Истина, — ответили из-за двери
И Нечестивец! — добавил другой голос.
Это были братья, вампиры, и они только недавно вступили в группу Жан-Клода. При первой нашей встрече Истина чуть не умер, помогая мне изловить преступника. Много лет они были воинами и наемными солдатами. Теперь они наши — Жан-Клода и мои.
Первым вошел в дверь Нечестивец — в светло-коричневом костюме, сшитом на заказ, по мерке — для широких плеч и тяжелых мышц рук и ног. Он ходил в тренажерный зал и к полученным от природы мышцам, как у них обоих, добавил еще нажитые тренировками. Рубашку он застегнул до верха и надел поверх нее элегантный галстук с золотой булавкой. Светлые волосы были острижены ниже ушей, но на несколько дюймов выше плеч. На чисто выбритом подбородке выделялась ямочка. Красивый по-настоящему мужской красотой и по-настоящему современный — от прически до начищенных туфель. Впечатление современности портила только торчащая над плечом рукоять меча.
Истина шел рядом с братом, как обычно. На лице — все та же темная борода, что была, когда мы с ним впервые увиделись. Даже не борода, а как будто он умер несколько дней небритым, да так оно и осталось. Эта почти-борода скрывала чистое и чисто мужественное лицо и ямочку, такую же, как у брата. Но надо видеть их рядом, чтобы понять, как жутко они друг на друга похожи. У Истины волосы до плеч, темно-темно-каштановые, почти черные. Не то чтобы совсем прямые, но и далеко не тот сияющий нимб, что у брата. Одет в кожу, но не как гот, скорее в нечто среднее между закаленной кожей боевых доспехов пятнадцатого столетия и современным кожаным снаряжением мотоциклиста. Ботинки до колен, с виду такие же старые, как их владелец, но по ноге, удобные и вообще это его ботинки. Любит он их, как другие любят старое кресло, привыкшее к изгибам тела. И что с того, что они поцарапанные и поношенные? Зато удобные.
И у Истины тоже за плечом был меч. Я знала, что пистолеты тоже есть у обоих — у одного под пиджаком модного костюма, у другого под кожаной курткой, видавшей лучшие времена. Эти братья никогда безоружными не ходят.
Реквием сказал, что он не ручается за себя в твоем присутствии, и потому Жан-Клод послал нас, — сказал Нечестивец. Сказал с улыбкой, наполнившей его синие глаза каким-то раздумьем.
С чего бы это Реквием так высказался? — спросил Истина.
Глаза у него были точь-в-точь как у брата, только выражение у них было совсем иное. Истина до того искренен, что бывает даже больно. А Нечестивец всегда будто смеется надо мной, или над собой, или над миром вообще.
Арлекин воздействовал на его разум.
И он не ручался, что сможет защитить твою безопасность? — уточнил Истина.
Что-то в этом роде.
В дверь снова постучали, но на этот раз она открылась и заглянул Грэхем.
К нам гости.
Истина и Нечестивец уже были готовы. Трудно объяснить, но у копов тоже так бывает. Секунду назад был совсем обыденный — и вдруг включается в боевой режим. Готовность.
Кто? — спросила я.
Рекс львов.
Я моргнула и спросила:
Джозеф?
Грэхем кивнул.
Какого черта приперся этот гад? — спросил Нечестивец.
Вроде бы это моя реплика, — сказала я.
Он отвесил полупоклон:
Прошу прощения.
Чего он хочет? — спросила я.
Грэхем притворил дверь и облизал губы.
Кажется, он хочет просить твоего прощения или что-то вроде этого.
Да как-то не очень у меня прощательное настроение, — сказала я, разглаживая больничные простыни.
Нет, у меня точно не было настроения прощать.
Я знаю, — ответил Грэхем, — но он там один.
Львы бросили тебя, вампиров и нашего Ульфрика погибать, ты им ничего не должна.
Так чего же докладываешь, что он пришел? — спросил Нечестивец.
Грэхем снова облизал губы:
Потому что если я Аните не скажу, а она потом узнает, то будет рвать и метать.
Отчего это я буду рвать и метать?
От того, что, по мнению Джозефа, ждет его львов.
Его львы больше не моя забота, — ответила я искренне, до самой холодной глубины сердца искренне.