Социологические объяснения девиантного поведения
Вряд ли какая-нибудь область социальных исследований привлекала к себе внимание социологов больше, чем проблема девиантного поведения и связанные с ним причины и мотивы. Однако многочисленность теорий и концепций говорит о неопределенности, противоречивости во мнениях исследователей даже в отношении самого определения отклоняющегося поведения. Это связано с тем, что сами комплексы социальных норм, нарушение которых и составляет существо девиантного поведения, заметно отличаются в разных обществах, и исследователям, каждый из которых является членом своего общества, бывает довольно трудно прийти к согласию.
Н. Смелзер в своем учебнике проводит краткий обзор самых разнообразных теорий, объясняющих девиантность поведения, – от биологических, трактующих отклонения врожденными, генетически приобретенными качествами психики, до радикально-криминологических, считающих девиацию продуктом противодействия отдельных социальных слоев господствующим нормам капиталистического общества. Типология этих теорий сведена у него в единую таблицу.[240]Мы не будем касаться здесь физиологических и психоаналитических объяснений, а обратимся к некоторым наиболее авторитетным социологическим концепциям.
Одной из известных концепций является теория навешивания ярлыков (Labelling theory). Эта теория основана, по существу, на двух положениях. Первое состоит в том, что девиантным действием считается не просто нарушение какой-либо нормы, а фактически любое поведение, которое с успехом определяется как девиантное, если на него навешен определенный ярлык, относящий его к этой категории. Другими словами, девиация содержится не столько в самом действии, сколько в реакции других на это действие. Второе положение утверждает, что само навешивание ярлыков продуцирует или распространяет девиацию. Ответ девианта на социальную реакцию ведет к повторной девиации, вследствие чего девиант приходит к принятию самоимиджа или определения самого себя как человека, который перманентно заключен в рамки девиантности своей роли. Особенность подхода здесь состоит в том, что теория ярлыков рассматривает девиацию не в качестве внутренней недисциплинированности девианта или его психологической предрасположенности к тому, чтобы нанести вред окружающим, а как результат социальных обвинений и проявления контроля со стороны общества за поступками своих членов.
Если юный правонарушитель оказался задержанным полицией по обвинению в каком-то проступке, то это может оказать серьезное влияние на всю его дальнейшую жизнь. Некоторые из таких последствий могут носить преимущественно психологический характер: те, кто раньше считал, что они такие же, как и все другие, начинают считать себя особенными. Когда на таких людей налепляют ярлык преступника, можно сказать, что с помощью этого ярлыка они уже сами начинают мнить себя попавшими в сеть преступных организаций, то есть обретают криминальную идентичность. Каждый последующий шаг по этому пути все более укрепляет у них ощущение, что они уже стали какими-то иными – не такими, как все, и не такими нормальными, как прежде. Иногда такой процесс называют также стигматизацией. В социологическом смысле стигма[241]– это социальный признак, дискредитирующий индивида или целую группу. Бывают стигмы тела (дефект или уродство), индивидуального характера (гомосексуальность) или даже целых социальных коллективностей (раса или племя).
Американский социолог Р. Коллинз убедительно показывает социальную ситуацию, складывающуюся под воздействием «навешивания ярлыков»: «Предполагается, что все люди нарушают закон. Но лишь некоторые из них попадаются, получают обвинение и облепляются ярлыками. и благодаря этому становятся полноценными преступниками. Если преступники, проходящие через суды и тюрьмы, с такой большой степенью вероятности оказываются бедняками, черными, или каким-то иным образом подходят под чье-то определение „социально нежелательных“, то это происходит вследствие того, что они являют собою те типы людей, которые с наибольшей вероятностью могут оказаться в числе арестованных и осужденных. Компания юнцов, ворующих статую из колледжа или насилующих на вечеринке девушек из университетского женского клуба, могут отделаться простым выговором, потому что на их проступки уже налеплен ярлык „шалости колледжа“. Неимущий черный юноша, вытворяющий такого же рода вещи, попадает в суд для несовершеннолетних и начинает карьеру серьезного преступника».[242]
Коллинз в своей книге дает и более радикальное социологическое объяснение существования преступности в обществе. Он утверждает, что нередко преступников создает не просто полиция своими действиями, а само общество. В качестве примера он приводит некоторые виды так называемых «преступлений без жертв». В большинстве реальных преступлений имеется четко определенная жертва. Однако существует какое-то число преступлений, в которых реально жертв нет и которые относят иногда к «служебным» преступлениям. Они включают в себя, в частности, злоупотребление наркотиками, азартные игры и проституцию. О такого рода преступлениях «потерпевшие», как правило, не сообщают в правоохранительные органы, поскольку выгоду из преступления извлекают (или стремятся извлечь) обе его стороны: жертва сама охотно идет навстречу преступнику. Коллинз приводит такой пример: продажа и приобретение наркотиков не были преступлением до тех пор, пока не были приняты законы, превращающие продажу и приобретение их частными лицами в серьезное правонарушение.[243]Общество же, в лице государственных органов, просто возвело их в ранг преступления, издав соответствующие законы. Сегодня, как ни парадоксально, в сохранении такого положения более всего заинтересованы наркодельцы, поскольку легализация наркотиков существенно снизила бы их гигантские прибыли.
Не менее радикальные выводы делают социологи, опирающиеся на теорию социальной солидарности, разработанную Дюркгеймом. Они утверждают, что девиация вообще и преступность в частности объективно необходимы: они выполняют особую функцию, поскольку объективно способствуют усилению социальной интеграции. Эта интеграция возникает из большей или меньшей степени единодушия, с каким «нормальная» часть общества осуждает девиантные поступки людей, нарушающих общепринятые нормы. Чувство единения усиливается с помощью общепринятых ритуалов осуждения (кстати, именно таким ритуальным характером отличается практически любое судебное заседание). Даже общество, состоящее из святых, всегда найдет, из чего составить преступление, – хотя бы из любого сколько-нибудь заметного нарушения того, что общепринято считается святостью. Иначе говоря, святые тоже будут иметь свои главные, особо священные правила, и те, кто не будут следовать этим правилам столь же усердно, как все остальные, будет подвергаться ритуалу наказания. Цель же последнего – драматизировать сложившуюся ситуацию и еще выше поднять значимость правил.
Известна еще одна идея Дюркгейма, которая послужила отправной точкой для создания влиятельной социологической теории девиации. Это идея аномии Данным понятием в его классической работе «Самоубийство» обозначалась социальная ситуация, «характеризуемая упадком норм, управляющих социальным взаимодействием».[244]Дюркгейм утверждал, что довольно часто девиации (к которым он относил, в частности, и самоубийства) происходят вследствие отсутствия или слабого функционирования четких социальных норм. В такого рода ситуации «общее состояние дезорганизации, или аномии, усугубляется тем, что страсти менее всего согласны подчиняться дисциплине именно в тот момент, когда это всего нужнее».[245]
Опираясь на эту идею, выдающийся американский социолог Роберт Мертон разработал свою аномическую концепцию девиации. Он утверждал, что базовой причиной любой девиации является разрыв между институциональными культурными целями и доступностью социально одобряемых средств для достижения этих целей. Среди множества элементов социальной структуры Р. Мертон выделяет два, особенно, по его мнению, важных. Первый – это определяемые культурой данного общества намерения и интересы, которые являются «законными» целями – приемлемыми для всего общества или же отдельных его слоев, социально одобряемыми ими (и поэтому именуемые институциональными). Второй элемент определяет, регулирует социально одобряемые средства (способы достижения этих целей) и контролирует их применение.[246]«Моя главная гипотеза, – утверждает он, – как раз в том и заключается, что отклоняющееся поведение с социологической точки зрения может быть рассмотрено как симптом рассогласования между культурно предписанными стремлениями и социально структурированными средствами их реализации».[247]
В соответствии с этой гипотезой Р. Мертон рассматривает пять типов приспособления людей к социально и культурно заданным целям и средствам. Для наглядности он помещает их в схематическую таблицу, где символ «+» означает «принятие», «-» – «отвержение», а «+ —» – «отвержение господствующих ценностей и замена их новыми» (см. табл. 10).
Таблица 10
Типология форм индивидуального приспособления[248]
Конформность. Конформность, по сути, – единственный тип поведения, не являющийся девиантным. От степени распространенности его в обществе зависит социальный порядок – стабильность и устойчивость социального развития. Более того, сама массовая ориентация людей на общепринятые культурные ценности говорит о большой группе людей как о едином обществе. Поскольку основной темой нашего рассмотрения является девиация, то данный тип, при котором она имеет нулевое значение, вряд ли будет представлять для нас дальнейший интерес.
Инновация. Такая форма приспособления возникает вследствие того, что индивид принял для себя общепризнанные культурные ценности как жизненные цели, разделяет их. Однако он не считает те средства достижения этих целей, которые для него доступны, эффективными, позволяющими достичь успеха (во всяком случае, настолько быстро и полно, как ему представляется желательным).
Обратим внимание на такой важный момент: речь здесь идет не только об откровенно криминальных проявлениях поведения, когда стремление к обогащению (кстати, вполне институциональная цель) заставляет кого-то прибегать к отмычке или пистолету. Инновация, как вид девиации, довольно широко распространена в обществах социальных реформ с динамично развивающейся экономикой, где изменения социальных норм просто не успевают за стремительно меняющейся экономической конъюнктурой. В таких обществах, в особенности в сфере предпринимательства, границы между законным и незаконным, нравственным и аморальным подчас бывают весьма размыты, в особенности на стадиях так называемого «первоначального накопления». «Вынужденно частное, а нередко и публичное восхищение „хитрыми, умными и успешными“ людьми является продуктом культуры, в которой „священная“ цель фактически объявляет священными и средства».[249]Мертон в своей работе проводит довольно интересный анализ противоречий такого рода в различных социальных слоях. Так, он считает, что большинство благопристойных, законопослушных граждан все же обходят время от времени закон, если бывают уверены, что это останется неизвестным или хотя бы трудно доказуемым. «Изучение 1 700 представителей среднего класса показало, что в число совершивших зарегистрированные преступления вошли и „вполне уважаемые“ члены общества. 99 % опрошенных подтвердили, что совершили как минимум одно из сорока девяти нарушений уголовного законодательства штата Нью-Йорк, каждое из которых было достаточно серьезно для того, чтобы получить срок заключения не менее одного года».[250]
В то же время можно привести в пример достаточно много ситуаций, когда в качестве девиантных следовало бы рассматривать и чьи-то действия, объективно направленные на достижение не личного, а общественного блага, однако при этом те, кто их совершает, прибегают к недозволенным средствам. Вспомним эпизод из известного фильма «Место встречи изменить нельзя», когда милиционер Жеглов (в блестящем исполнении Высоцкого) для доказательства совершенного преступления идет, по сути, на некрасивый и неэтичный поступок в отношении вора-карманника. Такие (и даже куда более вопиющие) случаи мелких и не совсем безобидных нарушений не только служебного, но и откровенно противозаконного характера, вероятно, не так уж и редки в повседневной деятельности стражей порядка в любом обществе.
Ритуализм. Этот тип отклоняющегося поведения, как определяет Мертон, «предполагает оставление или понижение слишком высоких культурных целей большого денежного успеха и быструю социальную мобильность там, где эти устремления могут быть удовлетворены».[251]Другими словами, в тех случаях, когда содержание цели и возможности ее достижения для данного социального актора приходят в противоречие, он предпочитает безусловное соблюдение институциональных норм и отказывается от цели.
Ритуализм можно определить как позицию чрезмерно осторожного человека, которая характеризуется, во-первых, стремлением во что бы то ни стало избежать опасности подвергнуться негативным социальным санкциям, во-вторых, желанием избежать опасностей, разочарований и неудач, а в-третьих, сильной приверженностью рутинному распорядку и сложившимся институциональным нормам. Таким образом, этот тип девиации в чем-то противоположен инновации с ее склонностью к риску и готовностью обойти социальные нормы в тех случаях, когда они встают препятствием на пути к желанной цели. Трудно сказать, какой из этих двух типов распространен в большей степени, однако, учитывая, что они как бы уравновешивают друг друга («симметричны»), можно предполагать, что они распространены примерно одинаково часто. Хотя такая гипотеза, конечно, нуждается в эмпирической проверке.
Ритуализм, как считает Мертон, во многом является продуктом социализации в условиях нижних слоев среднего класса. Условия воспитания здесь создают структуру характера, максимально приближенную к ритуализму. Его можно было бы назвать «чрезмерным конформизмом». Нередко такой тип поведения закрепляется в условиях бюрократизации общественной жизни. Известно, что «классический» бюрократ нередко склонен забывать о самой цели во имя обязательного соблюдения процедуры, формы, буквы предписанных регламентов.
Ретритизм. Этот тип девиации можно было бы охарактеризовать как стремление к уходу от действительности, неприятие своего социального мира. Члены общества, обладающие такой ориентацией, не приемлют ни господствующих в сознании большинства людей социальных целей, ни социально одобряемых средств их достижения. Это люди вообще «не от мира сего» – отшельники, мечтатели, поэты. С точки зрения статистики количество таких индивидов не может быть велико в любом обществе, оно просто не в состоянии вместить в себя слишком много таких «странных» людей.
В традиционных обществах, в эпоху преобладающего господства религиозных верований, определенное число мужчин и женщин по своему искреннему убеждению удалялись от мира в монастыри (не будем говорить о тех, кто делал это по принуждению или в силу жестокой необходимости). Принимая постриг, эти люди добровольно возлагали на себя обет безбрачия, отказывались от обладания собственностью и множества других мирских благ. Такое поведение вызывало уважение у мирян, однако не могло стать примером для массового подражания, иначе само общество просто прекратило бы свое существование. Добровольный уход в монахи или монахини и в ту эпоху был не нормой, а отклонением от нее, т. е. девиацией.
Наши современники тоже могли наблюдать проявления ретритизма как относительно массового явления. Во второй половине ХХ века в Америке, а затем и в Европе зародилось движение так называемых «хиппи», в котором весьма отчетливо были выражены черты ретритизма. Молодые люди из различных социальных слоев – от самых высших до самых низших – провозглашали главной целью своей жизни отрицание насилия, любовь, безразличие к индивидуальному материальному благополучию. Они отвергали нормы института частной собственности и моногамной семьи, живя коммунами. Большинство «хиппи» не соблюдали даже элементарной личной гигиены, переставали бриться и стричься, одевались почти в лохмотья и всем своим видом резко выделялись среди окружающих. Несмотря на неагрессивное, даже кроткое отношение к миру, проповеди всеобщей любви и ненасилия, большинство «нормальных» членов общества относилось к ним довольно враждебно. Постепенно это движение «рассосались», оставив память о себе лишь в немногочисленных коммунах «хиппи», живущих сегодня в Индии, и абсолютное большинство вернулось к нормальной жизни.
Мятеж. Этот тип девиации наиболее широко распространен в обществах, находящихся в состоянии глубокого кризиса, на грани социальных переломов. Такие отклонения вряд ли можно отнести к формам «индивидуального приспособления к обществу» в полном смысле этого слова, поскольку мятеж (или бунт), в отличие, скажем, от движения «хиппи» являет собою скорее активный отказ от приспособления к действующим нормам социальной жизни. Мятеж, по определению Мертона, «представляет собой переходную реакцию, выражающуюся в стремлении институционализировать во всем обществе, включая и тех его членов, которые не разделяют мятежную ориентацию, новые цели и новые способы поведения. Мятеж стремится изменить существующие культурную и социальную структуры, а не приспособиться к ним».[252]
Какой удельный вес могут занимать среди всех типов поведения его мятежные формы? В большинстве обществ, находящихся в стадии относительно стабильного развития, мятежное поведение, как нам кажется, встречается не очень часто. Являясь своего рода «симметричным отражением» ретритизма, т. е. по своим характерологическим признакам находясь на противоположном конце шкалы типов форм приспособлений, мятежное поведение должно иметь и примерно такую же частоту проявлений. В эпохи социальных потрясений и реформ этот тип поведения приобретает относительно массовые очертания. Однако длится это недолго. В случае успеха реформ (а значит, при установлении новых социальных и культурных норм, становлении новых институтов) их сторонники, которые были прежде диссидентами, перестают быть девиантами, поскольку их поведение теперь становится «нормальным». В случае же неуспеха социальных преобразований большинство членов общества, примкнувших вначале к движениям сторонников этих преобразований, возвращается к старым социальным нормам, становясь конформистами.
Может возникнуть вопрос: в чем заключаются наиболее общие причины существования различных форм девиантного поведения? Нам представляется, что с позиций функционалистской теории можно было бы провести своеобразную органическую аналогию с «экспериментами» природы, в которых при рождении новых особей у всех видов живых существ происходят разнообразные, но немногочисленные мутации. При существенных изменениях, возникающих в окружающей среде, некоторые из видов мутантов выступают своего рода гарантией от полного исчезновения данного вида, поскольку имеют возможность лучше приспособиться к этим изменениям, чем их нормальные (при прежних условиях) собратья, и дают начало новому направлению развития своего вида.
Резюме
1. Под «девиантным» понимают все типы поведения, тем или иным образом отклоняющиеся от нормального. Девиация может быть как позитивной, так и негативной, хотя различным формам социологического и иного анализа подвергается чаще всего вторая.
2. В широком смысле термин «девиантность» подразумевает любое отклонение от принятых в обществе социальных норм. В узком значении девиантность обозначает незначительные проступки, те, что не подпадают под статью уголовного или даже административного кодексов. Для более серьезных форм нарушения специалисты применяют дополнительные термины – делинквентность и преступность.
3. Характерная черта девиантного поведения – культурный релятивизм. Это означает, что социальная норма, принятая либо по неписаной традиции, либо законодательно, – явление весьма относительное. Один и тот же поступок может считаться в одном обществе положительным, в другом – отрицательным, т. е. социальной патологией. Культурный релятивизм может служить сравнительной характеристикой не только двух разных обществ или эпох, но также двух или нескольких больших социальных групп внутри одного общества. Критерии девиантности нередко меняются на протяжении времени даже в рамках одной и той же культуры.
4. Под делинквентным поведением понимают определенного рода правонарушения, за которые наступает административная ответственность. Такой тип поведения чаще всего проявляется в подростковом и юношеском возрасте. Нарушения молодежью социальных норм могут быть существенными и несущественными, сознательными и неосознанными. Все более или менее серьезные нарушения, сознательные они или нет, попадающие под категорию противоправного действия, относятся к делинквентному поведению.
5. В сфере криминального поведения предметом особого внимания является профессиональная преступность, то есть совершение уголовно наказуемых деяний с целью извлечения средств к существованию, получения основного или дополнительного дохода. Дестабилизирующее влияние на жизнь общества оказывают тысячи активно действующих организованных преступных сообществ. На высшей своей стадии организованная преступность ставит перед собой политические цели: проникновение в органы государственной власти и управления. В России наблюдается процесс интеллектуализации и профессионализации преступности.
6. Существует ряд социологических концепций, определенным образом трактующих механизмы делинквентного и криминального поведения. Эти концепции в отличие от биологических и социологических объяснений делают акцент не на индивидуальных (а тем более врожденных) качествах девианта, а на тех социальных условиях, которые порождают у него мотивацию к отклоняющемуся поведению. Именно таков лейтмотив трактовок делинквентного поведения в концепции навешивания ярлыков, в теории социальной солидарности Дюркгейма, в радикальной криминологии. В этих концепциях социологические объяснения криминального поведения трактуют его как результат действующих форм социального контроля.
7. Существует ряд социологических концепций девиантного поведения. Одна из наиболее общих – аномическая теория Р. Мертона. В основу типологии поведения людей (точнее – их приспособления к общественным условиям) Мертон кладет отношение личности к институциональным (т. е. социально одобряемым) целям и институциональным средствам. При этом он считает, что разрыв между теми и другими как раз и образует состояние аномии, порождающее девиацию. В соответствии с различными вариантами такого отношения выделяется единственный недевиантный тип поведения – конформность, т. е. принятие личностью и социально одобряемых целей, и институциональных способов их достижения, а также четыре девиантных типа: инновация, ритуализм, ретритизм и мятеж.
Контрольные вопросы
1. Что означает в наиболее общем виде понятие «девиация»?
2. Ученые утверждают, что девиация может быть не только вредной, но и полезной для социума; в чем, например, могут проявляться позитивные последствия какой-либо девиации?
3. Как соотносятся между собой девиантный, делинквентный и криминальный типы поведения?
4. В чем заключается сущность нормального распределения различных типов поведения среди членов общества?
5. Что такое конформизм?
6. Каковы характерные черты делинквентности?
7. Назовите причины высокого уровня делинквентного поведения среди подростков по сравнению с другими возрастными группами.
8. Что социологи рассматривают как абсолютную норму?
9. Что понимают под профессиональной преступностью?
10. Каковы характерные признаки организованной преступности?
Рекомендуемая литература
1. Бачинин В. А. Антропосоциология анормативного поведения // Общественные науки и современность. – 2001. № 3.
2. ГилинскийЯ. И., Афанасьев В. С. Социология девиантного (отклоняющегося) поведения. Учебное пособие. – СПб., 1993.
3. Клейменов М. П., Дмитриев О. В. Рэкет в Сибири // Социологические исследования. – 1995. № 3.
4. Кудрявцев В. Н. Механизм социальной деформации // Вопросы философии. – 1989. № 11.
5. Лунеев В. В. Преступность в XXI веке (методология прогноза) // Социологические исследования. – 1996. № 7.
6. Парсонс Т. О социальных системах. – М., 2002. – Гл. 7. Девиантное (отклоняющееся) поведение и механизмы социального контроля.
7. Петелин Б. Я. Организованная преступность несовершеннолетних // Социологические исследования. – 1990. № 9.
8. Покосов В. В. Стабильность общества и система предельно-кри-тических показателей его развития // Социологические исследования. – 1998. № 4.
9. Райс Ф. Психология подросткового и юношеского возраста. -
СПб., 2000.
10. Современная западная социология: Словарь. – М., 1990.
11. Тайбаков А. А. Преступная субкультура // Социологические исследования. – 2001. № 3.
12. Тайбаков А. А. Профессиональный преступник (опыт социологического исследования) // Социологические исследования. – 1993. № 8.
13. Скворцова Е. С, Сулаберидзе Е. В. О распространенности алкоголизации, курения и наркомании среди старшеклассников Нижнего Новгорода // Социологические исследования. – 1997. № 4.
14. Силласте Г. Г. Новая наркоситуация в России // Социологические исследования. – 1994. № 6.