Социальная мобильность. В обществе всегда происходят какие–то изменения, перемещения лиц в иерархическом
В обществе всегда происходят какие–то изменения, перемещения лиц в иерархическом социальном пространстве, изменения их статусов, положения, ролей. Кто–то получил высшее образование, кто–то успешно продвигается по служебной лестнице, кто–то переехал из Москвы в Воронеж, кто–то преумножил свой капитал, а кто–то разорился во время экономического кризиса. Для описания таких и других перемещений индивидов и групп социология использует понятие "социальная мобильность". Его ввел в научный оборот П. Сорокин во второй половине 20–х годов прошлого века. Социальная мобильность представляет собой перемещение индивидов и групп в исторически сложившейся системе социальной стратификации, а также в социальном и географическом пространстве.
Существует несколько типов социальной мобильности. По перемещениям в социальной иерархии выделяют вертикальную и горизонтальную мобильность. Вертикальная мобильность – перемещение вверх по лестнице социальных статусов (восходящая мобильность) или вниз (нисходящая). Факторы вертикальной мобильности многообразны: энергия, усилия индивида, прирост или сокращение материального достатка, капитала, образование (его значение возрастает сегодня), социальные связи (включая родственников, клановые, приятельские, коррупционные), возраст, а также сдвиги в социально–стратификационной и политической системе общества. Горизонтальная мобильность – это передвижение индивидов и групп в социально–горизонтальном пространстве без изменения статуса: переезд на постоянное место жительства из города в село или наоборот, из одного края в другой. Горизонтальная мобильность органически связана с миграцией населения. Наблюдается и сочетание вертикальной и горизонтальной мобильности (смешанный тип): человек переехал в другой город и получил повышение по должности или бизнесмен разорился и подался искать экономическое счастье в другие края.
В каждом поколении индивиды включаются в два типа социальной мобильности в зависимости от стратификационной структуры общества и личностных ресурсов. Статус индивида может повышаться или понижаться в рамках того поколения, в котором человек родился. Это – интрогенерационная (внутрипоколенческая) мобильность индивида. В этом отношении представляет социологический интерес исследование индивидуальной мобильности людей, родившихся в 80–х – 90–х годах ХХ века на крутом переделе российской истории, сравнение динамики их социальных позиций. Существует и межпоколенческая (интергенерационная) социальная мобильность, предполагающая сравнение позиций и стратификационных характеристик разных поколений (например, родителей и детей или нескольких поколений в роду).
В зависимости от размера той дистанции, которую индивид прошел в стратификационных процессах, можно фиксировать мобильность короткую (short–range) или длительную (long–range). В первом случае социальная мобильность характеризуется перемещением индивида на позицию близкую к изначальной (был инженером – стал старшим инженером). Во втором случае (long–range) индивид прошел длительный путь своей профессиональной карьеры (был инженером – стал министром, был олигархом – стал мелким собственником).
Социальная мобильность – важная социологическая категория. Она не только вскрывает перемещения, движения индивида и групп в стратификационной системе, но и характеризует социум, общество. Разные стратификационные системы имеют разные возможности социальной мобильности. Кастовая система вообще не допускает межкастовых перемещений. В рабовладельческой системе такие переходы чаще всего случайны. В сословной она существенно ограничена и перемещения чаще всего осуществляются по воле верховной власти. Классовая система более открыта и создает много векторов социальной мобильности. Но и она имеет свои ограничения. Сын рабочего может стать инженером, но его ресурсы и возможности long–range по вертикали значительно меньше, чем у сына крупного чиновника или бизнесмена. Исторической закономерностью является расширение (трудное, часто конфликтное) пространства социальной и географической мобильности, нарастание многообразия ее форм, векторов, факторов.
Социально–стратификационные процессы в современной России
В каждой стране социально–стратификационные процессы, особенно в индустриальной цивилизации, развертываются и протекают, с одной стороны, по общим социологическим закономерностям, но с другой стороны, выявляются и специфические особенности. В США классовая система стратификации складывалась и развивалась несколько иначе, чем в Великобритании или Германии. Ей не предшествовала сословная система. В США намного дольше существовало рабовладение.
Россия несколько позже других европейских стран встала на путь индустриального развития. Сословная система стратификации сохранялась в ней дольше, чем в западных странах. Тем не менее, уже во второй половине XIX века индустриальные факторы ее размывали. Особенно остро и конфликтно социально–стратификационные процессы развертывались в ХХ веке. Они находились под динамическим воздействием, с одной стороны, экономических факторов (прежде всего индустриальных), а с другой, – политики государства. Существенно сказались также разорительные последствия Первой мировой войны, гражданской войны 1918 – 1922 гг., Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг.
Перед Первой мировой войной, в 1913 году, в социальном составе населения России было 16 – 18 % рабочих, 14 – 16 % составляли буржуазия, крупные земельные собственники. Очень тонкой была "прослойка" интеллигенции (учителя, врачи, инженеры и т. п.). Более двух третей населения относилось к крестьянству[18].
Первая мировая и гражданская войны разорили экономику (в первую очередь промышленность), дезорганизовали ранее сложившуюся классовую стратификационную систему, привели к деклассированию значительной части населения (прежде всего рабочего класса), резкому падению уровня и качества жизни. В составе населения СССР в 1924 году 8,5 % занимала промышленная и торговая буржуазия, фермеры (кулаки). Доля рабочего класса сократилась более чем в полтора раза и составила 10,4 %. Основная масса населения – это крестьяне–единоличники (не использующие, в отличие от кулаков, наёмный труд) и некооперированные кустари – 75,4 %. Появились кооперированные крестьяне и кустари–ремесленники – 1,3 % [19].
Советское правительство по инициативе В. И. Ленина для восстановления экономики ввело Новую Экономическую Политику (НЭП), допускавшую активность частного промышленного капитала (вопреки первоначальным установкам на его ликвидацию). Появился особый тип промышленных и торговых предпринимателей, так называемых нэпманов. К исходу 20–х годов прошлого века политика сменилась. Был взят курс на свертывание НЭП и на вытеснение частного предпринимательства и ликвидацию буржуазии как класса. В результате такой государственной политики (с ориентацией на построение социализма) доля буржуазии (нэпманов) к 1928 г. сократилась до 4,6 %. Однако сколько–либо значительно доля рабочего класса (классовая опора советской власти) не увеличилась и составила 12,4 % в массе населения. По–прежнему три четверти населения составляли крестьянство и кустари–одиночки. 5,2 % составляли служащие и интеллигенция (против 4,4 % в 1924 г.)[20].
На рубеже 20 – 30 гг. ХХ столетия был взят курс на модернизацию промышленности и на коренное социальное переустройство сельского хозяйства (коллективизацию). Это был тяжелый процесс коренных социалистических преобразований всего общества с опорой только на собственные силы в условиях мирового экономического кризиса и надвигающейся войны. Произошли глубокие качественные сдвиги во всей социальной стратификационной системе. Ее статистические характеристики были выявлены в переписи населения 1939 г. Значительно увеличилась доля рабочего класса: в СССР она составила 33,7 %, в РСФСР – 36,4 %. Заметно повысился уровень его образования. Он был занят на предприятиях государственной собственности. Значительно расширился слой служащих и интеллигенции (главным образом учителя, врачи, инженеры). В 1939 г. в СССР он составил 16,5 %, в РСФСР – 17,2 %[21]. Крестьянство подверглось сложной социально–экономической трансформации и его доля в РСФСР сократилась до 43,9 %. Экономической основой его жизнедеятельности стала кооперативно–колхозная собственность. Перепись 1939 года зафиксировала и небольшую группу (2,69 % в СССР) крестьян–единоличников и некооперированных кустарей. Вне поля зрения официальной статистики находилась "трудовая армия" так называемого ГУЛАГа ("особая страта" осужденных по различным статьям Уголовного кодекса), которая тоже участвовала в создании новой экономики.
В 1930–х годах в России, как и во всем СССР, социальная мобильность характеризовалась крайне противоречивыми процессами. Одновременно целые социальные слои падали в небытие, исчезали (буржуазия, частные предприниматели, кулаки). И вместе с тем, действовали социальные лифты, подымавшие широкие массы к активной трудовой деятельности, к образованию и культуре, к управлению государственными и общественными делами. Интенсивно развивалось образование как фактор восходящей вертикальной мобильности. Гарантировалось право на труд, исчезала безработица.
СССР понес большие экономические, социальные и демографические потери в годы Великой Отечественной войны, особенно Россия, Украина, Белоруссия. Осложнились и приобрели долговременный восстановительный характер социально–стратификационные процессы. В годы войны погибло более 27 миллионов человек (в основном не военнослужащих). В 1940–х годах должно было вступить в активную трудовую и общественную жизнь поколение рожденных в 1915 – 1925 годах. Но оно в значительной степени было выбито, особенно мужчины. Это сократило трудовые ресурсы, нарушило половой баланс и гендерное распределение социальных ролей.
К исходу 1950–х годов завершился послевоенный восстановительный период. Перепись населения 1959 г. выявила значительные количественные сдвиги в классовом составе населения. Значительно возросла доля рабочего класса и составила в СССР 50,2 %, в РСФСР – 56,1 %. Увеличилась и доля служащих и интеллигенции (соответственно в СССР – 18,19 %, в РСФСР – 19,5 %). Сократилась общая численность и доля колхозного крестьянства (в СССР – 47,2 %, в РСФСР – 24,2 %)[22]. Заметно повысился образовательный уровень рабочих: 39,6 % из них в СССР имели высшее, среднее (полное и неполное) образование (в 1939 г. таким образовательным уровнем обладали только 8,4 %). В 1959 г. 22,6 % крестьян–колхозников имели образование выше четырехклассного начального (в 1939 году – 1,8 %). Как в промышленности, так и в сельском хозяйстве, в органах управления существенно сказывался дефицит специалистов с высшим образованием. Только 17, 6 % из них имели законченное высшее образование. Это отрицательно сказывалось на решении экономических, социальных и особенно управленческих проблем.
В 1960–х – 80–х гг. социально–стратификационные процессы находились под воздействием факторов индустриального развития (развертывающейся научно–технической революции) и политики государства на преодоление социально–классовых различий. Система стратификации типологически, качественно не изменилась. В соответствии с методологическими установками классового анализа, господствовавшего в советской социологии, она включала в себя рабочий класс, колхозное крестьянство и служащих. Однако каждая стратификационная группа видоизменялась.
Перепись населения в 1979 году показала, что доля рабочего класса продолжала расти и составила в СССР 60 %, в РСФСР – 63 %. Значительно (почти в 2,5 раза) уменьшилось крестьянство, а также кооперированные кустари: в СССР эта группа составила 14,9 %, в РСФСР и того меньше – 10 %. Заметно увеличилась категория служащих, включая интеллигенцию: в СССР – 25,1 %, в РСФСР – 26 % [23].
Перепись фиксировала социальный состав населения по классовым категориям. Но стратификация советского, включая российское, общества была сложнее и многомернее. Академик Т. И. Заславская по критериям богатства, объема власти, престижа, влияния предложила иную стратификационную модель. Она выделила четыре крупные страты: 1) правящий класс ("номенклатура"), 2) сравнительно небольшой средний класс (директора предприятий, часть научной и творческой интеллигенции), 3) низший класс наемных работников (рабочие, колхозники, интеллигенция средней и низшей квалификации), 4) "социальное дно"[24]. Эта модель вскрывает стратификационное неравенство.
Различие, расслоение общества по доходам не было во второй половине ХХ века значительным. Децильный коэффициент[25] был умеренным и не превышал 7–кратного разрыва. Неравенство было значительным в жилищных условиях, в потреблении товаров (в условиях дефицита), в медицинском обслуживании, в возможности влиять на дела в государстве, в престиже профессий. Это неравенство возрастало к исходу 1980–х годов.
Факторами восходящей социальной мобильности были способности, трудовая активность индивида, образование, особенно высшее, система повышения квалификации и переподготовки кадров. Особым восходящим лифтом были социальные связи, протекционизм (родственный, приятельский, земляческий). Его использование не носило массового характера, но было выражением неравенства в социальной мобильности. Существенным фактором горизонтальной мобильности было мобилизационное перемещение трудовых ресурсов для освоения природных богатств Сибири, Дальнего Востока.
В основе социально–экономической политики советского государства в 1970–х – 80–х годах лежала идеологическая установка на преодоление существенных социальных различий между рабочим классом, колхозным крестьянством и интеллигенцией и переход к социально однородному бесклассовому обществу. Кое–что делалось в этом направлении. Однако все более и более нарастали негативные процессы: снижение темпов экономического роста, низкая восприимчивость экономики к требованиям научно–технической революции, возрастание напряженности между властвующей элитой и обществом, между возросшими материальными притязаниями масс и острым товарным дефицитом. Снижались управляемость социально–экономическими процессами, качество и эффективность государственной политики. Назревала необходимость глубоких демократических реформ всей государственной и общественной системы, включая систему социальной стратификации. В верхних структурах власти развернулась борьба между сторонниками социально–демократических и радикал–либеральных реформ. Верх удержали сторонники радикал–либерализма.
В 1990–х и последующих годах радикал–либеральные реформы, сторонники которых владели государственной властью и доминировали в общественном мнении, взломали систему социальной стратификации советского типа, базировавшейся экономически на общественной, государственной собственности на средства производства; социально – на распределении по труду, всеобщем бесплатном образовании и медицинском обслуживании, постепенном стирании классовых различий; политически – на монопольном положении КПСС в системе власти.
Главным фактором радикальных изменений системы стратификации была политика постсоветского российского государства на приватизацию государственной собственности, идеология дискредитации общественной собственности, абсолютизация регулирующей роли рынка и безусловной эффективности частной собственности. Приватизация и так называемые залоговые аукционы (по сути дела – распродажа многомиллионных объектов госсобственности по бросовым ценам) велись без достаточных рациональных оснований с полным нарушением принципов социальной справедливости и экономической эффективности. Этот процесс обусловил собой глубокое расслоение общества: одни (узкая группа) стремительно богатели, сосредотачивая в своих руках бòльшую часть национального достояния, другие разорялись. Стратифицировалась занятость населения по формам собственности.
Таблица 1.
Среднегодовая занятость в экономике по формам собственности (в %)[26]
| Формы собственности | Годы | |||
| Государственная и муниципальная | 82,6 | 42,2 | 37,6 | 32,8 |
| Частная | 12,6 | 34,3 | 46,1 | 55,4 |
| Собственность общественных и религиозных организаций | 0,8 | 0,7 | 0,8 | 0,6 |
| Смешанная российская | 4,0 | 22,2 | 12,6 | 6,7 |
| Иностранная, совместно российская и иностранная | 0,1 | 0,6 | 2,7 | 4,3 |
Рабочий класс занят во всех формах собственности. Почти исчезло колхозное креестьянство. Мелкое фермерство испытывает большие финансово–экономические, технические и агрономические трудности. Стремительно сформировалась буржуазия: промышленная, аграрная, торговая и особенно финансовая. Значительно увеличилось чиновничество, превратившееся в особый клан. Уменьшилась и десоциализировалась интеллигенция.
Социальное неравенство углубилось и резко обострилось тем историческим фактом, что богатство узкой социальной группы социально нелегитимно, приватизация народного достояния проведена несправедливо. Децильный коэффициент за последние 20 лет по официальным данным никогда не снижался ниже показателя 13 и имеет тенденцию роста (в 2012 г. – 17–кратный разрыв). К 2010 году 10 % богатых россиян сосредоточили в своих руках более 30 % всех денежных доходов в стране; на долю 10 % бедных перепало только 1,9 % доходов.
Социологи фиксируют сложную стратификацию современной России. Проведенные Институтом социологии РАН (проект М. К. Горшкова) исследования во второй половине первого десятилетия XXI века выявили 10 социальных страт, отличающихся друг от друга по показателям условий и образа жизни, отношения к средствам производства, способам получения и размерам дохода, уровнем образования, получения медицинских услуг, организации досуга, личной стратификационной самооценки. Представители 1–й и 2–й страты (20 %) живут ниже черты бедности. Представители 3–й страты (17 %) балансируют на черте бедности, часто срываясь вниз. 4–я страта (24 %) – малообеспеченное население. 5–я страта – обеспеченные (16 %), 6–я страта (6 %), 7–я страта (7 %), 8–я страта (5 %) – более обеспеченные, это средний класс (суммарно 18 %). 9–я страта (4 %) и 10–я (1 %) – это высшие страты, они владеют решающими финансовыми и другими материальными богатствами страны, имеют широкий доступ к власти и влияние на принятие властных и управленческих решений[27].
Социальная мобильность в современной России противоречива. С одной стороны, расширилось ее пространство, особенно в бизнесе (от национального до глобального), в коммерции, а также в образовании. С другой стороны, сузилось социальное пространство восходящей мобильности в науке, творческой деятельности, в производительном труде. Ресурсы и типы мобильности существенно различаются у разных страт. У бедных и малообеспеченных слоев восходящая мобильность крайне затруднена, шансы невысоки, а часто равны нулю. Испытывают трудности средние слои, у которых высок риск "сорваться вниз" (особенно в периоды финансово–экономических кризисов). Высшие страты имеют широкий простор и богатые материальные ресурсы, а также социальные связи (социальный капитал) для восходящей мобильности.
В горизонтальной мобильности доминируют миграционные процессы. Фактором социальной мобильности в современной России являются: способности и энергия индивида, исходное стратификационное положение, имущественные и финансовые ресурсы, образование, социальные связи, коррупция.
Самая острая стратификационная проблема – углубляющееся социальное неравенство. Не только по положению, статусу в стратификационной системе, но и по социальным перспективам. Эта проблема конфликтогенна. Социальное неравенство сдерживает, тормозит экономическое, социокультурное и политическое развитие России и является основой и источником многих негативных процессов.
Контрольные вопросы