Определенное предметно-личное и неопределенно-личное употребление форм 3-го лица

Форма 3-го лица синтаксически сочетает признаки определенно-личного отношения к деятелю или производителю действия с возможностью полного устранения субъекта действия.

Обычно формы 3-го лица согласуются с обозначениями производителей действия, которыми могут быть названия лиц и предметов. Например:

Толпа жужжит, за стол садясь. Дробясь о мрачные скалы,

....................................................................... Шумят и пенятся валы,

На миг умолкли разговоры; И надо мной кричат орлы,

Уста жуют. Со всех сторон И ропщет бор.

Гремят тарелки н приборы И блещут средь волнистой мглы

Да рюмок раздается звон. Вершины гор.

(«Евгений Онегин») (Пушкин, «Обвал»)

Обобщенно-личное (или, вернее, неопределенно-личное) употребление формы 3-го лица единственного числа вызывается необходимостью умолча­ния о субъекте действия*. Такое употребление возможно лишь при отсут­ствии прямых морфологических и синтаксических указаний на 3-е лицо. Не­определенно-личное или обобщенно-личное значение формы 3-го лица

* Ср. иного рода мотивы устранения названий субъекта действия: «Мать... быстро спросила:

- Что? что?

— Прислала...— сказал сын, подавая ей письмо. Имя Зины и даже слово «она» не произно­
силось в доме. О Зине говорили безлично: «прислала», «ушла...» (Чехов, «Соседи»).

свойственно главным образом прошедшему времени и условно-желательному (или сослагательному) наклонению. Лицо в этих случаях не называется, но и не устраняется: оно усматривается из общего смысла сентенции и из форм рода (ср. связь среднего рода с безличностью).

Между тем флексия 3-го лица единственного числа настоящего времени в литературном языке допускает лишь два понимания, два осмысления. Она или выражает связь действия с определенным лицом и предметом, или же указывает на устранение лица и предмета из сферы действия, на безличность действия. Поэтому она не может (или может только в исключительных слу­чаях) обозначать обобщенное представление о лице. Форма же прошедшего времени на -л без личного префикса может выражать действие, принадлежа­щее еще не названному или подразумеваемому лицу. Поэтому она и получает в сентенциях обобщенно-личный смысл. Например: Либо пан, либо пропал; Метил в ворону, а попал в корову; Людей-то у нас один-другой — да и обчелся и т. п.

Есть резкое грамматическое различие в употреблении форм 3-го лица единственного и множественного числа. Формы 3-го лица множественного числа любого времени, если при них не обозначен производитель или носи­тель действия, свободно относятся к неопределенному лицу, т. е. они в этих случаях не указывают на определенного производителя действия, а предпола­гают множественную неопределенно-личную массу в качестве действующей среды (ср. фр. on, нем. man). Например: «А в трактир, говорят, привезли те­перь свежей семги» (Гоголь); «К купальщикам тихо подкрадывалась акула. Их всех выгнали из воды, а акуле сначала бросили бараньи внутренности... а потом кольнули ее острогой» (Гончаров, «Фрегат Паллада»); «Я любил мар­товские сумерки, когда начинало морозить и когда зажигали газ» (Достоев­ский, «Идиот»).

В этом неопределенно-личном употреблении форма 3-го лица множе­ственного числа переходных глаголов является синтаксическим синонимом личных конструкций с причастием страдательного залога, в которых грамма­тическое лицо илрг действующий предмет является не настоящим производи­телем действия, а лишь «точкой приложения процесса» («point d 'application du proces», по выражению A. Meillet)⁶⁰. Например: поле вспахали и поле вспахано.

Этим синонимическим соответствием подчеркивается личное значение формы 3-го лица множественного числа, отношение ее к неопределенному ли­цу {люди, кто-то). При отсутствии такого отношения была бы невозможна синонимическая замена неопределенно-личной формы 3-го лица личной стра­дательной конструкцией.

Таким образом, хотя неопределенно-личное употребление глагольных форм резко отличается по своим значениям и оттенкам от собственно-лично­го их употребления, однако в них есть нечто общее: это наличие грамматиче­ского отношения — прямого или скрытого — к производителю действия.

§ 17. Процессы устранения 3-ю лица

и безличное употребление формы 3-го лица

единственного числа от личных глаголов

Совсем иная картина грамматических соотношений вырисовывается в безличном употреблении форм 3-го лица. А. А. Потебня и Д. Н. Овсянико-Куликовский⁶¹ установили градацию разных степеней безличности⁶². Переход от личного употребления к безличному намечается в формах 3-го лица с мыс­лимым, но неизвестным субъектом. Например, в рассказе «Собака» Турге­нева: «И представьте вы себе, господа: только что я задул свечу, завозилось

у меня под кроватью. Думаю: крыса? Нет, не крыса: скребет, возится, че­шется... Наконец, ушами захлопало». Ср. у Л. Толстого в рукописном вариан­те «Войны и мира»: «За занавесом, как мыши, таинственно и незаконно шур­шало и шевелилось»^б3. Ср. у Достоевского в «Бесах» диалог между Marie и Шатовым перед родами:

— Да неужто вы не видите, что началось"!

— Что началось, Marie?

— А почем я знаю. Я разве тут знаю что-нибудь...

— Marie, если б ты сказала, что начинается... а то я... что я пойму, если так?..

— Да неужели вы, наконец, не видите, что я мучаюсь родами?..

Ср. у Лескова в «Соборянах» (в речи просвирни):

— Боже, кто это тебя, Варначок, так изувечил? — вскрикнула, встретив запозда­
лого сына, просвирня.

— Никто-с, никто меня не изувечил. Ложитесь спать. Это на меня впотьмах что-
то накинулось.

— Накинулось!

— Ну, да, да, впотьмах что-то накинулось, и только.
Старушка-просвирня зарыдала...—Это они, они тебя мучат, — заговорила,

всхлипывая, старушка. — Да, теперь тебе уж не жить здесь, больше, Варнаша.

— Кто они? — вскрикнул недовольный Препотенский.

Старушка указала рукой по направлению к пустым подставкам, на которых до недавнего времени висел скелет, и, прошептав: «мертвецы», она убежала, крестясь, в свою каморку.

Здесь как бы ищется, хотя и не всегда находится, производитель дей­ствия, «лицо». Здесь, по остроумному замечанию Овсянико-Куликовского, «неопределенность не обобщения, а неведения».

В этих случаях, по словам Meyer-Liibke, «говорящий... замечает одно лишь действие, не заботясь о творце этого действия или не имея возможности создать себе представление о таком, и потому выбирает ту форму verbi finiti, которая грамматически является наиболее неопределенной»⁶⁴. Ср. у С. Голу-бова в повести «Атаман и фельдмаршал»: «Со всех сторон доносились странные звуки: там скрипнет, словно пожалуется; там свистнет или загого­чет. А то вдруг отзовется таким внятным откликом, будто позвал человек человека»⁶⁵.

Степень устранения лица может быть различна. Разнородны бывают и внутренние мотивы и исторические причины устранения или отсутствия ли­ца. Вопрос о генезисе безличных глаголов слишком сложен, чтобы углубиться в него при общем описании безличных форм и их функций в современном русском глаголе ⁶⁶. В современном языке безличные формы — живая и продук­тивная категория. При этом между глагольными формами с устраняемым ли­цом или отвергаемым производителем действия и между глаголами без­личными в собственном смысле наблюдаются резкие семантические различия. Колебание, смешение и взаимодействие этих крайних типов приводит к раз­нообразным переходным формам безличного употребления, в которых откры­вается множество тончайших стилистических оттенков русского языка*.

* И. Ф. Анненский заметил: «...народная речь представляет не мало примеров искусственно­го заполнения идеи предиката или идеи субъекта... Интересен, например, слу­чай, который наблюдается в одной онежской былине (Гильфердинг, № 48): «Оставлен есть оставеш на дороженки»⁶⁷. Ср. в «Сборнике загадок» Садовникова:

Хода ходит,

В избу не входит (Спб., 1876, с. 8, ср.97).

Ср. в «Белорусском сборнике» Романова: «Виса висит, хода ходя; придя хрда да за вису цап» (т. 1, с. 2).

Грамматика русского глагола органически сплетается с его стилистикой.

Ср. у Гоголя: «Тихо светит по всему миру: то месяц показался из-за горы». У Тургенева: «Но все тихо; это, верно, показалось ему. Вдруг где-то в отдалении раздался протяжный, звенящий, почти стенящий звук, один из тех непонятных ночных звуков, которые возникают иногда среди глубокой ти­шины... Прислушаешься — и как будто нет ничего, а звенит». Ср. у Чехова в рассказе «Случай с классиком»: «В животе у него перекатывало, под серд­цем веяло холодом, само сердце стучало и замирало от страха перед неизвест­ностью»; в рассказе «Аптекарша»: «Сердце у нее стучит, в висках тоже стучит».

Глагольные формы этого рода со скрытым или устраненным лицом очень продуктивны. Они являются заменой полных личных форм, внося во фразу свойственный им оттенок завуалированности деятеля, производителя признака. «Когда нужно отвлечь внимание от деятеля, представить дей­ствие совершающимся само собою, фатально, или очертить силу, стихийность действия и т. д., тогда такие обороты всегда к нашим услугам»⁶⁸. Например, у Л. Толстого: «Он ли вез, или его гнало, он не знал» («Война и мир»); «До­гадало меня попросить Тимофея сходить в книжную лавку» (Глеб Успенский, «На старом пепелище»). Ср. изречение Пушкина: «Черт догадал меня родить­ся в России с душой и талантом». Ср.: И дернуло меня ему об этом расска­зать и Дёрнула меня нелегкая или Черт дернул меня ему рассказать об этом.

Для понимания сущности категории безличности в современном языке важно отметить, что безличное употребление формы 3-го лица иногда входит в систему форм личного глагола и понимается на фоне личных форм и значе­ний того же слова. В этих случаях отрицание или устранение лица является как бы грамматическим видоизменением личных форм того же слова. С личным и безличным употреблением одного и того же глагола связаны раз­ные его лексические оттенки. Так, по словам А. М. Пешковского, во многих случаях «один и тот же глагол без резкого изменения своего вещественного значения может быть употреблен то лично, то безлично...»⁶⁹. Ср.: голо­ва трещит — в голове трещит; сердце щемит — на сердце щемит; дует сильный ветер — здесь дует; льет как из ведра — дождь льет как из ведра; ме­тет — «на дворе метелица метет» и т. п. Ср.: «Жар свалил... Повеяла прохла­да» и повеяло прохладой; «Ручьи текли. Не парил зной» (А. Толстой) и «Уже с полудня парило и в отдалении все погрохатывало» (Тургенев, «Затишье»); «Ветер накренил лодку» и «Лодку слегка накренило»; «Я тоже вздрогнул, слов­но холодом меня обдало. Мне вдруг стало жутко, как преступнику» (Тургенев, «Фауст») и «Запах померанцев обдал меня волной» (Тургенев, «Призраки»); «Меня жгло как огнем в ее присутствии» (Тургенев, «Первая любовь») и др. «Отрицание конкретности проявления действователя ведет к видоиз­менению представления его самого и к его отрицанию...» — замечает По-тебня⁷⁰. Например: меня так и тянет; так и подталкивает; так и подбивает; как рукой сняло; в три погибели согнуло; разнесло, «Из сада несло сладким запахом лип» (Тургенев, «Затишье»); раздуло; на душе скребет; меня ко сну немного клонит (ср. «Его клонил к подушке сладкий сон» — Лермонтов); от жары к лени клонит (ср. «Лета к суровой прозе клонят» — Пушкин) и т. п.

С другой стороны, характерная для современного научного мышления борьба с мифологическими, анимистическими представлениями также ведет к устранению указания на деятеля и к образованию безличных выражений, на­пример : его убило электричеством или электрическим током вместо: его уби­ло электричество. Точно так же ощущение несоответствия между действием и его непосредственной причиной, его производителем в таких, например, вы­ражениях, как: брус проломил ему голову, река несет лед, гром убивает челове­ка и т. п.—тоже порождает безличные формы изображения с творительным

орудным. Ср. у Тургенева в рассказе «Степной король Лир»: «Ему брусом за­тылок проломило, и грудь он себе раздробил, как оказалось при вскрытии». Действующий предмет, «лицо» устраняется, превращаясь в орудие или средство действия. Ср.:

Как молотком, стучит в ушах упреком.

(Пушкин)

Нет ни в чем удачи: То скосило градом. То сияло пожаром.

(Кольцов)

Языковая техника здесь использовала как материал отжившую идеоло­гию. Потебня так и писал об этом:

«Оборот громом убило логически последователен, пока понимается так, что подлежащее сказуемого убило представляется неизвестным, но суще­ствующим, причем творительный означает орудие неизвестного лица. Если же лицо вполне отрицается, на позднейших ступенях понимания, то выходит про­тиворечие: орудие без действующего лица. Подобное противоречие заключе­но в оборотах, в коих подлежащее налицо, а сказуемое представлено неопре­деленно-субъектным ( = бессубъектным)»⁷¹, например: пришло их тьма.

Будучи живой и продуктивной формой представления действия вне отно­шения к деятелю, категория безличности открывает возможности адекватно­го изображения процесса с неизвестным производящим лицом. Например: Вче­ра на постройке задавило человека; ср. у Чехова в рассказе «Брожение умов»: «Кого раздавило? Ребята, человека раздавили». Ср.: «Какой шум в печке! У нас незадолго до смерти отца гудело в трубе» (Чехов, «Три сестры»); «Мы думаем, что, как н&сГвыкинет из привычной дорожки, все пропало; а тут на­чинается новое, хорошее» (Л. Толстой, «Война и мир»).

Простое отрицание факта существования или присутствия производителя действия также легче согласуется с безличным способом воспроизведения дей­ствия. Например: «И не будет на свете ни слез, ни вражды» (Надсон); «Не здешний он, этот человек, да и здесь его теперь не находится» (Достоевский, «Братья Карамазовы»); «Или тебе жаль меня, или ты уж чуешь, что хозяина твоего скоро не станет» (Тургенев, «Дневник лишнего человека»).

Итак, безличные конструкции, в основе которых лежит употребление без­личной формы глагола, служат средством преднамеренного изображения дей­ствий с неизвестным или неопределенным субъектом. Кроме того, в совре­менном русском языке очень продуктивно безличное употребление глаголов ощущения, физического и психического состояния, глаголов судьбы, рока. Как указывал Потебня, с безличностью органически связаны оттенки зало­говых значений, разные приемы выражения косвенного отношения действия к субъекту (ср.: мне не терпится, уже было приступлено к постройке завода и т. п.).

Детальная классификация всех случаев безличного употребления личных глаголов — дело синтаксиса. Описание функций безличности «уже не может ограничиться констатированием того факта, что личный глагол принял без­личное значение, а должно показать, какая именно конструкция, ка­кая форма словосочетания вызвала такую перемену в значении глагола»?⁷²

Безличные глаголы

Категория лица и категория безличности соотносительны. Они нередко обнаруживаются в формах одного и того же глагола. Но сверх того, катего­рия безличности может быть семантическим центром особого глагольного

слова. Безличные глаголы не кажутся недостаточными. К ним есть переходные ступени. Известны, например, личные глаголы, употребительные почти ис­ключительно в форме 3-го лица (ср.: причина кроется в том, что...; что-то мерещится; «И снится чудный сон Татьяне» (Пушкин); ср. употребление гла­голов мерзить, зыбаться или зыбиться: «Тихо зыблется тростник» (Пуш­кин); зиждиться).

Многие безличные формы, отколовшиеся от личных глаголов, стали самостоятельными глаголами, отдельными словами. Например: рвет, моро­зит, хватает (т. е. достаточно); везет (о счастье, удаче); ср. забирает («За­брало меня за живое» — Златовратский) — при явном вымирании личных форм с этим значением (например: «Взял жену, чтобы жить вдвоем, и вдвое забрала забота» (Грибоедов); ср. забрала охота что-нибудь делать; ср. эк его разби­рает, разобрало и т. п.).

Множество глаголов вообще известно только в безличной форме. Они не имеют омонимов среди личных глаголов. Ср.: «И как это тебя угораздило» (Чехов, «Оратор»)*; «В горле даже саднит» (Слепцов, «Спевка»); «Пряжкину опять от испуга пучит» (Тургенев, «Холостяк»); тошнит и т. п. Ср.: «Видали ль вы умилительную картину, когда юноша сидит среди старух, припоминаю­щих за всю свою многострадальную жизнь, как их стреляло, кололо, тошни­ло, тянуло, ломало и коробило» (Помяловский, «Молотов»).

В современном русском языке выделяется несколько лексических типов безличных глаголов. Эти типы относятся к строго определенным семантиче­ским категориям. В пределы этих категорий вмещаются и самостоятельные безличные глаголы и безличные формы личных глаголов. Это:

1. Глаголы бытия, существования, состояния: «Так есть и будет всегда»
(Достоевский, «Преступление и наказание»); «Я надеялся, но вышло иначе»
(Пушкин, «Путешествие в Арзрум») и т. п. С точки зрения современного рус­
ского языка здесь ощутим лишь непродуктивный способ безличного употреб­
ления личных глаголов. Особых, самостоятельных безличных глаголов этого
семантического типа, по-видимому, нет.

2. Глаголы, обозначающие явления природы: светает, вечереет, похоло­
дало, смеркается, морозит и др. Круг относящихся сюда безличных глаголов
не широк. Но возможно переносное употребление личных глаголов для выра­
жения однородных смысловых оттенков. Ср. в «Войне и мире» Л. Толстого:
«Дождик шел с утра, и казалось, что вот-вот он пройдет, и на небе
расчистит».

3. Глаголы, означающие стихийные явления, например: «На лесопильном
дворе горит» (Чехов, «Господа обыватели») и т. п. В этой семантической сфе­
ре также обычны безличные формы личных глаголов.

4. Глаголы, связанные с представлением о судьбе, роке: «Ну, и везет вам
сегодня» (Л. .Андреев, «Большой шлем»). Это отстоявшаяся и застывшая
лексическая группа.

5. Глаголы, означающие внутренние физические ощущения и физиологи­
ческие изменения в отправлениях организма, в его состоянии (рвет, тошнит,
пучит, саднит и т. п.). Ср.: «От радости в зобу дыханье сперло» (Крылов,
«Ворона и Лисица»); «Мой друг, мне уши заложило» (Грибоедов, «Горе от
ума»); «Меня всего передернуло» (Достоевский, «Бесы»); отлегло от сердца.

6. Глаголы, означающие ощущения от внешних явлений (чувственные вос­
приятия и внешние явления как объект этих восприятий): «от него несет
чесноком»; «Пахло от него ветчиной и кофейной гущей» (Чехов, «Сирена»);
«В детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою»

* Ср. «Черт угораздил тебя лезть сюда»; ср.: «Догадало ж тебя вмешиваться в это дело» и «Черт догадал меня...».

(Гоголь, «Ревизор»). Ср.: «От бесед с литераторами и чтения журналов опре­деленно веет затхлостью злейшей «кружковщины», вредной замкнутостью в тесных квадратиках групповых интересов, стремлением во что бы то ни ста­ло пробиться в «командующие высоты» (Горький).

7. Глаголы, означающие психические переживания человека, например:
стерпится — слюбится: «Не поздоровится от эдаких похвал» (Грибоедов,
«Горе от ума»).

8. Глаголы, означающие стихийную направленность действия на субъект
или присущую кому-нибудь предрасположенность к действию, способность
как бы невольного проявления какого-нибудь действия, а также, напротив, от­
сутствие в ком-нибудь волевых импульсов, расположения к какому-нибудь
действию*. Например: «Два часа ночи... не спится... А надо бы заснуть, чтоб
завтра рука не дрожала» (Лермонтов, «Княжна Мери»**); «И верится и пла­
чется» (Лермонтов); «Вы не верите слезам... Но я плачу не для вас: мне про­
сто плачется» (Гончаров, «Фрегат Паллада»); «Туда, сюда, а дома не сидит­
ся» (Пушкин, «Русалка»); «Литвинов взялся за книгу, но ему не читалось»
(Тургенев, «Дым); «Правду сказать, отлично лежалось на этом диване» (Тур­
генев, «Два приятеля»); у Достоевского в «Бесах»: «Кажется, готов к труду,
материалы собраны, и вот не работается. Ничего не делается». В этих обра­
зованиях значение безличности связано с присоединением аффикса -ся.

Значение безличной формы на -ся чрезвычайно ярко сказывается в такой крестьянской речи, записанной А. И. Эртелем:

— Вот штука! — говорит работник, возвращаясь со станции:

— Кобыла пять раз выпрягалась. Измаялся.

— Гужи ослабли.

— Какие тебе гужи! А это я, признаться, встретился с мужиком — он не сворачи­
вает, и я не сворачиваю. Ну и поругались. Вот он, пес его дери, и напустил.

— Чего напустил?

— Да чтоб отпрягалось⁷⁵.

Безличные формы этого последнего разряда настолько продуктивны в со­временно языке, что возникает тенденция производить вторично такие формы даже от глаголов на -ся. А. М. Пешковский по этому поводу заметил: «В на­стоящее время категория эта уже всеобща, т. е. форму эту можно образо­вать от каждого глагола {мне читается, говорится, работается, лежится, чихается и т. д. и т. д., вплоть до любого, хотя бы и необычного, но всегда возможного новообразования), за исключением глаголов воз­вратных. От возвратных глаголов форма эта совсем не образуется: нельзя сказать: мне сегодня торопится, мне умывается, мне веселится, мне смеется и т. д.»⁷⁶. Ведь надо было бы к форме возвратных глаголов прибавлять вто­рое -ся, что противоречит фонетическим нормам русского языка, избегающе­го удвоения слогов (ср. минералог, а не минералолог). Кроме того, вообще образованию и распространению безличных форм на -ся от многих гла­гольных основ препятствует широкое употребление соответствующих личных омонимов или омоформ (ср. невозможность сказать: мне сегодня не счи­тается; но ср. я хорошо считаю и т. п.). Мнение А. М. Пешковского о воз­можности образовать безличную форму на -ся от любого невозвратного гла-

* С небольшими дополнениями и видоизменениями мною воспроизведена схема деления безличных глаголов, предложенная акад. А. А. Шахматовым и навеянная на него трудами Ми-клошича и Красновольского ⁷³.

** Ср. замечание И. Ф. Анненского: «...рядом с бессубъектным употреблением слов не спится, хочется встречаем в народном языке и обычное: «А цару (т. е. чару.— В. В.) то пьешь, другая хочется (Гильфердинг, 1, № 225); «Темная ноченька неспится» («Сборник» Садовникова с. 4)⁷⁴.

гола ошибочно. Производство безличной формы на -ся ограничено строгими семантическими условиями (о них см. в исторической лексикологии русского языка). Но в индивидуальном говорении и писании замечаются бесплодные попытки производить безличные формы даже от возвратных глаголов. Так, Натан Венгров в своих «Песнях с картинками для маленьких» (М., 1935, с. 13) пел:

Улыбнись на вечера,

Чтоб смеялось нам с утра⁷"Л

§ 19. Виды аналитического выражения категории лица

Грамматическая двойственность выражения значений лица и безличности очевидна. Категории лица и безличности в формах настоящего и будущего времени выражаются окончаниями. Окончание 3-го лица единственного числа при отсутствии представления о субъекте действия является приметой безлич­ности. Это — синтетические формы лица и безличности. Аналитически катего­рия лица выражается личными местоименными префиксами (и соотноси­тельными с ними родовыми и числовыми окончаниями, например, я читал). В этом ряду форм безличность может выражаться лишь негативно — отсут­ствием личного префикса и формой среднего рода {мне не спалось, ему не по­везло). Правда, в фамильярном просторечии есть тяготение к местоименной примете безличности — частице оно. Например: «Только все-таки хорошо оно, что так произошло. И дурно оно было, и хорошо оно было» (Достоевский, «Братья Карамазовы»); «Так оно и следует: порядочным людям стыдно гово­рить хорошо по-немецки» (Тургенев, «Дворянское гнездо»); «Оно вот так и вышло» (Чехов, «Случай с классиком»); «Конечно, если продать парочку лошадок, да одну из коров, да барашков, оно, может, хватит» (Герцен, «Бы­лое и думы») и многие другие*. Но такая безличная конструкция не является нормой. Аналитический способ выражения в русском языке присущ лишь личным формам. У нас аналитические формы в большей своей части еще не утратили раздельности компонентов и легко подвергаются морфологическому разложению на части (даже в составной форме будущего времени возможен синтаксический разрыв компонентов, например, Завтра буду усердно зани­маться).

Во многих аналитических формах еще очень ясны следы и остатки синте­тического строя. Аналитические формы прошедшего времени тоже не вполне свободны от элементов синтетизма. В них категория лица выражается анали­тически, но род и число обозначаются окончаниями {Ты приехала; Мы лето прожили в деревне). Однако в системе русского глагола намечается иной тип безаффиксного, чисто аналитического спряжения. Речь идет о глагольных формах, омонимичных с формой повелительного наклонения {возьми, но ср. случись и т. п.), и о так называемой «междометной» форме глагола {прыг, бух, хвать, цап-царап и т. п.), употребляемых в сочетании с личными префик­сами или именными названиями субъектов действия.

А женщина, что бедная наседка. Сиди себе да выводи цыплят.

(Пушкин, «Русалка»)

«Вам хорошо, а я сына в университете содержи, малых в гимназии во-

* Местоименное словечко оно здесь отчасти сохраняет указательное значение. Ср. у Че­хова: «И все оно сыплет, и все оно сыплет,— бормотал Семен, вытирая с лица снег.— И откуда оно берется, бог его знает» («В ссылке»).

спитывай» (Л. Толстой); «Положил я его на стол, чтобы ему операцию де­лать, а он возьми и умри у меня под хлороформом» (Чехов, «Дядя Ваня»); «Я стряпай, ты будешь жрать, а сам ни с места» (Гончаров, «Слуги старого века»).

Щепотки волосков лиса не пожалей — Остался 6 хвост у ней.

(Крылов, «Лиса»)

Глагольные формы этого рода, напоминающие по внешнему виду пове­лительное наклонение, обычно сочетаются с личными местоимениями и обо­значениями живых существ и предметов, но они употребляются и безлично (безличные формы образуются от глаголов, которые не имеют повелительно­го наклонения). Например:

Случись кому назвать его, Град колкостей и шуток ваших грянет. (Грибоедов, «Горе от ума»)

Ср. у Крылова:

Случись тут мухе быть.

(«Муха и дорожные»)

Но ср. также:

А тут к беде еще беда: Случись тогда ненастье.

(Крылов, «Охотники»)

Междометные же формы глагола в литературном языке почти вовсе ли­шены способности безличного употребления⁷⁸. Например: «Вдруг старушка мать — шасть в комнату» (Тургенев, «Уездный лекарь»); «Тут рыцарь прыг в седло» (Крылов, «Рыцарь»);

Нагайка щелк — и, как орел, Он кинулся...

(Лермонтов, «Демон»)

Н. П. Некрасов в своем замечательном исследовании «О значении форм русского глагола» впервые* дал своеобразное истолкование такому употреб­лению «императивной формы», или, как он сам ее назвал, «абсолютно-личной формы глагола»:

«...Мы видим, что к ней можно прибавлять все личные местоимения: чи­тай я, ты, он и т. д., т. е. что она употребляется для лиц, следовательно, есть форма личная. Наконец, она остается неизменною для всех трех лиц, а следо­вательно, для родов и чисел... Если эта форма общая для всех трех лиц, то, понятно, она не выражает собою непосредственного отношения или непосред­ственной связи действия с тем или другим определенным лицом... Соединение или несоединение общей личной формы действия с известным лицом вполне зависит от лица говорящего: оно связывает то или другое действие с тем или

* Интерес к этой глагольной форме возник еще в начале XIX в. Так, в анонимном письме, помещенном в «Трудах Общества любителей российской словесности», читаем: «Почему в раз­говорах часто вместо прошедших времен употребляется наклонение повелительное? Например: «Я отдаю ему трость, а он возьми и урони ее»; «Я прихожу к нему, а он уйди». Этого свойства также нет ни в одном из известных мне языков. Его можно причислить к достоинствам языка русского, ибо оно придает рассказу более силы и быстроты»⁷⁹.

другим лицом по своему желанию, по своей воле, а не потому, что между действием и лицом находится уже сама по себе связь действительная, непо­средственная... Так как лицо говорящее распоряжается, так сказать, в этом случае действием, приписывая его какому-либо известному лицу, а не лицом, которое само по себе с действием не имеет никакой непосредственной связи; то связь или отношение абсолютно-личной формы глагола с известным ли­цом становится действительною связью, действительным отношением только как выражение желания или воли лица говорящего... Если же этою формою не обозначается ни числа, ни рода, ни предметности, то, понятно, ею может обозначаться только лицо, но лицо без рода, без числа, без предметности, т. е. ею выражается личность действия, как его собственная, общая, неопределен­ная личность, без всякого отношения к какому-либо лицу как к предмету дей­ствующему. Другими словами, эта форма показывает только то, что дей­ствие, выражаемое темою глагола, — лично или что личность есть существен­ное свойство глагола как действия. Этим объясняется, с одной стороны, возможность употребления разбираемой нами формы глагола в выражениях общих, или известных в грамматике под именем безличных... с другой — при­чина, почему эта форма, будучи личною, не различает однако лиц: ни перво­го, ни второго (третье лицо в строгом смысле не лицо, а предмет вообще)»⁸⁰.

Это объяснение было принято в основном и А. М. Пешковским⁸¹. В лич­ном употреблении этих «императивных форм» намечается новый тип аналитических конструкций в русском языке. В спряжении: я пойди, он пойди, мы пойди и т. д. — изменяются лишь префиксы, вся остальная часть формы остается неизменной.

Таким образом, приемы аналитического выражения категории лица в си­стеме русского глагола обозначились очень резко. Они осложнили синтетиче­ский строй словоизменения, присущий формам настоящего-будущего времени и отчасти формам повелительного наклонения.

§ 20. Категория числа в глаголе и своеобразия ее выражения в формах 1-го и 2-го лица

С категорией лица в глаголе неразрывно связана категория числа. Значе­ния лица и числа в настоящем-будущем времени и повелительном наклонении нераздельны. Они выражаются одними и теми же окончаниями. В формах других времен и наклонений числовые аффиксы указывают на лицо лишь кос­венно. Так, безличность выражается в прошедшем времени и условно-жела­тельном (сослагательном) наклонении окончанием среднего рода единствен­ного числа (стошнило, стемнело, рассвело и т. п.). Можно сказать, что в безличных формах глагола категория числа является «грамматической фик­цией». В неопределенно-личных формах множественного числа прошедшего времени или сослагательного наклонения {говорили; «Уж сколько раз тверди­ли миру, что лесть гнусна, вредна» (Крылов); «Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова» (Пушкин) и т. п.) окончание множественного числа (-и) в связи с отсутствием личного префикса является признаком не­определенно-множественного лица. Но, с другой стороны, отношение к кате­гории числа заключено в самих местоименно-личных префиксах (я, ты, мы, вы).

Органическая связь категории числа с категорией лица выражается и в том, что способы обозначения числа в глаголе не являются «чистыми» фор­мами согласования, по крайней мере по отношению к 1-му и 2-му лицу. В формах настоящего-будущего времени (тем более повелительного наклоне­ния) это очевидно. Здесь указание на число непосредственно заключено в лич­ном окончании. Самостоятельное употребление этих личных форм без ме-

стоимений достаточно выразительно. Например: «Вижу сам, что виноват» (Пушкин, «Капитанская дочка»); «Теперь, Александр, не будешь на меня жа­ловаться, что отстаю от тебя в работе. Наверстаю» (Чернышевский, «Что де­лать?»); «Бывало, сядем чай пить, выпьем по пятнадцати стаканов, и все тор­гуемся» (Чехов, «В бане») и т. п.

Даже и в тех случаях, когда формы настоящего-будущего времени упо­требляются в сочетании с личными местоимениями 1-го и 2-го лица, трудно говорить о согласовании глагольной формы в числе с личными местоимения­ми, о полной зависимости ее от них. Здесь роль местоимений, особенно при отсутствии ударения на них, формально-аналитическая; формы я вижу, ты видишь и т. п. вполне синонимичны с формами, не имеющими личных префик­сов: вижу, видишь и т. п. А. А. Потебня доказывал, что формы я хожу, ты ходишь и т. п. также неразложимы грамматически. При таком понимании префикс я и форма вижу в я вижу поставлены в отношения совместности, а не согласования. Во всяком случае, в формах я вижу, ты видишь и т. п. по­казатели лица и числа двойственны. Указания на лицо и число заключены и в местоимении, и в глагольном окончании⁸². Понятно, что эта двойствен­ность синтаксически может быть использована и в сторону обострения при­знаков согласования. Например: «Ей ужасно странно, что я, который привык к хорошему обществу, который так короток с ее петербургскими кузинами и тетушками, не стараюсь познакомиться с нею» (Лермонтов, «Герой нашего времени»).

При двойственности числовых показателей (в окончаниях и в префиксах) перевес остается на стороне местоименного «префикса», не теряющего при этом ни форм отдельного слова, ни даже оттенков своего лексического значе­ния. Значение числа включено в формы лица.

Лучшей иллюстрацией возможности полного «переключения» числовых значений на личные префиксы может быть «спряжение» форм типа: я скажи, мы скажи и т. п. «Знай я, что невеста с таким образованием, да я... да и нога бы моя просто не была здесь» (Гоголь, «Женитьба»). Ср. французское спря­жение je parle, tu paries, il parle, Us parlent.

Таким образом, характеристика отношений между личными окончаниями глагола и личными местоименными префиксами как «синтаксического парал­лелизма» была бы неверна. Внешние признаки согласования с местоимения­ми, при изменяемости глагольной формы, всегда присутствуют. Но это согла­сование иного рода, чем согласование имен прилагательных. Оно базируется на внутренней, органической связанности значений лица и числа в глагольных окончаниях и в местоименных префиксах. Все смысловые оттенки, присущие личным местоимениям, могут выражаться и самими личными формами гла­гола, и наоборот, все своеобразия в употреблении личных форм глагола пере­даются и личным местоимениям (ср., например, употребление формы повели­тельного наклонения на -те при вежливом обращении к одному лицу: скажите, приходите и т. п.).

Может показаться, что синтаксическая роль категории числа в гла­гольных формах на -л совсем иная, что здесь числовые различия являются «формами чистого согласования», как и в других «родовых словах». Однако такому пониманию противоречит употребление формы множественного числа на -ли в неопределенно-личном значении (его наградили), независимо от всяко­го согласования. Кроме того, местоименные личные префиксы срастаются с формами на -л (-ла, -ло, -ли) в одну целостную аналитическую форму, в ко­торой все морфологические элементы и их значения семантически спаяны и слиты. Поэтому говорить о полном подчинении формы на -л личным пре­фиксам (1-го и 2-го лица) в отношении числа было бы почти то же, что гово­рить о полном грамматическом подчинении морфемы див в слове начдив (на-

чальник дивизии) или морфемы бух в слове помбух (помощник бухгалтера) первой части слова. (Но ср. род. начдива, дат. начдиву и т. п.)

Внутреннее семантически неразложимое единство форм я думал, ты ду­мал, мы думали, вы думали доказывается невозможностью в применении к единичному чужому лицу выразиться так: вы говорил или вы говорила, вы ду­мал и т. п. Между тем такое согласование в числе «по смыслу» оказывается возможным у кратких форм имени прилагательного и страдательного прича­стия в сочетании с местоимением вы, обозначающим одного собеседника. На­пример, в романе Чернышевского «Что делать?» встречаются такие конструк­ции: «Вы не были влюблена в вашего жениха?» (Пролог); «Вы прекрасно сложена»; «Вы сами должна помнить»; «Вы-то еще слаб»; «Разве вы таковЪ и т. п. (но ср. «положим, вы правы» и др.). Таким образом, даже сочетания кратких имен прилагательных и страдательных причастий с личными местои­мениями (не говоря уже о таких сочетаниях полных прилагательных) были го­раздо более похожи на двучленные, на расчлененные, чем личные формы про­шедшего времени.

Под влиянием синтетических форм настоящего-будущего времени в уст­ной речи встречается употребление форм прошедшего времени без личных ме­стоимений 1-го и 2-го лица. В этом случае значения числа и лица как бы эл­липтически включаются в родовую форму на -л. Например: «И с собаками ездил? — Ездил и с собаками, да убился: с лошадью упал и лошадь зашиб» (Тургенев, «Льгов»); «Работаю уже давно, и мозг высох, похудела, подурнела, постарела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения» (Чехов, «Три сестры»).

Таким образом, формы числа в глаголе органически слиты с категорией лица. Число в глаголе менее «материально», чем в категории имен существи­тельных, но менее абстрактно, менее формально, чем в категории имен при­лагательных. В формах 1-го и 2-го лица оно не столько указывает на синтак­сическую зависимость глагола от личного местоимения, сколько выражает реальные различия в отношении самого действия к количеству, числу дей­ствующих лиц.