Понятие и категории города

Определения города могут быть самыми разными по своему характеру. Общее для них одно: город представ­ляет собой замкнутое поселение, населенный пункт, а не одно или несколько отдельно расположенных жи­лищ. В городах (впрочем, не только в них) дома тесно — а сегодня, как правило, стена к стене, — примыкают друг к другу. Обычно под словом «город» имеют в виду, кроме названного, еще селение. Сам по себе этот признак нельзя считать неточным. С социологической точки зре­ния он характеризует город как населенный пункт, следовательно, поселе ние в тесно соприкасающихся друг с другом домах, которое настолько вели­ко, что в нем отсутствует специфическое для общества соседей личное зна­комство друг с другом. При таком определении городами можно было бы считать лишь достаточно большие поселения; а при какой величине поселе­ния этот признак можно считать определяющим, зависело бы от общих кул ь-турных условий.

В прошлом города, имевшие правовой характер, далеко не всегда облада­ли этим признаком. Так, в современной России есть «деревни» со многими тысячами жителей, которые значительно больше иных старых «городов» (на­пример, в Польше и Восточной Германии), население которых едва состав­ляет несколько сот человек. Величина как таковая не может быть решающей в определении города. С экономической точки зрения город можно опреде­лить как поселение, жители которого преимущественно занимаются не сель­ским хозяйством, а ремеслами и торговлей. Однако все их называть «горо­дами» нецелесообразно.

«Городом» нельзя назвать родовое поместье (вотчину) князя — замкнутое натуральное домашнее хозяйство (йокос) — хотя бы и насчитывающее зна­чительное число ремесленников и мелких торговцев. Правда, исторически очень многие города возникли именно из таких поселений.

Другим признаком города служит «рынок», означающий регулярный то­варообмен внутри поселения, доставляющий существенную часть городско­го бюджета и удовлетворяющий потребности горожан. Однако не всякое ме­сто, где есть «рынок», становится «городом». Сезонные ярмарки и многолюд­ные базары, на которые отовсюду съезжались торговцы, крестьяне и ремесленники, происходили вовсе не в городах, а в крупных селах.

О «городе» в экономическом смысле можно говорить л ишь там, где мест­ное население удовлетворяет существенную часть своих потребностей на местном рынке, причем продуктами, произведенными опять же местным населением либо жителями ближайших деревень. В таком случае каждый город произошел от рынка. Его экономическим центром выступает местный

рынок, на котором городские ремесленники, не выращивающие урожай, об­менивают свои изделия на продукты питания, а сельчане, не изготовляющие типично городских изделий, обменивают их на сельхозпродукцию, выращен­ную и переработанную у себя в хозяйстве. Те и другие, встретившись на ры­ночной площади, обменивают то, что имеют, на то, чего у них нет, и благо­даря тому удовлетворяют разнообразные потребности.

Таким образом, город — несельское поселение крупных размеров — вы­ступает центром и административной власти (вотчина князя), и экономичес­ких отношений (рыночный обмен).

Полнокровное развитие городского рынка происходит в дальнейшем под покровительством вотчинника или князя, которые осуществляют над ним свой патронат, окружают его своей защитой и привилегиями. Они заинтересованы в постоянном притоке заморских товаров и ремесленных изделий, а также в пошлинах, различных платежах за предоставляемую защиту, сборах, процес­суальных платежах, связанных с рынком, наконец, в существовании городских жителей, способных платить подати и нести всевозможные повинности.

Города возникают также на пересечении торговых и морских путей — как удобный перевалочный пункт, а потому никак не прикреплены к землям того или иного феодала.

К типу княжеского города, т.е. такого, доходы жителей которого прямо или косвенно зависят от покупательной способности княжеских или других крупных хозяйств, относятся те города, где покупательная способность дру­гих крупных потребителей, т.е. получателей ренты, в решающей степени определяет шансы на прибыль местных ремесленников и купцов. Эти круп­ные потребители могут быть: 1) должностными лицами, обладающими за­конными или незаконными доходами, или 2) вотчинниками и носителями политической власти, расходующими ренту с внегородских земель или иные, обусловленные их политическим положением доходы. В обоих случаях та­кой город очень близок к типу княжеского города; он базируется на патри­мониальных и политических доходах как основе покупательной способнос­ти крупных потребителей (примером чиновничьего города может служить Пекин, вотчинного города — Москва до отмены крепостного права).

Крупные потребители могут быть также получателями ренты, они про­живают в городе доход со своих деловых предприятий, а в наше время — про­центы с ценных бумаг, дивиденды или тантьемы. Тогда покупательная спо­собность обусловлена главным образом денежно-хозяйственными источни­ками ренты или основана на пенсиях или иных государственных рентах. В этих и подобных случаях город является городом потребителей, ибо его тип и характер определяют люди, которые не зарабатывают, а тратят деньги, приобретенные где-то еще, вне этого поселения.

Противоположен ему город производителей, процветание которого зави­сит не от тех, кто потребляет и тратит, а от тех, кто зарабатывает и произво­дит. В них множество фабрик, мануфактур и предприятий домашней про­мышленности, отправляющих свои товары вдругие области. Таков современ­ный тип города. К данному типу относятся более ранние ремесленные города-мастерские, экспортировавшие товары за пределы города. Таков ази­атский, античный и средневековый город.

Городу потребителей противоположен как промышленный, так и торго­вый город, процветание которого базируется на способности крупных потре-

бителей либо выгодно продавать в розницу на местном рынке иногородние товары (средневековые торговцы сукном), либо (как ганзейские купцы) при­быльно сбывать товары местных производителей за пределами своего горо­да, либо, наконец, приобретать иногородние товары и вывозить их, исполь­зуя территорию данного города как перевалочную базу (центры посредни­ческой торговли). Или, что очень часто бывает, образуется комбинация всего этого: commenda (объединение морских торговцев) и societas maris (морское товарищество) Средиземноморья большей частью означает, что tractator (разъезжающий по разным местам купец) на деньги, полностью или частич­но предоставленные ему местным капиталистом, закупает производимые в его городе или купленные на городском рынке товары и везет их в Левант (часто финансировалась вся его поездка). Там он продает их, а затем, заку­пив на вырученные деньги восточные товары, привозит на рынок своего города. Барыши он делит с владельцем капитала в соответствии с условиями договора.

Покупательная способность и налогоплатежностьторгового города, как и города производителей, в отличие от города потребителей, основывается на местных промышленных предприятиях. К торговым предприятиям примы­кают предприятия по экспедиции, транспорту, а также многочисленные вто­ростепенные крупные и мелкие отрасли дохода. Однако прибыль, консти­туирующая эти предприятия, может быть получена лишь посредством сбы­та на местном рынке; в иногородней же торговле, напротив, в значительной или большей степени вне его. Таковы современные Лондон, Париж и Бер­лин, которые являются центрами национальных или интернациональных кредиторов. Сегодня преобладающая часть доходов предприятий уходит во­обще в другие регионы, за пределы предприятия, которое их производит. С другой стороны, все большая часть этих доходов потребляется их облада­телями не в больших городах, где находятся их деловые центры, а вне их, в виллах предместий, еще чаще на курортах, в отелях международного класса и т.д. В связи с этим возникают состоящие только или почти только из дело­вых фирм «города-сити» или отдельные регионы города.

Отношение городов к сельскому хозяйству отнюдь не было однозначным. Существовали и существуют города сельскохозяйственного типа («Ackerbur-gerstadte»), которые, будучи местонахождением торговли и типичного город­ского ремесла, очень далеки от деревень, однако широкий слой их жителей удовлетворяет свою потребность в продуктах питания тем, что производит их в собственном хозяйстве, а излишек даже сбывает на рынке. Обычно жи­тели городов обладают тем меньшим земельным участком, чем больше го­род, и такой участок не может производить достаточное количество продук­тов питания, чтобы удовлетворить их потребности; большей частью они также не располагают, в отличие от деревень, и значительным правом пользования пастбищем и лесом.

Особенно часто сельхозвладения принадлежали городским корпорациям. Так было и в античности, и в средние века. Земельная собственность в сред­невековых и античных городах-государствах находилась в руках городской знати.

Отношение города как средоточия промышленности и торговли к селу как поставщику продуктов питания составляет лишь часть явления, которое на­зывают «городским хозяйством», противопоставляя ему, с одной стороны.

«индивидуальное хозяйство», с другой — «народное хозяйство», которые вы­ступают историческими ступенями развития городского хозяйства.

Совместное проживание в одном месте торговцев и ремесленников, а так­же регулярное удовлетворение их повседневных потребностей через рынок само по себе еще не образует понятия «город». В подобных случаях уместнее говорить о поселениях ремесленников и торговцев или «рыночном местеч­ке», но не о «городе». То, что город является не только скоплением жилищ, но и хозяйственной корпорацией с собственным земельным владением, с приходно-расходными операциями, также еще не составляет его отличия от деревни, которой при всем качественном различии присущи те же свойства. И наконец, решающим признаком города не может считаться и то, что он, по крайней мере в прошлом, был не только хозяйственной корпорацией, но и корпорацией, регулирующей хозяйственные операции. Ведь и в деревне существует принудительный севооборот, регулированное пользование пас­тбищами, запрет вывоза леса и соломы, а также ряд других хозяйственных установлений: следовательно, существует хозяйственная политика дере вен­ского союза как таковая.

В античные и средневековые времена европейские города могли возникать так же, как место дислокации военного гарнизона, а сами они — выглядеть как неприступная крепость. Правда, сегодня этот признак утратил свое значение.

Но и в прошлом он существовал не везде; так, например, он отсутствует в Японии, в связи с чем понятно сомнение Ратгена в том, что в Японии вооб­ще существовали «города». Наоборот, в Китае каждый город был опоясан большими стенами. Но и там многие сельские поселения не были городами, так как не являлись местопребыванием государственной администрации. В Древней Греции, наоборот, Спарта блистала отсутствием стен, однако при­знак города как «места гарнизона» вполне подходил к ней: являясь постоян­ным открытым военным лагерем спартиатов, она отказывалась от стен. И ес­ли все еще, спорят о том, как долго Афины оставались без стен, то все же в виде акрополя они имели скалистую крепость, какую, за исключением Спар­ты, имели вероятно все эллинские города. Таким образом, понятию восточ­ного, античного и средневекового города присущи крепость или стены.

Город был ни единственной, ни древнейшей крепостью. В спорных по­граничных местностях или же при постоянных военных столкновениях ук­реплялась каждая деревня. Так, славянские поселения, национальной фор­мой которых уже очень давно является одноуличная деревня, в районах Эль­бы и Одера приняли форму окруженного частоколом круга с одним только запирающимся входом, через который скот на ночь сгонялся в середину. В израильских поселениях Восточной Иордании так же, как и в Германии, были распространены окруженные валом укрепления, где спасались безоруж­ные жители и куда загонялся скот. В Англии каждому графству принадле­жал «бург» (borough), по которому оно получало свое имя, причем несение сторожевой и гарнизонной службы как наиболее ранняя специфически «го­родская» повинность было обязанностью владельца определенных земельных наделов. В таком случае эти бурги в обычное время не были совершенно пусты и имели вознаграждаемую платой или землей стражу (или дружинни­ков) в качестве постоянного гарнизона.

Исторически, однако, важнейшими предшественниками городской кре­пости были не огороженные деревни или случайные укрепления, а господ-

ский бург, крепость, где жил сеньор и его семья с подчиненными ему слуга­ми или составлявшими его дружину воинами с их семьями и челядью.

Военное строительство бургов несомненно старше военной колесницы и старше применения для военных целей лошадей. Как в Древнем Китае вре­мен классических песен, в Индии Вед, в Египте и Месопотамии, в Ханаане, в Израиле времен песни Деборы, в Греции во времена гомеровского эпоса. у этрусков, кельтов и ирландцев было известно применение на войне колес­ниц, определившее развитие военного искусства рыцарских и королевских войск, так были повсеместно распространено и строительство бургов, и на­личие при них владений знатных лиц. Древнеегипетские источники говорят о крепостях и управляющих ими, и можно считать достоверным, что крепо­стей было столько же, сколько мелких властителей. В Месопотамии, судя по древнейшим источникам, развитию территориальных царств предшествовала оседлая в крепостях княжеская власть, так же как в Западной Индии во вре­мена Вед, в Иране, вероятно, во времена древнейших Гат, во время полити­чески распада в Северной Индии на Ганге; так, по-видимому, обстояло дело повсюду: владетель такой крепости — старый кшатрий, которого источники изображают как своеобразную фигуру между царем и знатью — он, очевид­но, соответствовал князю. В эпоху принятия христианства такие князья су­ществовали в России, как во времена династии Тутмоса — в Сирии или в Из­раиле в эпоху его союзного строя; также древнекитайская литература застав­ляет предполагать это с достаточной степенью достоверности. Эллинские и малоазиатские морские бурги существовали, наверное, повсеместно, где возникала опасность пиратских нападений. Возникновение критских нево­оруженных дворов на месте бургов было результатом времени особенно глу­бокого спокойствия. Такие крепости были некогда крепостями знатных родов. Развитие господства политической и самостоятельной знати в Сред­невековье начинается в Италии развитием castelli (замков), а развитие само­стоятельности вассалов в Северной Европе сопровождается массовой пост­ройкой ими бургов. Владение бургом обозначало военное господство над округом, и вопрос заключался лишь в том, кто им владел, единолично ли господин бурга или конфедерация рыцарей, или другой какой-либо владе­лец, который мог положиться на надежность сидящего в бурге своего васса­ла, министериала или военачальника.

В Англии времен англосаксов существовало право иметь в «бурге» «haw», т.е. укрепленный дом, право, предоставлявшееся путем привилегии только определенным землевладельцам в округе, так же как в античной и средневе­ковой Италии городской дом знатного человека стоял рядом с его сельским бургом. Все население, территориально связанное с бургом, обязано было выполнять определенные военные повинности, например участвовать в по­стройке и починке стен, нести сторожевую службу и защищать бург. По­скольку гражданин участвовал в оборонительной организации города, по­стольку он являлся членом своего сословия.

Не каждый «город» в экономическом смысле и не каждая крепость, где действовало особое административно-политическое право жителей, были «общиной». Городская община в полном смысле этого слова, как массовое явление, известна лишь Западу и лишь отчасти Передней Азии (Сирии, Финикии, может быть, Месопотамии). Ибо для этого были необходимы поселения с достаточно сильно выраженным торгово-промышленным харак-

тером при наличии следующих признаков: 1) укрепления, 2) рынка, 3) соб­ственного суда и, по крайней мере частично, собственного права, 4) харак­тера корпоративности и связанной с этим, 5) по крайней мере частично, ав­тономии или автокефалии, т.е. управления при помощи аппарата, в созда­нии которого так или иначе участвовали горожане. Такие права в прошлом обычно выливались в форму сословных привилегий. Носителем их являлось особое сословие горожан (граждан), являвшееся таким образом характерной особенностью города в политическом отношении. В полном объеме указан­ными признаками «городских общин» обладали далеко не все города сред­невекового Запада и лишь очень незначительная часть в XVIII в. Что касает­ся городов Азии, то они, за единичными исключениями, не были «город­скими общинами». Рынки все же были там повсюду, и крепостями они также являлись. Китайские крупные промышленные и торговые центры, в проти­воположность японским, были все укреплены, мелкие — большей частью так­же. То же надлежит заметить и про египетские, переднеазиатские и индий­ские центры торговли и промышленности.

Китайский городской житель в правовом отношении был связан со своим родом, а через него со своим родным селом, в котором находился храм его предков и с которым он старательно поддерживал тесное единение, также как и находящийся на отхожих промыслах в городе русский сельский житель ос­тавался в правовом отношении «крестьянином». Городской житель Индии, кроме того, был членом своей касты. Обычно городские жители были члена­ми и местных профессиональных союзов, гильдий и цехов специфически го­родского происхождения. Наконец, они принадлежали в качестве членов и к мелким административным делениям городского управления: частям города или кварталам, на которые делился город и в которых они имели определен­ные обязанности, а иногда и права. Такая часть города или квартал могли не­сти коллективную ответственность за поддержание общественной безопасно­сти или исполнение других полицейских мер. На этом основании городские кварталы могли объединяться в общины с выборной администрацией или наследственными старейшинами, как, например, в Японии, где над кварталь­ными объединениями с их самоуправлением стояли, в качестве высшей ин­станции, один или несколько органов гражданского управления. Городского гражданского права в античном или средневековом смысле не существовало, и корпоративный характер города как такового был неизвестен. Город как целое был самостоятельным округом административного управления. Сельская об­щина Индии и русский «мир» имели весьма широкие правомочия, которые они и проявляли фактически почти автономно до самого последнего времени: в России — до бюрократизации при Александре III.

В азиатском городе, как в постоянном местопребывании высшей админи­страции или правителя страны, не было ничего подобного, так как он нахо­дился непосредственно под надзором его личной охраны. Город был крепос­тью правителя и управлялся поэтому его должностными лицами (в Израиле — sarim) и офицерами, обладавшими также и судебной властью. В Израиле в царский период можно легко проследить дуализм чиновников и старейшин. В бюрократическом государстве побеждал всегда королевский чиновник. Ко­нечно, он был не всемогущ и нередко должен был считаться в значительной мере с настроением населения. Китайский чиновник был обычно совершен­но бессилен перед местными корпорациями, родами и профессиональными

союзами и при серьезном и общем противостоянии терял свою должность. Обструкции, бойкот, закрытие лавок и забастовки ремесленников и торгов­цев в случаях конкретного притеснения были обычным явлением и ограни­чивали власть чиновников. Но границы ее были совершенно неопределенно­го характера. С другой стороны, в Китае и в Индии мы встречаем определен­ные компетенции гильдий или других профессиональных союзов или же, по крайней мере, фактическую необходимость для чиновников входить с ними в соглашения. Как правило, объединений с представительством от горожан как таковых не встречается; даже самого понятия об этом не существует. Прежде всего, отсутствуют специфические особенности горожан, как сословия. Ниче­го не наблюдается в этом отношении в Китае, Японии и Индии, и имеются лишь намеки в Передней Азии. В Японии разделение на сословия было чисто феодальным: конным (самураи) и пешим (кази) министериалам противопо­ставлялись крестьяне (но) и частично объединенные в профессиональные со­юзы купцы и ремесленники. Но понятия «совокупность горожан» не существо­вало, как и понятия «городской общины».

Сокращено и адаптировано по источникам: Вебер М. История хозяйства. Город / Пер. с нем.; Под ред. И. Гревса; Коммент. Н. Саркитова, Г. Кучко­ва. М., 2001. С. 335-360; Вебер М. Город/Вебер М. Избранное. Образ обще­ства. М., 1994. С. 309-440.

А.И. Шингарев¹ Вымирающая деревня

ИСТОРИЯ СЕЛЕНИЯ. КУЛЬТУРНЫЙ УРОВЕНЬ ЖИТЕЛЕЙ. ГРАМОТНОСТЬ

Село Ново-Животинное с деревней Моховаткой лежат в 23—25 верстах от г. Воронежа. Ближайшим торговым центром и железнодорожной станцией является для них г. Воронеж, почему оба они имеют в настоящее время не­которые черты, свойственные пригородным селениям.

В настоящее время оба поселения очень невелики: в Ново-Животинном по переписи 1897 г. значится 96 дворов с населением 664 человека, а в Мо-ховатке — 65 дворов с 399 жителями. Оба они лежат на ровной, слегка пока­той плоскости левого берега р. Дона; она представляет собою пески, в окруж­ности поселения обрабатываемые под посевы, а в 1 — 1,5 верстах к востоку по­крытые обширным владельческим лесом.

¹ Шингарев Андрей Иванович (1869—1918) — земский статистик, видный общественный деятель в дореволюционной России.

В самом селе и прилежащей деревне нет ни больших торговых заведений, ни постоялых дворов, трактиров и пр. Существуют лишь две мелочные ла­вочки с крайне незначительным запасом товаров и копеечным оборотом. Единственное промышленное предприятие, кроме таких лавочек, если не считать трех ветряных мельниц, принадлежащих крестьянам Ново-Животин-ного, — крупорушка, приводимая в действие керосиновым двигателем. Од­ним из самых основных факторов в экономической жизни обоих поселений является крупная экономия, расположенная с ними в непосредственном соседстве; заработки, аренда земли, возможность получать солому для кор­ма скота и пр. — все это ставит крестьян в самую близкую связь и зависимость от этой экономии. На экономической земле построена и содержится на сред­ства экономии и школа в Ново-Животинном. Школа существует давно, а здание ее, выстроенное вновь десятка полтора лет тому назад, весьма про­сторно, светло и удобно.

Культурный уровень населения не отличается ничем от окружающих сел и деревень; такое же ужасающее невежество, непонимание и незнание по­чти всего, что выходит из тесного кругозора земледельческой жизни, масса предрассудков и суеверий, живущих с незапамятных времен. Несмотря на то, что школа в Ново-Животинном существует уже десятка два с половиною лет, все еще грамотных весьма немного. Так, в Животинном всего 43 грамотных мужчины, 4 —женщины, полуграмотных 12 мужчин и 2 женщины; в Мохо-ватке же грамотных мужчин 21 человек, полуграмотных — 4, женщины гра­мотной или полуграмотной нет ни одной. Сопоставляя эти цифры с имею­щимися данными о составе населения, получим следующее: в Ново-Живо­тинном мужчин от 10 до 60 лет насчитывается 198 человек, среди которых 74 человека, т.е. 32,7%, грамотные и полуграмотные; женщин от 10 до 60 лет — 211 человек, из них 6, то есть 2%, грамотны и полуграмотны. В Мо-ховатке мужчин от 10 до 60 лет 156 человек, из них грамотных и полуграмот­ных 25 человек, т.е. 16%, женщин от 10 до 60 лет 168 человек, грамотных и полуграмотных нет.

Таким образом, в Ново-Животинном лишь немногим менее '/₃ всего взрослого мужского населения едва знает грамоту, а среди женщин в десять с лишком раз меньше грамотных, чем среди мужчин. В Моховатке же, от­стоящей от школы в 1,5 верстах, грамотных среди мужчин всего только 16%, а из женщин ни одна не знает грамоты. Параллельные данные получаются и относительно учащихся. В Ново-Животинном в 1900/1901 учебном году учи­лось в школе 14 мальчиков и 6 девочек. Для мальчиков это составляло 41,2% всего числа их, достигших школьного возраста, для девочек — 17,1%, в Мо­ховатке в том же году в школе учились лишь трое мальчиков, т.е. 10,3% всех школьного возраста², и ни одной девочки. Следовательно, и в настоящее время в Животинном посещают школу меньше половины всех мальчиков и меньше '/₅ всех девочек. В Моховатке 3 школьника на всю деревню являют­ся в своем роде исключением среди поголовного отсутствия детей в школе. А между тем большое и просторное школьное здание может свободно вмес­тить всех детей школьного возраста Животинного и Моховатки,т.е. до 100 и больше человек; в школе имеется даже отдельная комната для ночлега детей, построенная именно ввиду отдаленности от школы д. Моховатки.

² Считая школьный возраст 7—13 лет.

Сравнительно с первоначальным земским подворным исследованием села за 1884 г. число грамотных значительно возросло: в Ново-Животинном их было всего 35 человек, а в Моховатке 4 человека мужчин, женщин грамотных вовсе не было (Сборник статистических сведений по Воронежской губернии, том I. Воронежский уезд, 1884 г.)- К настоящему времени в Ново-Животинном вдвое больше грамотных, а в Моховатке почти вчетверо. Их больше не только абсо­лютно, ной в процентном отношении: так, в 1884 г. грамотные мужчины со­ставляли всего 15% всех, а теперь 20%, в Моховатке прежде их было только 2,4%, а в настоящее время 8,5%. Школа функционировала слабо, хотя в ней учатся дети и из соседних деревень. Всего в 1900/1901 г. было 33 человека уча­щихся, из которых 26 было мальчиков и 7 девочек. В Ново-Животинном гра­мотных в возрасте от 14 до 17 лет 5 мальчиков; по отношению к имеющемуся населению этого возраста это составит всего 25,0%, а теперь в возрасте от 7 до 13 лет учится 41,2% всех мальчиков; в возрасте от 18 до 60 лет грамотных муж­чин 56, что дает населению этого возраста 43,4%. Объясняя некоторое повы­шение процента грамотных среди взрослого населения внешкольным образо­ванием (дома, на службе, во время промыслов и работы в городах), мы все-таки имеем значительное уменьшение грамотности.

Что за причина такого грустного явления, предположить нетрудно. На­сколько можно догадываться, одним из главных факторов в этом отношении являются плохие экономические условия населения, бедность, а во многих случаях и вопиющая нужда. Правда, что незначительное число учащихся девочек объясняется, как и во многих других местах, еще старым, отживаю­щим взглядом крестьян, что девочку отдавать в науку незачем (такой взгляд. впрочем, свойствен не одним только крестьянам). В Моховатке этот взгляд держится прочно, и нет ни одной грамотной женщины. Необходимость с са­мого раннего возраста отдавать детей внаймы, недостаток теплого платья и обуви для детей зимой и невозможность приобрести детям кое-какие учеб­ные пособия — вот, по словам крестьян и местного учительского персонала, главные причины малолюдства школы.

Понятно, что и влияние школы на культурный уровень населения при этих условиях не могло сказаться резко, а всесильный гнет нужды являлся здесь более могучим хозяином и учителем, лишая значительную часть под­растающего поколения возможности хоть как-нибудь пополнить свое обра­зование. Этот основной фактор в исследуемых селениях проходит красной нитью во всех проявлениях их жизни.