Анита, прошу тебя, не надо так. Извини, пожалуйста, извини, я не буду больше

Глаза блестели из-под упавших волос, казалось, он вот-вот расплачется. Это мне напомнило, что ему на пару-тройку лет меньше двадцати пяти. Он был такой здоровенный, что иногда забывалось, как он молод. Нас разделяла разница в четыре-пять лет, но по глазам было видно, что сейчас он моложе, чем я в его возрасте была. Мне хотелось тронуть его за руку, успокоить, извиниться, сказать, что это не нарочно так вышло. Но я боялась прикасаться к нему, как бы еще хуже не стало.

Грэхем! — сказала я убедительно и ласково, как успокаивают испуганных детей и уговаривают стоящих на карнизе самоубийц. — Пойди найди Клодию или Римуса и приведи сюда, о’кей? Мне нужно кое-что обсудить из событий прошлой ночи. Можешь? Можешь кого-нибудь из них найти и привести сюда?

Он проглотил слюну со звуком почти болезненным.

Ты меня не выбрасываешь из своей охраны?

Нет.

Он закивал — слишком быстро и слишком часто, снова и снова. А потом направился к двери, не выпустив мою одежду из рук, и Клею пришлось у него ее взять. Когда за Грэхемом закрылась дверь, Клей повернулся ко мне, и мы переглянулись:

Он подсел? — спросил Клей.

Я кивнула:

Кажется, да.

Ты тоже не знала?

Я покачала головой.

Ты побледнела, — сказал он.

И ты тоже.

Ты ведь не так-то много на нем кормилась? В смысле, вы же даже голыми не были?

Не были.

Я думал, что так сразу привычку не заработаешь.

Я тоже так думала.

Клей встряхнулся, как собака, выходящая из воды.

Я положу твои вещи в ванную. И скажу Клодии, что нам нужен новый краснорубашечник.

Я думаю, она увидит Грэхема и сама сообразит.

Он отлично это скрывал, Анита. К тому времени, когда он их найдет, сможет снова взять себя в руки и ничего не показать.

Ты прав, — кивнула я.

Понимаешь, на нем же тоже рация есть. А он не подумал ею воспользоваться.

Рации — штука новая, — возразила я.

Крысолюды стали оснащать рацией некоторых охранников. Когда узнали про те подслушивающие устройства, решили, наверное, тоже поставить технический прогресс себе на службу.

А что, разумно, — сказала я и тут почувствовала, что Жан-Клод проснулся. Будто меня рукой погладили, и дыхание в горле перехватило.

Что случилось? — спросил Клей.

Жан-Клод проснулся.

А, хорошо.

Я кивнула. Действительно хорошо. И я дала Жан-Клоду почувствовать, как я хочу, чтобы он сейчас был со мной. Пусть обнимет меня и скажет, что все будет хорошо, пусть утешит, пусть даже это будет неправда. В качестве правды мне на ближайшее время вполне хватит лица Грэхема.

Когда Жан-Клод постучал в дверь ванной, я уже была одета. Его «Ma petite, можно вне войти?» было произнесено неуверенно: он не знал, насколько приветливо будет принят. Наверное, он думал, что я сейчас буду его обвинять в том, что Грэхем подсел на ardeur. Было такое время, и не очень давно, когда так и случилось бы. Но сейчас поздно было кого-нибудь обвинять: поиски виноватого ничего не исправят, а мне нужно было именно исправить положение. Я хотела, чтобы Грэхем освободился от ardeur’а, если это возможно. Мне случалось других освобождать от ardeur’а, но те не были полностью ему подчинены. И никогда не было, чтобы кто-то подсел на ardeur от такой малой дозы. А может, было, но просто они это скрывают? Ох, вот это я зря подумала.

Ma petite?

Да, Жан-Клод, войди. Да войди же, бога ради!

Дверь открылась, он показался в ее проеме, и тут же я бросилась ему на грудь, уткнулась лицом в эти мохнатые лацканы халата. Вцепилась в черную вышивку, прижалась к нему. Он обнял меня, поднял с пола и вошел в комнату, держа меня в объятиях. Придерживая меня одной рукой, другую он протянул назад и закрыл за нами дверь. Так быстро, что я не успела ни возразить, ни подумать возразить.

Он опустил меня на пол:

Ma petite, ma petite, что же у нас так плохо?

Я плохая, — ответила я. — Очень плохая.

Я говорила спокойно, не срываясь на ор, только говорила, прижавшись к нему лицом.

Он отодвинул меня от себя, чтобы заглянуть в лицо.

Наши рекомендации