Влияние идеалистической философии на грамматическое учение о формах времени

Традиционное учение о трех основных временах русского глагола — настоящем, прошедшем и будущем — сложилось на почве античчой грамматики*. Курциус²⁷⁹ так формулировал различие в функциях основных глагольных форм времени: «Различие между настоящим, прошедшим и будущим временем покоится только на отношении действия к говорящему» (т. е. к моменту речи). Временные различия Курциус проти­вопоставлял видовым оттенкам, которыми определялись своеобразия течения дей­ствия внутри его самого ²³°.

Учение о формах времени как о субъективной категории человеческого сознания обострило интерес к вопросу о субъективных перемещениях временной перспективы действия. В грамматиках стала особенно подчеркиваться субъективность форм времени.

Такое понимание форм времени характерно уже для грамматической традиции первой половины XIX в. Так, И. И. Давыдов в «Опь те общесравнительной граммати­ки» пишет: «Настоящее время употребляем, когда представляем сказуемое совпадаю­щим с моментом, в который говорим. Прошедшее время поставляется, когда дей­ствие изображается совершившимся прежде момента речи... Будущее время упот­ребляется, когда действие представляется имеющем совершиться после речи»²⁸¹.

В таком общем виде — без учета соотношения объективного времени с приемами его субъективного представления — объяснялись грамматические формы глагольного времени в большей части русских грамматик. Субъективность категории времени бы­ла положена в основу грамматического объяснения.

«Категория времени обозначает... — пишет А. М. Пешковский, — отношение вре­мени действия ко времени речи (или обратно: времени речи ко времени действия). Но что такое здесь «время речи»? Это прежде всего момент речевого сознания. Ведь говорящий при помощи категории времени определяет отношение времени дей­ствия ко времени своей собственной речи а это время не может предста­вляться ему только объективно...» В основе форм нремени лежат, по Пешковскому, «субъективные соотношения речевого сознания и мыслимого действия», «субъектив­ное представление о соотношении момента речи и момента мыслимого действия». Конечно, Пешковский предупреждает, что «эта субъективность, как и всякая речевая субъективность, может протекать только в абсолютно-объективных рамках, потому что каждый говорящий при помощи категории Еремени может выражать те же соотношения» ²⁸².

* Учение о трех временах русского глагола впервые намечено в грамматиках Лудольфа (1696) и Ададурова (1731). Ср. мнение проф. А. В. Болдырева о двух (настоящем и прошедшем) временах русского глагола^

На почве такого субъективно-психологического представления о формах времени сложилась абстрактная схема трех времен русского глагола — настоящего, прошедше­го и будущего. В этой схеме не принимались в расчет ни различия грамматического выражения каждого из этих трех времен, ни синтаксические функции форм времени. Лишь значение «законченности», результативности, предельности, свойственное фор­мам совершенного вида, ломало параллелизм трех времен в рамках каждого вида.

Совершенный вид, собственно, не имеет форм настоящего времени ²⁸³. Понятие настоящего времени в плоскости совершенного вила представляется лишь точкой раз­дела между прошлым и будущим. Между тем в области несовершенного вида настоя­щее время — это параллельная психологическим п.тнам прошлого и будущего сфера течения обычного или наличного действия*.

Таким образом, в грамматической традиции чаще всего речь идет не столько о языковых формах глагольного времени и их значениях, сколько о психологических планах времени, об абстрактных линиях и точках времени **. Система живых форм времени русского глагола в их основных значениях и в их сложном грамматическом взаимоотношении с другими глагольными формами почти никем из русских лингви­стов последнего времени (кроме акад. А. А. Шахмлтова) не осмыслялась-⁸⁶. На этой почве складывается убеждение: время русского глагола психологично и субъективно. Оно не вполне «грамматикализовано». Оно определяется больше психологически, чем грамматически -⁸⁷.

Учение современной грамматики о формах времени русского глагола является отчасти бледным и искаженным видоизменением старой теории «вневременности» русского глагола, отчасти воспроизведением упрощенных грамматических схем рус­ского глагола, предназначавшихся для иностранцев и возникших еще в XVII в.