Он расправил плечи, будто только сейчас заметил, что сутулится
Даже этого вы не хотите мне сообщить? Пожалуйста, передайте Жан-Клоду, что я вам говорил. Мне следовало бы прийти к вам сразу. Я думал, что это моральные принципы не дали мне сразу бежать к вам, к той структуре власти, которую я презираю. Но это были не принципы, а грех — грех гордыни. Я только надеюсь, что моя гордыня не будет стоить жизни моим последователям.
Он пошел к двери.
Малькольм! — окликнула я его.
Он обернулся.
Насколько это срочно?
Это срочно.
Два часа могут быть существенны?
Он задумался.
Быть может, а в чем дело?
Я сегодня не увижусь с Жан-Клодом. И хотела знать, надо ли мне ему звонить, передать вкратце?
Да, очень прошу вас, передайте. — Он наморщил лоб. — А как же это вы не увидите сегодня вашего мастера, Анита? Вы не вместе живете?
Вообще-то нет. Я у него провожу дня три-четыре в неделю, но у меня свой дом.
И сегодня вы будете убивать моих родичей?
Я покачала головой.
Тогда будете поднимать моих хладных братьев. Чей благословенный сон нарушите вы сегодня, Анита? Чей зомби встанет, чтобы кто-нибудь из людей получил наследство или же вдова утешилась?
Сегодня зомби не будет.
Меня очень озадачило его отношение к тому, что зомби будут оскорблены. Никогда не слышала, чтобы вампир объявлял о своем родстве с зомби, гулями или с кем бы и чем бы то ни было, кроме вампиров.
Что же тогда удерживает вас сегодня вдали от объятий вашего мастера?
У меня свидание, хотя это совершенно не ваше дело.
Но ведь не с Жан-Клодом и не с Ашером?
Я покачала головой.
Тогда с вашим царем волков, Ричардом?
Я снова покачала головой.
Ради кого же вы покинули этих троих? А, ваш повелитель леопардов, Мика.
Снова нет.
— Я поражен, что вы отвечаете на мои вопросы.
Честно говоря, я тоже. Наверное, потому, что вы продолжаете называть меня блудницей, и, наверное, мне хочется вас мордой в это ткнуть.
В тот факт, что вы — блудница?
Его лицо не изменилось ни капли при этих словах.
Я знала, что вы не сможете, — сказала я.
Что не смогу, миз Блейк?
Не сможете долго вести себя мило и вежливо, чтобы получить мою помощь. Знала, что если так продолжать, вы снова станете злым и презрительным.
Он слегка поклонился мне — одной головой.
Я вам сказал, миз Блейк: мой грех — гордыня.
А каков мой грех, Малькольм?
Вы хотите, чтобы я оскорбил вас, миз Блейк?
Я хочу услышать, как вы это скажете.
Зачем?
А что такого? — спросила я.
Ну, хорошо. Ваш грех — похоть, миз Блейк. Как и вашего мастера и всех его вампиров.
Я покачала головой и скривила губы в неприятной улыбке. Такая улыбка оставляла у меня глаза холодными и означала обычно, что я таки здорово разозлилась.
Это не мой грех, Малькольм. По крайней мере не тот, что мне всех роднее и ближе.
А каков же ваш грех, миз Блейк?
Гнев, Малькольм. Гнев.
Вы хотите сказать, что я вас разозлил?
Я всегда злая, Малькольм. Вы мне только дали цель, на которую эту злость направить.
Вы кому-нибудь завидуете, миз Блейк?
Я подумала, потом покачала головой:
На самом деле нет.
О грехе лености не спрашиваю; вы слишком много работаете, чтобы можно было об этом говорить. Вы не жадина и не обжора — алчность и чревоугодие отпадают. Вы горды?
Иногда.
Итак, гнев, похоть и гордыня?
Я кивнула:
Похоже, раз мы решили считать.
О, некто считает все наши грехи, миз Блейк, не сомневайтесь в этом.
Я тоже христианка, Малькольм.
И вы не боитесь, что можете не попасть на небо, миз Блейк?
Вопрос был настолько странным, что я даже на него ответила.
Когда-то боялась, но моя вера до сих пор заставляет светиться крест. Мои молитвы все еще имеют силу прогонять созданий зла. Бог не оставил меня — просто праворадикалы-фундаменталисты от христианства хотели, чтобы я в это верила. Я видала зло, Малькольм, настоящее зло. И вы — не оно.
Он улыбнулся — мягко, почти смущенно.
Я пришел к вам за отпущением, миз Блейк?
Вряд ли у меня есть власть отпускать вам грехи.
Я бы хотел до того, как умру, исповедоваться священнику, миз Блейк, но ни один из них ко мне не приблизится. Они святы, и сами признаки их призвания вспыхнут пламенем от одного моего присутствия.