Расплывчатость категории среднего род: в современном русском языке
Положение среднего рода в современном русском языке очень своеобразно. Средства выражения среднего рода относительно бедны. Состав класса слов среднего рода постепенно сужался и продолжает сужаться. Например,
• Известно, что, по учению некоторых лингвистов, в языках индоевропейской системы первоначально обозначились лишь различия между классами личным и неличным, или классами неодушевленных вещей и одушевленных, живых существ. Позднее класс лиц (или шире — одушевленных существ) в зависимости от пола распался на две группы имен — мужского и женского рода. Обозначения неодушевленных вещей образовали средний (предметный) род. См. статьи: Meillet A. Essai de chronologie des langues indoeuropeennes. La theorie du feminin.— Bulletin de la societe de linguistique de Paris. 1932, t. 32, p. I —52; Les formes nominales en slave.— Revue des etudes slaves, 1923, t. 3. Ср. также: Durnovo N. La categorie du genre en russe moderne. — Revue des etudes slaves, 1924, t. 4, p. 208 — 221. Ср. также: Мепе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. Л., 1938, с. 205 — 207.
уменьшительные, ласкательные и уничижительные слова и формы на -ко (типа Демидко и т.п.), -л (вроде Ваня, теля и т.п.), на -ло (типа объедало) и другие слова, относящиеся к людям и животным, перешли в класс слов мужского или общего (мужско-женского) рода. Категория лица не сочетается с средним родом. С средним родом сочетается самое отвлеченное представление о категории не-лица (ср.: существо, божество). Имена существительные среДнего рода только метафорически или в функции сказуемого, или в качестве самой общей характеристики (чудовище, чудище, страшилище) могут быть применены к живым существам мужского или женского пола (ср., в вульгарном просторечии о врале и вралихе: такое трепло и т. д.). Ср. у Чернышевского в романе «Что делать?»: «Должно быть, тоже, нализался, как наше-то золото, по рассуждению Матрены. А золото уже храпело». Ср. ничтожество*. Неустойчивое, промежуточное положение среднего рода сказывается и в системе склонения существительных. В единственном числе слова среднего рода, кроме именительно-винительного падежа, изменяются как формы мужского рода. Совпадение именительного и винительного падежей в одной форме также подчеркивает близость категорий среднего рода к группе неодушевленных имен существительных мужского рода. Средний род выступает как отвлеченная форма обезличенной предметности.
Во множественном числе формы слова среднего рода колеблются между разными типами склонения, совсем утратив свою грамматическую индивидуальность (ср.: ушки — ушков; делишки — делишек; поля — полей и моря — морей, зеркала — зеркал; окна (обычно произносится окны) — окон и т. п.). За исключением формы именительно-винительного падежа с ударением на окончании -а, они в основной массе ближе к женскому склонению.
Употребление среднего рода существительных в русском языке отчасти соответствует меткому замечанию Сепира о «категориях языка, образующих систему пережившей себя догмы, догмы бессознательного». «Они весьма часто лишь наполовину реальны как понятия: их жизненность все более и более тускнеет, превращаясь в форму ради формы» 59.
Своеобразная безличность, отвлеченная или фиктивная предметность формы среднего рода проявляется прежде всего в том, что другие части речи, употребленные в значении имени существительного, относятся к классу слов среднего рода. Например: громкое «ура» огласило зал; «Далече грянуло «ура» (Пушкин); большое спасибо; отдать последнее прости и т. п. Ср. у Жуковского: «Минутная сладость веселого «вместе», помедли, постой»; «Он рехнулся» — мелькнуло у меня в голове» (Тургенев, «Несчастная»). Впрочем, ср. у Пушкина: «Понадеялся он на русский авось».
Форма среднего рода имени прилагательного, употребленная в значении существительного, приобретает широкое обобщенно-абстрактное значение. «Здесь средний род сознается не наряду с мужским и женским как их отрицание, а как бы вне самой идеи пола: старое, например (в примере Старое старится, молодое растет), не обозначает ни „старика", ни „старухи", а обозначает и стариков, и старух, и всю природу — все, что может вообще стариться, независимо от пола»60.
Своеобразными особенностями отличаются формы среднего рода и в заимствованных именах существительных. Продуктивных суффиксов среднего рода, которые обозначали бы предмет вообще без всякого специального оттенка, в современном русском языке нет. Окончания -о, -е как примета среднего рода непосредственно к основе не присоединяются. Группа бессуффиксных слов среднего рода с окончанием -о, -е пополняется только заимствованиями из других языков. Между тем эти заимствованные слова на -о, -е (типа бюро,
* Характерно, что слово подмастерье перешло в класс слов мужского рода.
пальто, кофе и т. п.) с этимологической точки зрения имеют лишь наружное сходство со словами среднего рода. Ведь в них конечные -о, -е обычно относятся к основе, а не являются окончаниями. Еще Я. К. Грот отметил затруднение в употреблении иностранных слов, «которые по окончаниям своим не прививаются к языку... Сюда относятся особенно имена среднего рода на -о и -е, как-то: депо, бюро, пальто, трюмо, кофе, алоэ, канапе, портмоне, пресс-папье... Мы чувствуем, что в подобных иноземных словах -о, -е имеет совсем другое значение и не составляет приметы рода и склонения»61. Средний род становится складом для заимствованных слов, которые по своему звуковому или морфологическому облику не соответствуют типическим формам русских существительных. Например: «свое кашне» (Чехов), интервью, коммюнике, рагу, амплуа, фойе, великолепное антре, глясе, клише и т. п. Подавляющее большинство иностранных заимствований, не подходящих к русской системе словоизменения существительных, зачисляется в средний род, если только эти слова не обозначают живых существ. Это правило вытеснило старый прием распределения заимствованных слов по грамматическому роду их западноевропейских оригиналов. Ср., например, у Пушкина: «боа пушистый», «но ты, бордо, подобен другу» и др.; у Тургенева: «мой какао», «серый пальто», «пре-лестпый пианино» и т. п.
Впрочем, заимствованные собственные имена не всегда укладываются в рамки господствующей грамматической системы. Будучи только названиями, они не нуждаются в твердой грамматической опоре. Иногда они как бы заменяют обозначаемые ими лица или вещи, как бы представительствуют за них. Поэтому род заимствованных географических имен, не подходящих по своему морфологическому облику под систему русских склонений и не склоняющихся, определяется родовой принадлежностью того общего нарицательного понятия, под которое они подводятся, например: Тбилиси — город (следовательно, м. р.), Колорадо (река, ж. р.) и т. п. Для заимствований этого типа, а также для названий живых существ делается исключение: они не относятся к среднему роду.
Естественно, что форма, включающая в себя отступления от живой системы и покрывающая случайности употребления, не может быть особенно продуктивной (за исключением некоторых лексико-семантических разрядов).
Акад. С. П. Обнорский, изучавший эволюцию форм именного склонения в русском языке, пришел к выводу, что в русском литературном языке с его южновеликорусским по происхождению вокализмом категория среднего рода находится в начальном процессе разрушения и «должна быть признана наименее жизненной и жизнеспособной»62.
В основном этот вывод правильно отражает тенденцию общего языка. Но по отношению к стилям книжного языка в него необходимо внести существенные ограничения (ср. рост образований на -ние, -ство и с некоторыми другими суффиксами среднего рода).
Угасание среднего рода в категории имен существительных находится в соответствии с общим процессом семантического обезличения и опустошения форм среднего рода в современном русском языке. Из содержательной категории средний род в отдельных типах слов и форм низводится на роль упаковочного средства.
Это выражается:
1) в том, что безличные формы глаголов в прошедшем времени совпадают с формой среднего рода. Например: «В животе у него перекатывало, под сердцем веяло холодом» (Чехов, «Случай с классиком»); «Его знобило и ломало» (Л. Толстой, «Война и мир»); «Говорите, не бойтесь, у меня все одно что умерло» (Островский, «Гроза»); «От сердца отлегло» (Островский, «Бедность не порок»); «В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пони-
же плеча» (Пушкин, «Капитанская дочка»); «Мой друг, мне уши заложило» (Грибоедов, «Горе от ума»); «Но бурею корабль разбило» (Крылов, «Старик и трое молодых»). Ср.: «Лаврецкому стало жаль старика»; «Но тут стало невмочь Лаврецкому» (Тургенев, «Дворянское гнездо») и т. п.;
2) в том, что безличные формы категории состояния (возникшие из
причастий страдательного залога и из имен прилагательных и наречий) совпа
дают с соответствующими формами среднего рода: «Ей душно, скучно, досад
но... так досадно, что даже плакать хочется, а отчего — опять неизвестно» (Че
хов, «Аптекарша»); «Стыдно, и горько, и больно было ей» (Тургенев,
«Дворянское гнездо») и другие подобные;
3) в том, что при безличных словах могут стоять местоименные частицы
среднего рода это, оно (что) *. Ср.: «Ни о каких подробностях ее не спраши
вал, и так оно и вышло, что не надо было беспокоиться» (Лесков, «Соборя
не») ;
4) не лишено значения и то обстоятельство, что один из наиболее продук
тивных разрядов наречий в русском языке оканчивается на -о, -е, т. е. на мор
фемы, обозначающие в классах имен существительных и прилагательных фор
му среднего рода, хотя, как известно, наречию совершенно чужда категория
рода (так же как падежа и числа).