ВЛАДИМИР.

ПОЦЦО. – Заметьте, я мог оказаться на его месте, а он на моем. На все воля случая. Каждому свое.

ВЛАДИМИР. – Вы хотите от него избавиться?

ПОЦЦО. – Что вы сказали?

ВЛАДИМИР. – Вы хотите от него избавиться?

ПОЦЦО. – Конечно. Но вместо того чтобы прогнать его, как я мог это сделать, иначе говоря, вместо того чтобы просто выставить его за дверь пинком под зад, я взял его по своей доброте на рынок Святого Иисуса, где рассчитываю хоть что-нибудь с этого получить. По правде сказать, прогнать подобное существо, нет, это невозможно. Таких лучше всего было бы убивать.

Лакки плачет.

ЭСТРАГОН. – Он плачет.

ПОЦЦО. – У старого пса больше достоинства. (Протягивает Эстрагону платок.) Утешьте его, раз вам его жалко. (Эстрагон колеблется.) Держите. (Эстрагон берет платок.) Утрите ему слезы. Чтобы он не чувствовал себя таким обездоленным.

Эстрагон все еще колеблется.

ВЛАДИМИР. – Дай я вытру.

Эстрагон не желает отдавать платок. Детские ужимки.

ПОЦЦО. – Побыстрее там. А то он скоро плакать перестанет. (Эстрагон приближается к Лакки, он готов вытереть ему слезы. Лакки со страшной силой пинает его в голень. Эстрагон бросает платок, отскакивает назад, кружит по сцене, хромая и воя от боли.) Платок. (Лакки ставит на пол чемодан и корзину, подбирает платок, подходит к Поццо, отдает его, пятится, снова берет в руки чемодан и корзину.)

ЭСТРАГОН. – Сволочь! Скотина! (Закатывает штанину.) Он меня покалечил!

ПОЦЦО. – Я же предупреждал: он чужих не любит.

ВЛАДИМИР (Эстрагону). – Покажи. (Эстрагон показывает ему ногу. К Поццо, гневно.) У него кровь!

ПОЦЦО. – Это хороший знак.

ЭСТРАГОН (держа раненую ногу навесу). – Я больше никогда не смогу ходить!

ВЛАДИМИР (нежно). – Я тебя буду носить. (Пауза.) В случае необходимости.

ПОЦЦО. – Он перестал плакать. (Эстрагону.) Вы его заменили, в некотором роде. (Задумчиво.) Слезы мира – величина постоянная. Если кто-то начинает плакать, то кто-то другой в другом месте прекращает. То же самое со смехом. (Смеется.) Не будем хулить наш век, он ничем не хуже предыдущих. (Пауза.) Не будем его и хвалить. (Пауза.) Вообще о нем не будем. (Пауза.) Правда, население явно увеличилось.

ВЛАДИМИР. – Попробуй пройтись.

Эстрагон, хромая, доходит до Лакки, останавливается и плюет в него, затем отходит, чтобы сесть на то же место, где он сидел при поднятии занавеса.

ПОЦЦО. – Знаете, кто научил меня ценить прекрасное? (Пауза. Нацелив палец на Лакки.) Он.

ВЛАДИМИР (глядя на небо). – Да когда же ночь наступит?

ПОЦЦО. – Без него я никогда бы не познал, никогда бы не понял ничего кроме низменных явлений, связанных с моей специализацией на… впрочем, неважно. Красота, милосердие, истина высшего сорта, я знал, что неспособен их оценить. Поэтому и пришлось взять себе жертвеца.

ВЛАДИМИР (невольно прекративший всматриваться в небо). – Жертвеца?

ПОЦЦО. – Это длится без малого шестьдесят лет… (подсчитывает в уме) … да, без малого шестьдесят. (Гордо выпрямляясь.) По мне не скажешь, верно? (Владимир смотрит на Лакки.) Правда, рядом с ним я выгляжу юнцом? (Пауза, Лакки.) Шляпу! (Лакки ставит корзину, снимает с себя шляпу. Густые седые волосы падают на лицо.Он берет шляпу под мышку и поднимает корзину.) Теперь смотрите. (Поццо приподнимает шляпу[1]. Он абсолютно лысый. Снова надевает шляпу.) Видали?

ВЛАДИМИР. – Что значит жертвец?

ПОЦЦО. – Вы из других краев. Может, вы еще и из другого века? Раньше держали шутов. Теперь – жертвецов. Те, кто может себе это позволить.

ВЛАДИМИР. – Вы его прогоняете? Такого старого, такого верного слугу?

ЭСТРАГОН. – Козел!

Поццо все больше и больше волнуется.

ВЛАДИМИР. – Сначала вы высосали из него все соки, а теперь выбрасываете как… (подбирает слова) …как кожуру от банана. Признайтесь, что…

ПОЦЦО (со стоном хватаясь за голову). – Я больше не могу… не могу выносить… он такое вытворяет… вы представить себе не можете… это ужасно… он должен уйти… (размахивает руками) … я схожу с ума… (Он обмякает, роняет голову на руки.) Я больше не могу… не могу…

Пауза. Все смотрят на Поццо. Лакки трясется.

ВЛАДИМИР. – Он больше не может.

ЭСТРАГОН. – Это ужасно.

ВЛАДИМИР. – Он сходит с ума.

ЭСТРАГОН. – Это подло.

ВЛАДИМИР (к Лакки). – Как вы смеете? Стыдитесь! Такой добрый хозяин! Так из-за вас страдает! И это после стольких лет! Вот уж действительно!

ПОЦЦО (рыдая). – Когда-то… он был таким чутким… он помогал мне… развлекал меня… рядом с ним я делался лучше… теперь… он меня убивает…

ЭСТРАГОН (Владимиру). – Я не понял, он что, хочет его кем-то заменить?

ВЛАДИМИР. – Как ты сказал?

ЭСТРАГОН. – Он хочет его кем-то заменить или после него никого уже не хочет?

ВЛАДИМИР. – Не думаю.

ЭСТРАГОН. – Как ты сказал?

ВЛАДИМИР. – Не знаю.

ЭСТРАГОН. – Надо у него спросить.

ПОЦЦО (успокаиваясь). – Послушайте, я не знаю, что на меня нашло. Простите. Забудьте об этом. (Все лучше овладевая собой.) Не помню, чего я там наговорил, но во всем этом не было ни слова правды, не сомневайтесь. (Выпрямляется, бьет себя в грудь.) Разве я похож на человека, которого можно заставить страдать? Это меня-то? (Шарит в карманах.) Где моя трубка?

ВЛАДИМИР. – Чудный выдался вечерок.

ЭСТРАГОН. – Незабывамый.

ВЛАДИМИР. – Он еще не кончился.

ЭСТРАГОН. – В том-то и дело.

ВЛАДИМИР. – А только начинается.

ЭСТРАГОН. – Ужас.

ВЛАДИМИР. – Как в театре.

ЭСТРАГОН. – В цирке.

ВЛАДИМИР. – В мюзик-холле.

ЭСТРАГОН. – В цирке.

ПОЦЦО. – Куда подевалась моя трубочка?

ЭСТРАГОН. – Теперь его дело труба! (Громко смеется.)