Ч. Кули Первичные группы

Первичными я называю группы, которые характеризуют­ся тесным —лицом клицу —общением и сотрудничеством. Они первичны по целому ряду причин. Главное же то, что они служат основой формирования социальной природы и идеалов индивида.

Психологическим итогом тесного взаимодействия людей в группе выступа­ет их слияние в единое целое, так что по крайней мере во многих отношениях жизнь каждого отдельного Я становится общей жизнью и целью группы.

Наилучший способ описать это единство — просто назвать его «мы», кото­рое подразумевает сопереживание и взаимную идентификацию. Каждый живет ощущением целого и находит в нем главную цель своего существования.

Не следует считать, что единство первичной группы базируется на гар­монии и любви. Напротив, оно всегда дифференцированно, т.е. допускает соперничество, выражение своих амбиций, притязаний и страстей. Но все они должны быть социализированы сопереживанием, подчиняться, хотя бы в тенденции, дисциплине общего духа.

Индивид может быть честолюбивым, но главная цель его устремлений — занять подобающее место в мыслях других людей. Лишь тогда он примет нормы взаимной помощи и честной игры. По этой причине мальчишки со­ревнуются с приятелями за место в команде. Однако дух соперничества дол­жен уступить общей цели — победе класса или школы.

Важнейшие, но не единственные сферы тесного общения и сотрудниче­ства — семья, группа сверстников, соседство или неформальное объедине­ние взрослых. Они универсальны, существовали во все времена, на всех ста­диях развития общества, потому и составляют основу универсального в че­ловеческой природе и идеалах.

Лучшие сравнительные исследования Вестермарка и Говарда показывают, что семья — универсальный институт, стоящий над обычаями и традициями. Ни у кого не вызывает сомнений повсеместное распространение игровых групп

у детей и различного рода неформальных объединений среди взрослых. По­добные формы общения, несомненно, являются колыбелью человечества.

Я мог бы привести множество примеров универсальности групповой дис­куссии и сотрудничества. Общеизвестно, что дети, особенно мальчики в воз­расте двенадцати лет и старше, проводят время в приятельских компаниях, которые в большей степени, чем семья, завладевают их симпатиями, честолю­бием и уважением.

Многие из нас могут вспомнить примеры того, когда мальчишки готовы вытерпеть несправедливость и даже жестокость, лишь бы не выдавать родите­лям или учителям товарищей, например во время злых проделок в школе (по этой причине трудно искоренимых). А как отточены споры, как неоспоримо общественное мнение, как высоки амбиции в таких товарищеских сообществах?!

Подвижность юношеского общения — черта не только американских и английских мальчишек; поскольку опыт нашего иммигрантского населения показывает, что подростки, представляющие достаточно замкнутые культу­ры континентальной Европы, почти с таким же успехом формируют само­управляемые игровые группы.

Вот почему мисс Джейн Адаме, указывая, что «шайка» — явление почти уни­версальное, говорит о бесконечном обсуждении, какому подвергается каждая деталь деятельности шайки, и отмечает, что «в этих, так сказать, социальных ячей­ках, юный гражданин учится действовать на свой собственный страх и риск».

О соседской группе скажу, что с того момента, как люди стали создавать постоянные поселения на Земле и до возникновения современных промыш­ленных городов, она играла главную роль формирования отношений, осно­ванных на сердечной привязанности людей.

У наших тевтонских прародителей сельская община была преобладающей сферой, где находили выражение симпатии и взаимопомощь простого народа. Они сохранили свою роль и в Средневековье.

И по сей день община в сельских районах развивается именно в таком качестве. В некоторых странах мира они сохранили первозданный облик и функцию прародителя первичных отношений.

В России, где мир, или самоуправляющаяся сельская община, наряду с семьей является главной ячейкой социальной жизни, 50 млн крестьян не мыслят развитие человеческих отношений вне такой группы.

В жизни европейцев доверительность соседских отношений вытесняется запутанной сетью формальных отношения, где близкие люди становятся чужими. Даже сельскую местность постигла та же участь. В какой мере это здоровое явление, а в какой — недуг, еще предстоит выяснить.

Наряду с этими, скажем так, универсальными типами первичного обще­ния есть и другие, форма которых определяется характером и состоянием цивилизации. В нашем обществе люди, мало связанные местом, свободно создают клубы и братства, основанные на таком сродстве, которое со време­нем может перерасти в настоящую доверительность.

Подобные отношения формируются в школе и колледже, а среди мужчин и женщин складываются благодаря и профессии, например, у занятых од­ним и тем же ремеслом или чем-то в этом роде.

Первичные группы первичны в том смысле, что они дают индивиду са­мый ранний и законченный опыт социального единства, и также в том смыс­ле, что они не изменяются в той же степени, в какой трансформируются более

сложные отношения, но формируют сравнительно устойчивый источник, из которого всегда берут начало последние.

Конечно, они не являются независимыми от общества в целом. Так, не­мецкая семья и немецкая школа несут на себе особенный отпечаток герман­ского милитаризма. Явление напоминает прилив, устремляющийся в устье реки, но не заходящий слишком далеко.

У немецкого, а тем более у русского крестьянства обнаруживаются обычаи свободного сотрудничества и обсуждения, на которые почти не оказывает вли­яния характер государства. Деревенская община, самоуправляющаяся, когда дело касается местных событий, и привыкшая к обсуждению, является распро­страненным институтом в оседлых сообществах, продолжателем автономии, прежде существовавшей в клане. «Именно человек создает монархии и устанав­ливает республики, но община, кажется, произошла от руки самого господа».

Переполненные городские многоэтажки нанесли серьезный удар по пер­вичным отношениям, но они сохраняются еще в детских и семейных группах.

Под человеческой природой я понимаю те чувства и порывы, которые являются человеческими потому, что они превосходят таковые у низших жи­вотных, а также потому, что они присущи человечеству в целом, а не какой-либо отдельной расе или эпохе.

Речь идет о таких чувствах, как любовь, негодование, амбиции, тщесла­вие, преклонение перед героями, чувство социальной справедливости и не­справедливости. В этом смысле человеческая природа — сравнительно устой­чивый элемент общества.

Всегда и всюду люди добивались почета и избегали насмешек, считались с общественным мнением, заботились о благе детей, восхищались муже­ством, благородством и успехом. Можно с уверенностью утверждать, что люди были и остаются человечными. Чем больше вникаешь в жизнь дика­рей, даже тех, кто стоит на самой низшей ступени, тем более человечными и похожими на нас они предстают.

Возьмите для примера коренных жителей Центральной Австралии, опи­санных Г. Спенсером. У них нет правительства или культа, они едва способ­ны считать до пяти. Они великодушны друг к другу, жаждут добродетели, как они ее понимают, расположены к детям и женщинам.

Сравнивая между собой народы и исторические эпохи, мы убеждаемся в том, что их различия коренятся в социальной организации и иерархии от­ношений, а отнюдь не в природе человека и его способностях.

Нет лучше доказательства родового сходства человечества, чем то, с какой легкостью и радостью современный человек разбирается в литературе, изобра­жающей самые отдаленные эпохи — Гомер в сказаниях о Нибелунгах, еврейские священные книги, легенды американских индейцев, рассказы о жизни рейн-жеров, солдат, моряков, уголовников, бродяг. Чем проникновеннее изучается тот или иной период жизни, тем больше обнаруживается сходство с нами.

Возвращаясь к первичным группам, скажу: отстаиваемый здесь взгляд состоит в том, что человеческая природа — нечто такое, что не существует в отдельном индивиде.

Это групповая природа или первичная фаза общества, простое и незамут­ненное состояние социального разума. С одной стороны, это нечто большее, чем просто инстинкт, с другой — нечто меньшее, чем утонченно развитые идеи и чувства, породившие современные институты.

Человеческая природа развивается и выражает себя в тех межличностных группах, которые до известной степени сходны во всех обществах — в спортивно-игровых, семейных и соседских. Их сходство — основа для по­добия идей и чувств человеческой души.

Здесь и обретает человеческая природа. Мы не получаем ее от рождения; она приобретается только через товарищеские отношения. В изоляции она приходит в упадок.

Общество и индивид — неразделимые стороны единого целого. Где мы обнаруживаем индивидуальный факт, везде должны указать на сопутствую­щий ему социальный факт.

Если личности присуща универсальная природа, то должно быть нечто универсальное также в общении людей. Чем еще может быть человеческая природа, как не характерной чертой первичной группы?

Она не есть атрибут отдельного индивида, хотя делались и такие предпо­ложения, ибо ее типичные характеристики — привязанность, честолюбие, тщеславие и негодование — не существуют вне общества. Если она форми­руется в процессе общения, то какого рода или уровня должно быть обще­ние, чтобы развить ее?

Сложности общества преходящи, а человеческая природа — устойчива и универсальна. Жизнь семьи и соседской группы существенна по своему ге­незису, но не более того.

Сокращено по источнику: Cooley C.H. Primary Groups and Ideals // A Workbook and Reader in Sociology. Berkeley, California, 1968. P. 96—100. Пер. с англ. А.И.Кравченко.

Т. Парсонс