, но он вдруг как‑то застыл. Потом тряхнул головой, обернулся и только тогда заметил меня. На лице отразилось мимолетное удивление, потом он расплылся в улыбке.

– Привет.

– Привет.

Он шагнул ближе, и улыбка увяла у него на губах.

– С тобой все в порядке?

«Все отлично», – хотела сказать я, но не смогла заставить себя вымолвить это. Ничего не отлично. Но озабоченность в его голосе была ничуть не глубже, чем улыбка – ни то, ни другое не тронуло его глаз. Они оставались отстраненными. Он словно пытался быть милым, потому что именно так следовало себя вести с окружающими.

– Все отлично, – выдавила я.

Он потер козырек кепки, внимательно глядя на меня. Потом пожал плечами.

– Ладно. Хочешь совет? Смотри, чтобы тебя здесь не застукали. Это все равно, что уйти в свою спальню в течение дня. Тебе непременно прочтут лекцию о необходимости общения.

– Я не…

Он поднял руки.

– Это их слова, не мои. Может прокатить, если ты включишь телевизор и будешь делать вид, что смотришь фильм. Но их гораздо больше порадует, если ты будешь общаться с нами. Мы не такая уж плохая компания. Не очень сумасшедшие.

Он обворожительно улыбнулся, и от этого у меня внутри все перевернулось. Я распрямилась. Мне захотелось сказать ему что‑нибудь такое, чтобы заставить задержаться. Мне хотелось поговорить. Не о докторе Джил. И не о шизофрении. О чем угодно, кроме этого. Симон казался нормальным, а мне отчаянно хотелось чего‑то нормального.

Но его взгляд уже сместился к выходу. Очевидно, Симон считал, что мне надо общаться… с кем‑то другим. А он просто дал новенькой совет.

В двери кто‑то появился, и его улыбка снова расцвела.

– Братишка, я про тебя не забыл. Просто поболтал тут немного с Хло.

Он махнул рукой в мою сторону. Дерек заглянул внутрь, но выражение лица у него было таким пустым, словно Симон показывал ему мебель.

У меня в голове всплыла сцена в подвале – Дерек обвинил меня в том, что я говорю с призраками. Рассказал ли он об этом Симону? Наверняка. Ручаюсь, они изрядно посмеялись над сумасшедшей девчонкой.

– Мы идем во двор, – сказал Симон. – Немного попинать мяч на перемене. Можешь присоединиться к нам.

Приглашение прозвучало легко, почти автоматически, и он даже не стал ждать моего ответа, а просто протиснулся мимо Дерека, бросив на ходу:

– Пойду скажу Талбот, чтобы отключила сигнализацию.

Дерек не двинулся с места. И по‑прежнему смотрел на меня.

Я бы даже сказала, глазел.

Как будто я какое‑то пугало.

Как будто я псих.

– Сфотографируй, – не выдержала я. – Сможешь любоваться днем и ночью.

Он даже глазом не повел. И не ушел. Просто продолжал рассматривать меня. Словно я и не говорила ничего. Было понятно, что он уйдет, когда сочтет нужным. Он так и сделал – вышел, не сказав ни слова.

Когда я вышла из медиакомнаты, мне попалась только миссис Талбот. Все остальные ребята снова разошлись по классам. Она отослала меня на кухню – на этот раз чистить картошку.

Но прежде чем я приступила к работе, она дала мне еще одну таблетку. Я хотела спросить, когда почувствую их действие, но тогда я бы призналась, что все еще слышу голоса. Правда, больше я ничего такого не видела. Только ту руку утром на лестнице. После того как я приняла первую таблетку. Может, они и впрямь работают? И может, лучше уже не будет? Что же тогда делать?

Притворяться. Блокировать голоса и делать вид, что не слышу их. Научиться…

Дом прорезал пронзительный крик.

Я подпрыгнула, и нож брякнул об раковину. С бешено колотящимся сердцем я ждала реакции. Если никакой реакции не последует, значит, этот вопль был только у меня в голове. Вот видите, я уже учусь.

– Элизабет Деланей! Немедленно вернись!

Хлопнула дверь. В коридоре протопали шаги, сопровождаемые частыми всхлипами. Волосы у меня на загривке встали дыбом – я вспомнила плачущую девочку в школьном туалете. Но я заставила себя подойти к двери. Выглянув, я увидела, как Лиза плетется вверх по лестнице.

– Наслаждаешься шоу?

Я дернулась от неожиданности. Тори наградила меня злобным взглядом и поспешила наверх за своей подругой. Из гостиной в холл вышла мисс Ван Доп.

– С меня хватит! – раздался из класса еще чей‑то крик. – Я ожидала столкнуться с проблемами в поведении, работая в таком месте. Но этой девочке действительно требуется профессиональная помощь.

– Мисс Ванг, пожалуйста, – попросила мисс Ван Доп. – Не надо в присутствии…

– Она бросила в меня карандаш. Ткнула им, как оружием. Еще пара сантиметров, и она выткнула бы мне глаз. Поцарапала меня. Видите, кровь? И это от карандаша! А все потому, что я, видите ли, позволила себе замечание, что в десятом классе пора уже понимать основы алгебры.

Мисс Ван Доп подталкивала ее к холлу, но дама вырвалась и вломилась в другую комнату.

– Где телефон директора? Я ухожу. Эта девочка – настоящая угроза…

Рядом со мной мелькнула какая‑то тень. Я обернулась и увидела у себя за плечом Дерека. Пока за ним закрывалась дверь столовой, я заметила разложенные на столе тетради и калькулятор. Видимо, все это время он был там, выполнял самостоятельную работу.

Он посмотрел на меня, и я ждала, что он вот‑вот отпустит какую‑нибудь колкость насчет подслушивания. Но он лишь пробормотал:

– Добро пожаловать в сумасшедший дом, – и протиснулся мимо меня на кухню, чтобы стянуть что‑нибудь вкусненькое.

Наши рекомендации