Историческая процедура
Американская социология в общем подходила к изучению общества антиисторически. Она интересовалась областью «современных» событий. Этот факт является одним из наилучших отдельных показателей «культуроведческого» состояния любой исследовательской дисциплины. Американское общество само в основном антиисторическое по своим взглядам и, следовательно, безразлично относится к «мертвому прошлому». Быстрые переходы к жизни в условиях американского общества, а также резкий разрыв между ними и «старой родиной» породили безразличие к культуре или даже бессознательное отрицание исторической преемственности. Конечно, этому способствовали и многие другие факторы, но, несомненно, остается правильным, что большинство американских социологов антиисторичны и проявляют мало интереса к исторической перспективе. [[263]]
Социологи начала нашего столетия почти не касались исторических факторов в своих «широкомасштабных» классификациях. Социологи в период после первой мировой войны, подвергавшиеся сильному давлению достижений в экологии, демографии, изучении установок, опросе общественного мнения, статистическом методе, изучении выборочных случаев, социографии и прикладной социологии, едва ли имели время, не говоря уже о желании, исследовать историческую преемственность. Методы, которым они в первую очередь следовали, были методами, наиболее удобными для обозрения современных условий.
Ясно, что исследовательские задачи социологии и истории не похожи друг на друга как дисциплины, ибо их процедура соответствует целям исследования. Тем не менее, поскольку в определенном смысле все данные являются историческими, данные истории и социологии одни и те же. Логическая разница между дисциплинами заключается в том, что они делают с этими данными. Задача социолога — обобщение, задача историка — индивидуализация. Обе задачи вполне законны, и они скорее дополняют, а не противоречат друг другу.
Можно считать, что все объекты или события неповторимы во времени и пространстве. Ни один социолог не будет оспаривать эту точку зрения. Это положение не обязательно означает, что объекты или события являются только временными и что их можно познать только в своей неповторимости при ясном обозначении их временных и пространственных показателей. Наоборот, когда применяют понятия «идентичного», «повторяющегося» и «типичного», это становится возможным. Для идиографического историка история есть структура событий, а события можно рассматривать не только хронологически и индивидуально, но и как серию отношений, обладающую обязательными и достаточными антецедентами консеквентов. Такие условия и консеквенты могут быть подведены под категории и типы, а связанные с этим отношения — абстрактно выражены как общие отношения. Именно в этом и состоит различие между перспективами у историка и у социолога.
Историческая перспектива и технические приемы. Историк занимается процессами и структурами, неповторимыми в пространстве-времени, следовательно, он не мыслит их повторимыми, в то время как социолог держится противоположного взгляда. Социолог занимается повторяющимися и постоянными факторами или закономерностями человеческого общества. Например, задачей социолога может быть описание повторяющихся аспектов, связанных с процессом «урбанизации». Задачей же историка будет определение конкретного направления, которому следует эта урбанизация в определенном месте и в определенное время. Иначе говоря, социолог пытается выделить из явления то, что является «общим», в то время как историк пытается вскрыть важные «частности» одной из сторон данного явления. Разница между социологией и историей заключается не в данных, а в перспективах, проблемах и технике. При [[264]] этом для социолога вполне законно и даже необходимо интересоваться данными несомненно исторического характера. История не только дело историка, она также весьма важна и для социолога, ибо дает ему богатство материала, который должен быть объяснен в его «общих» формулировках.
Для социолога было бы нелогичным отказываться от обращения к данным только потому, что они считаются «историческими». Если его формулировки действительно общи, они должны выдержать испытание временем, и их «общность» заключается в учете не только «пространственных», но таже и «временных» показателей. Для того чтобы вскрыть процессы и структуры, являющиеся нетолько «неповторимыми», необходимо рассматривать их в свете исторических данных. Идиографические данные, получаемые историком, и данные, получаемые описывающим (идиографическим) статистиком, обладают той же самой функцией для социолога. Это — материалы, которые надо расположить в научной перспективе.
Как же тогда относится историческая процедура к социологии? Ответ зависит от того, что считается процессами исторического метода. Готтшальк сообщает, что имеется поразительное единодушие между авторами, пишущими об историческом методе, в отношении этих процессов. Обычно считается, указывает он, что историческая процедура состоит в «...(1) собирании вероятных источников информации; (2) установлении истинности этих источников (полностью или частично) и (3) анализе источников или части источников, несомненность которых доказана в отношении их достоверных частностей»[65]. Таким способом любой полученный синтез или формулирование частностей является историографией, в отношении которой существуют значительные разногласия. Это, однако, не имеет значения для социолога, ибо он заинтересован не в историографии, а в процедуре. Историография отражает перспективу, проблемы и исследовательские цели историка, в то время как процедура, определенная нами выше, является общей и может оказаться полезной для любой научной дисциплины.
Материалы, полученные при помощи этой процедуры, не привлекли особого внимания большинства социологов, но некоторые из них заинтересовались ими. Материалы состоят из хроник, анналов, биографий, мемуаров, дневников, генеалогий, надписей официальных документов, донесений, писем, публичных сообщений, деловых документов, газет, рассказов путешественников, народных сказок, анекдотов, баллад, картин, скульптур, архитектуры, языка, артефактов, орудий и литературы. В Америке широко распространено убеждение, что такие материалы «менее достоверны», чем материалы, собранные интервьюером, ходящим от дома к дому с расписанием в руке, механическим «регистрированием взаимодействия» или даже «наблюдателем-участником», который может близко подойти [[265]] к своим данным. В течение многих лет несколько социологов упорно отрицали это убеждение. Именно эти несколько лиц сохранили продуктивность исторической процедуры в социологии, хотя следует отметить, что многие исследования иногда обращаются к истории или используют ее имплицитно как часть исследования.
Примеры использования исторических материалов социологами. Среди американских социологов, которые интересовались методологическими выводами из исторической процедуры, Беккер был наиболее последовательным. За последние двадцать пять лет можно найти упоминание об этом в его различных трудах, а основные положения могут быть найдены в его книге «Через ценности к социальной интерпретации» («Through Values to Social Interpretation»), опубликованной в 1950 году. Элиот, писавший в 1922 году, внес несколько конкретных предложений в отношении использования исторических материалов в социологии и сделал несколько метких критических замечаний по поводу социологической практики. Герцлер внес предложение в отношении использования истории социологами в 1925 году[66]. Ф. С. Теггарт в книгах «Процессы истории» («Processes of History») (1918) и «Теория истории» («Theory of History») (1925) сделал значительный вклад в методологию, которым в основном социологи пренебрегали. Его работа «Рим и Китай» («Rome and China») (1939) представляет собой интересную попытку изучения корреляции исторических событий. Несколько книг по социальным исследованиям (см., например, книгу Одума и Йохера, Элмера, Полины Янг и Ги) содержат главы об историческом методе, хотя эти главы едва ли полноценны.
В отношении основного вклада, внесенного историческим методом, возможно, грубо говоря, различить два уровня: работы «широкого масштаба» и работы, ограниченные более узкими явлениями. Сорокин, несомненно,— один из ведущих представителей этого направления в Америке[67]. Он обработал действительно поражающее количество материалов, устанавливая циклы, периодичность и типы. Различные работы Барнса также можно отнести к широкомасштабным[68]. Мак-Леод проделал большую работу, выводя основные формы политического общества из примитивных племен в работе «Происхождение и история политики» («Origin and History of Politics»). Работы «Культурное изменение» («Cultural Change») Чэпина и «Культурная эволюция» («Cultural Evolution») Эллвуда представляют собой попытку проследить развитие некоторых фаз культуры и ведущих социальных институтов. Несколько более узкими [[266]] являются работа «Исследование войны» («Study of War») Райта и исследование семьи Циммерманом в работе «Семья и цивилизация» («Family and Civilization»), а также исследование социальной психологии Гертом и Миллзом в их работе «Характер и социальная структура» («Character and Social Structure»).
Другие социологи пользовались историческими материалами гораздо более ограниченно. Ниже даны наиболее типичные примеры. Изучение окультуривания групп иммигрантов в книге «Пилигримы русского города» («Pilgrims of Russian Town») Янг проведено почти в классическом экспериментальном плане «до-и-после». Беккеровское исследование движения молодежи в Германии в работе «Немецкая молодежь: связанная или свободная» («German Youth: Bond or Free») свидетельствует о его способности включить движение «малых групп» в более широкую сеть событий. «Религия и борьба за власть» («Religion in the Struggle for Power») Йингера также следует этой традиции. Элиот в изучении истории пограничных районов установила исторические корни непочтения к официальному законодательному контролю нашей культуры. Слоткин изучал развитие джаза как конкретный случай окультуривания. Кресси провел изучение китайского влияния в европейской культуре как пример диффузии. Мур и Уильяме исследовали стратификацию на старом Юге и таким образом внесли свой вклад в сравнительный анализ. Фрэйжер широко пользовался документами прошлого, для того чтобы пролить свет на современное положение негров[69].
Эти несколько примеров показывают, что, несмотря на свою подчиненную роль в прошлом американской социологии, историческая процедура сохранилась благодаря своей полезности. Ретроспективное или ex post facto объяснение может оказаться менее достоверным, чем перспективное объяснение, тем не менее оно остается важной частью работы социолога.