Феноменологическая социология

Большое воздействие на развитие ряда разделов современной социо­логии Запада оказала так называемая феноменологическая социология, оригинальная версия которой была разработана австрийским (до 1938 г.) философом и социологом, профессором социологии нью-йоркской школы социальных исследований (с 1953 т.) Альфредом Шюцем (1899-1959).

Опираясь как на учение Э. Гуссерля, так и на идеи М. Вебера, Дж. Г. Ми-да, А. Бергсона, У. Джеймса, Шюц в своем основном труде «Феноменология социального мира» (1932) выдвинул собственную концепцию понимающей социологии, пытаясь решить применительно к сфере социального знания по­ставленную Гуссерлем задачу - восстановить связь абстрактных научных по­нятий с жизненным миром, миром повседневного знания и деятельности.

Шюц утверждал, что наше знание о мире являет собой определенный набор типологических конструкций, которые направляют и определяют наше понимание социальных ситуаций, а также других индивидов, ибо

позволяют делать заключения относительно неизвестных нам мотиваций этих других. В соответствии с представлениями о том, что же «в действи­тельности происходит», мы подыскиваем, по Шюцу, наиболее приемле­мые из доступных нам рецептов достижения стоящих перед нами целей («как в поваренной книге»).

Шюц выделяет три типа критериев [45. С. 39-40], структурирующих явления и объекты, интересные и важные для нас. «Тематические» крите­рии служат нам для ориентации в актуальных делах (дружеская беседа, назначение на должность, вынесение приговора судом и т. д.), возникаю­щих в той или иной социальной ситуации. Типизация же «тематизиро-ванных» индивидов, символов и объектов происходит в согласии со схе­мой «интерпретационных» критериев, а приписывание значений участни­кам взаимодействия - путем обращения к соответствующим «мотива-ционным» критериям. «Правильность» этих критериев обычно подтвер­ждается действиями и словами других индивидов, которые (с точки зре­ния любой практической цели) могут рассматриваться как живущие в том же самом субъективном мире. Следовательно, обыденное знание, по Шю­цу, выступает одновременно и рациональным, и моральным. Оно рацио­нально потому, что следует общепринятой логике, и потому, что оно почти всегда «правильно» - в том смысле, что производимый им образ мира постоянно подтверждается другими. Оно морально, потому что отвергает то, что, «как всякому известно» (всякому «нормальному» человеку, имею­щему выбор способов поведения), считается отклоняющимся и требующим ^соответствующих санкций поведением. Санкции же, как трактует это Шюц, «необходимы, ибо такое поведение угрожает принятому на веру статусу мира. г Главная цель социальных наук, по Шюцу, состоит в «получении орга­низованного знания о социальной реальности» [91. V. 1. Р. 53]. Социаль­ная реальность при этом определяется как общая сумма объектов и явле­ний социокультурного мира, каким он пре истает обыденному сознанию людей, живущих среди других людей и связанных с ними многообразны­ми отношениями взаимодействия.

Таким образом, главной методологической задачей социологии являет­ся, согласно Шюцу, открытие общих принципов организации повседнев­ной жизни. «Общая социология», как он ее именует, призвана «реактиви­ровать процессы (сознания), сформировавшие устоявшиеся слои значе­ний..., объяснить интенциональную природу перспектив релевантности и горизонтов интереса... Осуществить это на уровне обыденной интерсубъ­ективности - задача традиционных наук о культуре, прояснение же их специфических методов является частью конститутивной феноменологии естественной установки» [91. V. 1. Р. 136-137].

Полагая, что позитивизм неправильно понимает природу социальных явлений, приписывая им сходство с явлениями природы, Шюц подчерки-

вал, что мир природы не обладает внутренней смысловой структурой: «Дело естествоиспытателей решать, какая область природного универсу­ма, какие факты и события этой области и какие аспекты таких фактов и событий тематически релевантны их специфической цели. Эти факты и события не отобраны предварительно и не истолкованы, они не обнаружи­вают внутренней значимости. Значимость не присуща природе, как тако­вой, она является результатом селективной и интерпретирующей деятель­ности человека в рамках природы или ее наблюдения. Факты, данные и события, с которыми имеет дело естествоиспытатель, - это факты, данные и события в поле его наблюдения, а это поле ничего не «значит» для мо­лекул, атомов и электронов внутри него» [91. V. 1. Р. 5].

Таким образом, своими познавательными способностями естественные науки обязаны не столько применяемым правилам исследования, сколько царящему среди специалистов глубокому согласию относительно природы мира, к которому адресуются эти правила, в свою очередь организованные в соответствии с этой природой.

Социальный же мир, по Шюцу, - это мир, конституированный смыс­лом. Социальным явлениям внутренне присущ смысл. «Социальный мир -поле наблюдения социолога - не является по сути своей бесструктурным. Для людей, живущих, мыслящих и действующих в этом мире, он имеет свое особое значение и структуру релевантностей. Эти люди еще до появ­ления социологии определенным образом расчленили и осмыслили этот мир при помощи набора обыденных конструктов, детерминирующих их поведение, определяющих цели их деятельности и доступные средства -короче, помогающих им определиться в природном и социокультурном мире с тем, чтобы жить и действовать в согласии с этим миром» [91. V. 2. Р. 5-6].

Социальный мир, согласно концепции Шюца, - это повседневный мир, переживаемый и интерпретируемый действующими в нем людьми как структурированный мир значений, выступающих в форме типических представлений об объектах этого мира. Эти типические представления приобретают форму обыденных интерпретаций, конституирующих налич­ное знание, которое вместе с личным опытом действующего индивида являет­ся принимаемой на веру совокупностью средств ориентации в этом мире.

Вводя в понятийные ряды собственно социологии термин «интер­субъективный», Шюц употреблял его для описания некоторых аспектов взаимной связи людей как существ жизненного мира. Основная форма интерсубъективности описывается Шюцем при помощи тезиса о «взаим­ности перспектив», предполагающего наличие двух идеализации. Эти идеализации представляют собой принимаемые как нечто само собой ра­зумеющееся «правила» социальной жизни. Первое из них - правило «взаимозаменяемости точек зрения», следуя которому каждый из нас при­нимает на веру следующий факт. «Я и любой другой человек будем оди-

наково воспринимать навд общий мир, если мы поменяемся местами так, чтобы мое «Здесь» превратилось в его, а его «Здесь», которое для меня сейчас «Там», - в мое. Мы полагаем, что в случае подобной трансформа­ции мест наши способы переживания мира окажутся идентичными». Вто­рой идеализацией является правило совпадения систем релевантностей». «Я и любой другой человек принимаем на веру тот факт, что, несмотря на уникальность наших биографических ситуаций, различие используемых нами систем критериев значимости несущественно с точки зрения налич­ных целей». Мы оба считаем, по словам Шюца, что «Я и он, то есть «мы», интерпретируем актуально или потенциально общие нам объекты, факты и события «эмпирически тождественным», т. е. практически достаточно одинаковым образом» [91. V. 1. Р. 316].

Методологические проблемы социологии, обнаруживаемые и прояс­няемые благодаря принятию феноменологической точки зрения, формули­руются, таким образом, Шюцем так: «Как я с позиций моей установки, как человек среди других людей или как социолог, могу обрести ко всему этому доступ, если не путем обращения ко всей совокупности опыта, со­держащегося в устоявшихся истолкованиях, выработанных в ходе всей моей сознательной жизни? И как иначе могут быть обоснованы методы истолкования социальных взаимосвязей, если не путем детального описа­ния лежащих в их основе предпосылок и необходимо следующих из них выводов?» [91. V. 1. Р. 117].

Неудивительно поэтому, что самой трудной из стоящих перед социоло­гом задач Шюц считал проблему выработки объективных понятий и объ­ективно верифицируемых теорий, описывающих структуры значений. Шюц пишет в этом контексте: «Научное мышление предполагает исполь­зование конструктов (то есть совокупности абстракций, обобщений, фор­мализации, идеализации), специфических для соответствующего уровня организации мышления. Строго говоря, не существует фактов самих по себе в чистом виде. Все факты с самого начала оказываются вычлененны­ми из универсального контекста посредством деятельности нашего созна­ния. Они, таким образом, всегда суть интерпретированные факты и либо рассматриваются вне контекста, будучи изъяты из своего окружения в процессе сознательного абстрагирования, либо анализируются в специфи­ческом ситуационном контексте. В любом случае они обладают внутрен­ним и внешним горизонтами интерпретации» [91. V. 1. Р. 4].

В этой связи Шюц обращал особое внимание на то, что он обозначал как «научную установку», позволяющую исключить наличную биографи­ческую ситуацию наблюдателя и связанную с нею естественную установ­ку, позволяя социологу определить, что имеет значение для решения инте­ресующих его проблем.

«Принять установку научного наблюдателя жизненного мира,- пишет Шюц, - значит не считать более себя и свои собственные интересы цен-

тром этого мира, а найти другую точку отсчета для ориентации по отно­шению к явлениям» [91. V. 1. Р. 37].

Правила же образования социологических понятий и конструирования социологических объяснений, по Шюцу, предполагают наличие прямой и отчетливо прослеживаемой преемственности между социологическими понятиями и типологическими конструктами, которыми пользуются сами индивиды для обозначения явлений собственного социального опыта. Тем самым социологическое описание обосновывается на уровне значений и обеспечивается возможность его обратного перевода, то есть перевода на язык значений, свойственных самой исследуемой реальности. Таким обра­зом, обоснованность всякого социологического объяснения должна опре­деляться с помощью предложенного Шюцем критерия адекватности: дей­ствия участников должны объясняться в терминах социальных значений (критерий субъективной интерпретации), причем это должны быть такие значения, которые действительно используются участниками для катего­ризации этой деятельности и могут опознаваться ими как таковые (критерий субъективной адекватности).

Формулируя же различия между собственно феноменологией и социо­логией, Шюц акцентировал внимание на том, что «феноменологу... нет дела до самих объектов. Его интересуют их значения, конституированные деятельностью нашего разума» [91. V. 1. Р. 115].

В итоге для феноменолога, в отличие от социолога, данные опыта представляет собой самоданность объекта в опыте феноменолога. Социо­лог же черпает данные из иных источников, нежели его собственный ин­туитивный опыт [45. С. 223].

Анализ свойств обыденного мышления и деятельности явился, пожа­луй, самым значительным достижением феноменологически ориентиро­ванной социологии Шюца. Он показал и доказал, что наиболее полно и последовательно человеческая субъективность реализуется в мире повсе­дневности. Повседневность - одна из сфер человеческого опыта, характе­ризующаяся особой формой восприятия и осмысления мира, возникающей на основе трудовой деятельности.

Социология Шюца не только существенно разнообразила спектр на­личных версий социологического теоретизирования на Западе, но и сумела явно обозначить принципиально нетрадиционные исследовательские гори­зонты.

2.13. Социологические концепции технократизма

Проб

лема технократизма имеет важное социально-культурное значе­ние для социологической теории и социальной практики.

Исследование проблем технократизма занимало и занимает сущест­венное место в социологии Запада. Глубокая теоретико-методологическая проработка вопросов, связанных с разнообразием форм проявления тех­нократического сознания, его типов и носителей, позволит раскрыть спе­цифику этого противоречивого феномена современной цивилизации, пока­зать его эволюцию и тенденции развития.

Сам термин «технократизм» происходит от греческих слов: «техне» -искусство, ремесло и «кратос» - власть. В XX веке понятием «технокра­тия» нередко обозначали слой научно-технических специалистов, обла­дающих соответствующими знаниями для эффективного управления сис­темами высокоразвитого общества. В структуре же современной западной социальной философии и социологии технократизм выступает как социо­логическая концепция, постулирующая необходимость передачи государ­ственной власти в руки технических специалистов (инженеров, техников, организаторов производства, а также ученых), которые, в отличие от пра­вящего класса капиталистов - непосредственных владельцев собственно­сти, могут поставить процесс принятия политических решений на подлин­но научную основу и осуществлять его в интересах всего общества. Офор­мившийся в самостоятельную социологическую концепцию в начале XX века (особенно в Германии, Франции, США), технократизм пользовался широкой известностью на протяжении ряда десятилетий. Он был непо­средственным образом связан с феноменом техногенной цивилизации и ярко отражал реалии развития общества в условиях НТР.

Социология технократизма явилась детищем техногенной цивилизации со всеми ее плюсами и минусами, существенно значимой попыткой ее ос­мысления. Главными ценностями этого подхода выступили следую­щие: Ц) основанная на фундаменте,научных законов особая роль тех­нократического стиля мышления; 2) приоритетная роль, отводимая тех­нике, научно-техническому фактору в целом, трактовка научно-техни­ческих инноваций как стимула и движущей силы развития общества; 3) рассмотрение научно-технической элиты специалистов как такой социальной группы, от которой напрямую зависит течение научно-технического прогресса и социального прогресса.

Мировоззренческий фундамент технократической парадигмы в социо­логии, - акцентированно рационалистический подход к миру, стремление найти определяющие законы, управляющие той или иной сферой, актив­ное преобразование этой сферы в соответствии с этими познанными объ­ективными требованиями, оптимизация ее функционирования и управле-

ния. Это также убежденность в том, что новая управленческая элита, при­дя к власти, будет руководствоваться научно-техническими знаниями, а не какими-либо частными социально-классовыми интересами, и сумеет стать «элитой знания», «элитой достоинств», но не элитой привилегий.

Технократизм по-своему последовательно стремится решить все ос­новные вопросы, связанные с общественным развитием: определяет его движущие силы, стимулы, субъектов и т. д. В его границах формируется собственная социологическая парадигма, отличная от марксистской, вебе-ровской, дюркгеймовской и других. В настоящее время технократические концепции в социологии стали весьма плюралистичными, включили в свой арсенал чуждые им прежде гуманистические идеалы и ценности, час­тично склоняясь к футурологическим прогнозам широкого плана, частич­но решая сугубо прикладные социальные задачи по оценке «технологи­ческого риска», приемлемости новых технологий и т. п.

Теоретико-методологической основой социологических концепций, объединяющихся под общим термином «технократизм», является «техно­логический детерминизм». Сущность этого фундаментального принципа состоит в абишщшшциароли.научно-технического фактора в истории, в превращении.-£Г£ьд-,основу..социадьного прогресса. Согласно принципу «технологического детерминизма», изменения в технологии были и, веро­ятнее всего, будут первоосновой изменения социальных институтов, прак­тических действий и идей. Всячески подчеркивая необходимость «сугубо объективного», естественнонаучного подхода к анализу общественной жизни, теоретики технократии сводят социальный прогресс к прогрессу науки, техники и технологии. Делается это независимо от того, на каких политических позициях - сугубо консервативных, либеральных или ради­кальных - стоят эти теоретики. Отсюда - их общая приверженность эво­люционистскому пути развития, трактовка будущего как следствия темпов и скорости научно-технического прогресса, выведение социально-эконо­мических процессов из развития техники и технологии.

Й в ранних технократических концепциях первой половины XX века, и в новейших информационных теориях отчетливо просматривается Угезис об иерархической структуре общественных отношений,|фундаментом ко­торых выступают технологические, научно-технические" отношения, а над ними надстраиваются социально-политические, духовные отношения. В наиболее законченном виде сущность технодетерминистской трактовки развития цивилизации выразил американский ученыйО! Уайт. )Он рас­сматривает общество как «совокупность трех горизонтальных страт: тех­нологической, лежащей в основании, философской, находящейся сверху, и социологической - между ними». Технологическая система является ос­новной и первичной. Социальные системы представляют собой функции технологии, а философские - отражают технологические силы и социаль­ные системы. Технологический фактор определяет культурную систему в целом.

Технократизм в социологии ориентирован, в частности, на рационали­стический способ решения социальных проблем, возникающих в «ин­дустриальном обществе». Инженер, обладающий научно-техническими знаниями, как бы становится творцом мира: он конструирует и преобразу­ет реальность (или ее отдельные фрагменты) с помощью технических средств в соответствии со своими представлениями о желательном со­стоянии общественного устройства. Логике мышления инженера подчине­на логика преобразования мира. Технократизм акцентирует внимание на средствах и методах инструментальной, или технической, рационализации социальных связей и отношений. Сущность технической рационализации состоит в подмене решения сложных социально-экономических, полити­ческих, экологических, морально-психологических проблем общества их техническим аспектом, в редукции социального к техническому. Пробле-мь1Г представляющие широкий общественный интерес, рассматриваются как технические вопросы, находящиеся в компетенции экспертов; они описываются техническим языком и объясняются общими техническими законами. Именно технология, с этой точки зрения, способна найти крат­чайший путь к решению многих социальных проблем посредством _их преобразования в технические проблемы. Формальная рациональность доминирует над рациональностью материальной.

Игнорирование собственно социальных аспектов приводит технокра­тизм к необходимости вьшодить моральные оценки за скобки. Политика превращается в «социальную технику», фундаментом которой являются те же технические знания. Главное внимание уделяется способности полити­ческих лидеров к техническому контролю за деятельностью политических институтов и отдельных лиц. Основной проблемой принятия решений ста­новится поиск средств легитимации заранее спроецированных целей и способов максимально эффективного функционирования системы. Инст­рументальный подход к политике позволяет усилить власть политического руководства над гражданами, расширить социальный контроль с помо­щью технических достижений, что и вызывает у политических лидеров практический интерес к технократизму.

Вместе с тем технократический подход содержит в себе некоторые принципы, общепризнанные в социальном управлении: /Заинтересован­ность и персональная ответственность работника за конечный результат труда^фсспертные оценки на базе научных знаний^высокий профессиона­лизм некомпетентность управления, его научная организация. Они состав­ляют ядро рационального управления и могут применяться в любом обще­стве, на различных уровнях, чем и объясняется их популярность в науч­ном менеджменте.

В полном соответствии с технодетерминистской методологией выде­ляются в технократических концепциях и типы общественного устройства,

эпохи в истории цивилизации. По общему мнению технократов, в истории можно ^выделить три основных типа цивилизации: дотехнологическая, технологическая и посттехнологическая. Например, у известного амери­канского социолога Д. Белла схема исторического развития такова: исто­рия делится на три последовательно сменяющие друг друга фазы, где до-индустриальная характеризует самый низкий этап в овладении человеком средствами существования и знаниями, индустриальная отождествляется с «классическим» капитализмом первой половины XX века, а постиндуст­риальная знаменует качественный скачок в развитии производительных сил, переход на новые технологии, становление новых социальных отно­шений на базе интеллектуализации, компьютеризации, ресурсосбережения и т. п. Именно в исторических рамках «технологической» цивилизации и должно было осуществиться, по мнению технократов, преобразование об­щества на принципах технократизма. В зависимости от того, какой £Лой научно-технической интеллигенции выдвигается в качестве будущей «властвующей элиты» (инженеры, менеджеры, ученые), выделяют сле­дующие этапы (или направления) развития технократических концепций: собственно технократические (Т. Веблен, Г. Скотт)^/организационные (Д. Бэрнхём, П. Дракер), индустриальные (К. Керр, Д. Гэлбрейт),досгандуст-риальные (Д. Белл, В. Феркис)^, информационные (Масуда, А. Тоффлер, Д. Найсбит). Они строятся в рамках парадигмы сначала «индустриального общества», затем «постиндустриального» и «информационного» как под­типов общей технократической парадигмы общественного развития.

В истории развития технократизма можно выделить несколько этапов. Первый из них приходится на эпоху Просвещения, когда были сформули­рованы философские основы технократических представлений. Предтеча-миховременного технократизма считаются Ф. Бэкон, Р. Декарт, Д. Локк, Кд_Еедьвеций и другие, в чьих трудах была разработана центральная про­блема технократизма - разделение людей на две категории, одна из кото­рых по своей природе призвана стоять выше другой, управлять ею на ос­новании доступа к научным знаниям, образованию, высокой профессио­нальной квалификации. Подобное разделение общества на классы субъек­тов и объектов познания и действия было обусловлено идущими из клас­сического рационализма представлениями о человеке как о части приро­ды, подчиняющейся ее объективным законам и в принципе управляемой с помощью науки, знаний об этих законах. Была предпринята попытка пре­вратить философский критический рационализм в политическую и соци­альную теорию, вывести из него «научную» мораль. Здесь и лежат истоки технократической традиции, превратившей политику в науку управления людьми. Технократическая политика понималась как «экспериментальная физика духа», применяемая к законопослушным людям - «объектам», опирающимся на легитимное право законодателям - «субъектами».

17 История социологии 257

Итак, общество ^ледует рационализировать посредством стратегиче­ского применения научного знания. На основе имеющихся объективных знаний ученый - «субъект» должен изучить действия человечества и вы­вести законы человеческого поведения. Действия ученого получают леги­тимность благодаря наличию у него истинных знаний и моральной чисто­те (отсутствию личной заинтересованности), вследствие чего он может стать «истинным доктором нравственности», заставить массы («объекты») быть добродетельными посредством использования «экспериментальной физики духа». Его главные инструменты - законодательство и воспита­ние, призванные контролировать социальную среду таким образом, чтобы сделать приятными социально полезные действия и неприятными соци­ально вредные. Он не боится нарушить чью-либо свободу или «ес­тественные права», так как его конечная цель - достижение бесперебойно­го функционирования общества, максимизирующего удовольствия людей. Политический идеал технократа - социальная стабильность и порядок, якобы обеспечивающий социальный прогресс и счастливую жизнь всем законопослушным гражданам. Такие понятия, как свобода, социальная справедливость и ответственность, отвергаются как псевдонаучные, не имеющие реального смысла в обществе, функционирующем на строго ра­циональной научной основе, по объективным законам. Понимание поли­тики в корне изменяется: это не форма лидерства или представительства, а форма созидания, процесс одностороннего влияния и контроля со сторо­ны правителя - «субъекта», принимающего на себя роль демиурга.

Эпистемологические концепции эпохи Просвещения, сделав человече­ский разум гарантом социального прогресса, создали философские пред­посылки для основополагающих технократических идей: 1) разделения общества на два «гносеологических» класса; 2) обоснования необходимо­сти сугубо рационалистической политики и концентрации власти в руках тех, кто максимально разумен и обладает наибольшими знаниями. Эти идеи были развиты на следующем этапе истории технократизма в начале XIX века, когда Сен-Симон и Конт систематизировали их и оформили в социологическую индустриально-технократическую парадигму. Сложи­лось представление о технократизме как об индустриальной философии и социологии с опорой на позитивизм. Практическое упрочение индустри­альных промышленных отношений капитализма также способствовало укоренению в общественном сознании Запада технократической парадигмы рациональности, которой в XX веке суждено было сыграть столь важную роль.

Только в XX веке, когда общество достигло индустриальной зрелости, НТП получил заметное ускорение и четко обозначилась проблема рацио­нализации производственных процессов, технократические концепции по­лучили существенное развитие, стали претендовать в индустриально раз­витых странах на место ведущей ориентации общественного сознания. Не

случайно и первые классические технократические теории, подводящие прочный фундамент под технократические представления о мире, челове­ке, были созданы в США и Германии, где уровень развития техники, эко­номики в целом был наиболее высоким. Носителями технократического сознания стали инженеры, технические специалисты, обладающие реаль­ной производственной властью, но лишенные власти политической. По­этому первоначально технократизм стал для слоя научно-технических специалистов способом теоретического осмысления их социального поло­жения, интересов и их соотнесения с интересами и целями всего общества, трактуемыми в духе технологического детерминизма.

Теоретическим выражением этих идей стал труд американского учено­го Т. Веблена «Инженеры и система цен». Веблен считал, что развитие технологии объективно порождает ценности, противостоящие ценностям правящего класса, погрязшего в праздности и роскоши. Инженеры, непо­средственно связанные с управлением производственными процессами, лучше всех осознали новые технологические требования, прониклись но­выми ценностями и поэтому способны на радикальное переустройство всего общества. Веблен предложил удалить господствующий класс от процесса принятия решений. Это была позиция американских прогресси­стов, отстаивавших интересы развития всего общества и считавших, что такое экспертное управление производством поможет добиться постав­ленной цели. Новая система «индустриальной демократии» должна была, по их мнению, заменить коррумпированную политическую демократию, а инженеры - прийти к власти. Идеология «социального проектирования» оправдывала отказ инженеров от прежней подчиненности интересам биз­неса и поддерживала их стремление к власти. Эта идеология, несмотря на ее противоречивость, выражала общую суть массовых представлений об инженерной профессии. Центральным положением в ней было отождеств­ление прогресса с материальным успехом и техническим прогрессом, а инженеров - со «жрецами материального развития».

К началу 20-х годов идеологи-прогрессисты и сами инженерно-тех­нические слои выработали круг идей, четко сформулированных в работах Веблена и послуживших фундаментом для последующего развития техно­кратизма, которое на американской почве осуществлялось по нескольким направлениям. Наиболее радикальное представлено именем Г. Скотта - ин­женера, который в 20-30 годы создал и возглавил практическое движение за установление в США «технократического правления». Под влияни­ем Г. Скотта технократизм стал пониматься прежде всего как правление специалистов-профессионалов, тогда как в последующем акцент перемес­тился на абсолютизацию роли науки и техники (а не технократов) в обще­ственном развитии. Радикальная концепция Скотта включала резкую кри­тику существующей капиталистической системы и требование создать на ее месте технократическую структуру. Большинство теоретических идей

s

f

Скотта заимствованы у Веблена, его собственный вклад состоял в разви­тии технократического социально-политического движения. Идеи Скотта можно рассматривать как попытку на основе интеллектуальных конструк­ций^ Веблена выработать и развить конкретную социальную программу, которой у Веблена не было. Вслед за Вебленом Скотт горячо защищал техническую рациональность индустриальной системы и считал необхо­димым подчинить ей все общество, дабы свести к минимуму расточитель­ство и неэффективность, порождаемые господством бизнеса. Он считал возможным чисто функциональный подход к управлению: «что техниче­ски эффективно, то и хорошо для производства и всего общества». Это была совершенно новая система отсчета, исходящая не из прибыли, а из эффективности производства и оптимальности управления. Ни капита­лизм, ни социализм, по мнению Скотта, не способны освободить произво­дительную сил>' науки и техники, чтобы с их помощью ликвидировать ко­лоссальное расточительство существующего социально-экономического порядка. Только технократическая организация общества как целостности взаимосвязанных функциональных систем поможет создать изобилие ма­териальных благ, обеспечит человечеству контроль над природой и сдела­ет труд свободным. Утверждение, что инженерный подход к обществу по­зволит ликвидировать расточительность и обеспечить стабильность аме­риканской экономики, - главный вывод Скотта.

Инженерно-технические специалисты и научная интеллигенция оста­вались главной социальной базой технократизма. По мере их превраще­ния в лиц наемного труда, всецело зависящих от крупного капитала, мас­совое технократическое сознание из более или менее радикального транс­формируется в умеренно-либеральное. Рационализация управления произ­водством из средства коренного изменения существующей системы пре­вратилась в средство ее улучшения. В истории технократизма наступал новый этап - его полной легитимности и расцвет)а. Он превратился в идеологию научной и управленческой элиты, стал оправданием ее исклю­чительных претензий на власть и значение в современном обществе. Его акценты сместились с требования «власти техников» на признание техни­ки решающей социокультурной силой, самодовлеющей субстанцией, от которой всецело зависит и человеческая судьба (в том числе их собствен­ная). Социально-преобразующая миссия перекладывается с плеч научных экспертов на саму технику, которая якобы автоматически осуществит не­обходимые изменения. Подобные технофетишистские мифы и иллюзии стали преобладающими в 50-60-е годы в теориях «индустриального общества».

В целом, для парадигмы «индустриального обществ^» было характер­но следующее. В его экономике господствуют принципы максимизации прибыли, концентрации, централизации, стандартизации и синхронизации производства. Эти принципы распространяются и на политику, культуру, поскольку являются универсальными требованиями машинной стадии раз-

вития «технологической цивилизации». Человек подчиняется технологии, ритмы человеческой жизни подстраиваются под требования машин. Су­ществуют единые эталоны образа жизни и мыслей (с точки зрения техни­ческой целесообразности). Пропагандируется максимизация достижений, «больше» отождествляется с «лучше», что ведет к разгулу идеологии по­требительства и безудержному экономическому росту. Научно-техни­чески прогресс отождествляется с социальным, научное - с рационалисти­ческим. Обществом правит дух наживы, культ денег и власти. Идет стан­дартизация поведения, идей, языка, стилей жизни. На международной арене национальные государства постоянно враждуют между собой, бо­рются за власть в мире. Такова общая редуцированная картина мира, на- „ рисованная А. Тоффлером в книге «Третья волна».

Очень скоро следование на практике принципам индустриализма прц-'/у вело цивилизацию к кризису, обострило старые и вызвало новые, гло? у бальные противоречшСв 60-70 годы это нашло отражение в так называем ^, мых «парадоксах индустриализма» - специфических «знаках» его скорого заката. Не только оппоненты техницизма, но и теоретики индустриализма обнаружили эти противоречия в развитии «индустриального общества».

Однако речь шла о крахе индустриализма, но не технологической ци­вилизации вообще. Чтобы выйти из кризиса, нужно преодолеть его в трех главных сферах: экономике, политике, культуре. Подобная трансформация индустриализма в некую новую систему, которая у Белла называется пост­индустриальной, у Масуды информационной, представлялась возможной лишь при согласованных усилиях всех социальных сил. Так была создана парадигма «постиндустриализма», характерной чертой которой был пол­ный разрыв с индустриальным прошлым, вплоть до прямого противопос­тавления прежней парадигме, и заявление о вступлении общества на этапе постиндустриализма в новую, постехнологическую эру.

Настоящая эволюция технократичелких^концепций связана с «инфор­мационными» концепциями Масуды, Тоффлера, и др., когда в ткань усто-•. явшихся представлений о технократическом^ развитии общества были включены идеи, ориентированные на человека, а сугубо техницистские идеалы и нормы были потеснены идеями синергизма, глобализма и само­актуализации личности. Теории информационного общества опираются на реальные крупномасштабные сдвиги в структуре производительных сил общества, происходящие в высокоразвитых странах Запада под воздейст­вием широкого внедрения комплексной автоматизации и компьютериза­ции, создания информационных сетей, национальных и межнациональных баз данных и т. д. Происходящие изменения характеризуются теоретика­ми «информационного общества» как начало новой ступени в развитии цивилизации - становлении «информационной эры».

Новая компьютерно-информационная эра, по мнению ее сторонников, как бы предоставляет человечеству уникальный шанс: в процессе ради-

кальных социальных преобразований, происходящих под влиянием ин­форматики и микроэлектроники, освободить творческий потенциал инди­вида, выпустить на волю его сущностные силы, сбросить путы, наложен­ные на них шаблонами индустриализма. «Высокая технология» призвана пробудить высшие духовно-творческие начала в человеке, поставить его в условия, благоприятные для целостного развития и саморазвития, которые провозглашаются целью и высшей ценностью общества.