Современные риски страны глазами российских социологов
На рубеже тысячелетий тенденции глобализации стали огромной инновационно-преобразующей и разрушительной силой. Способность природы самовосстанавливаться и поддерживать развитие человечества оказалась небезграничной. Необычайно обострилась борьба за ресурсы, произошло небывалое расслоение мира по доходам, существенно увеличилась социальная дифференциация и масштабы нищеты населения. При этом тенденции движения к открытости, трансформации, неопределенностям и рискам стали, по существу, нормой бытия современного социума; закрытость, стабильность, определенность, как оказалось, носят исторически преходящий характер. Отмеченные общемировые процессы с небывалой доселе силой сказались на России, приступившей в этой ситуации к радикальным преобразованиям своего экономического и общественно-политического строя. По существу, речь идет о специфическом пути вхождения России в «общество риска». Как же он мыслится российским социологам, проживающим в различных регионах страны?
Некоторые особенности реформирующейся России
Ученые Института социологии РАН в рамках программы «Россия в глобализирующемся мире» по итогам основных исследований пришли к выводам, что травматические радикальные перемены, которые были весьма болезненны, ибо вынуждали россиян переосмыслить весь прежний социальный опыт, в основном позади. Тем не менее возникли новые конфликтные поля, производящие многообразные риски для человеческих ресурсов в различных сферах общественной жизни.
В докладе на II Российском социологическом конгрессе декан социологического факультета МГУ В.И. Добреньков отметил неутешительные результаты 12-летнего курса либеральных социально-экономических реформ. Среди них – риски неблагоприятной демографической ситуации. Согласно оптимистическому варианту прогноза демографической динамики России, разработанному Госкомстатом, население страны к 2016 г. сократится до уровня 138,7 млн. человек, по пессимистическому варианту - упадет до уровня 128,7 млн. человек337.
Наблюдается упадок более чем вдвое внутреннего валового продукта за десятилетие 1990 - 2002 гг. Происходит масштабная деиндустриализация страны, при которой развиваются лишь сырьевые отрасли.
В социальной сфере наблюдается беспрецедентно резкая поляризация доходов российских граждан. Здравоохранение, система образования, культура для многих россиян оказались нефункциональны. Развиваются многочисленные формы социальной деградации: наркомания, алкоголизм, бездомность, беспризорность, проституция, самоубийства, психические заболевания и т.д.
«Гуманизация» уголовного законодательства, правоохранительной системы в целом и, в частности, фактическая отмена смертной казни за особо тяжкие преступления на деле попустительствует преступникам и поощряет их к новым злодеяниям. Произошла колоссальная нравственно-психологическая деградация, деморализация населения, проявляющаяся в фактическом сломе трудовой этики, утверждении морали эгоизма, консьюмеризма.
Исследования последних лет характеризуют российское общество как пребывающее в состоянии, близком к динамическому хаосу. «Социальные трансформации, - отмечает А.В. Дятлов из Ростова-на-Дону, - содержат риск неуправляемых, непрогнозируемых изменений, когда «процесс» не просто корректируется, но его следствия выходят из-под контроля секторов трансформационного процесса. Российское общество сталкивается с рисками «сжатых» преобразований, «демодернизации» и «высокой современности». Отсутствие временного ресурса, доминирование идеи «догоняющей модернизации» вынуждают уповать на «стихийное», спонтанное развитие, кристаллизацию в броуновском движении социальных структур и социальных агентов «центров организации», будь то рыночный сектор экономики или модернизационные слои населения... «Проматывание» природного и унаследованного технического потенциала к началу XXI в. чревато угрозами социальной безопасности России: техногенные катастрофы, оскудение природного потенциала и загрязнение окружающей среды обуславливают сужение воспроизводства социальных ресурсов (социально-демографического, образовательного, интеллектуального, креативного)» [Дятлов А.В. Социальные ресурсы в обществе нестабильного развития / II ВСК. Т. 1. - С. 191 - 192].
Риски незавершенной модернизации дополняются в России рисками глобализационных тенденций и эффектов. Жизнь в обществе риска неразрывно связана с катастрофизмом как специфическим состоянием общественного сознания, отличающимся повышенной тревожностью, беспокойством, озабоченностью и т.д. Доминирование пессимистических настроений также составляет его отличительную черту.
Среди причин высокого уровня катастрофизма сознания современных россиян Е. А. Банных из Екатеринбурга называет следующие:
- Кризисное состояние российского общества - это основная причина. Кризис носит затяжной характер (он зародился в момент распада СССР и до сих пор актуален) и отличается системностью, т.е. вовлеченностью практически всех государственных и общественных институтов в процесс разрушения и деградации;
- Человечество сегодня оказалось не только свидетелем перехода от одного столетия к другому, оно перешагнуло порог третьего тысячелетия. Психологи уже давно отметили, что апокалиптические настроения особенно сильно проявляются в переходные периоды на рубеже столетий;
- Переход мировой цивилизации на новый этап развития - к постиндустриальному или информационному обществу. Новый тип общества характеризуется быстрыми темпами развития, непредсказуемостью и огромным объемом информации, с которым человеку сложно справиться [Банных Е.А. Катастрофизм общественного сознания современных россиян / II ВСК. Т. 1. - С. 188 - 189].
Основные проявления рисков глобализации в России
Риски глобализации для России социолог О.Н. Яницкий рассматривает в следующих аспектах:
1) статус ресурсной периферии означает расхищение накопленного человеческого капитала и научно-технического потенциала, включение механизма «отрицательной селекции» (П. Сорокин), резкое возрастание рискогенности среды обитания вследствие предельного износа систем жизнеобеспечения сложившихся центров производства и культуры;
2) изменяется логика формирования социального пространства (от территориального принципа к сетевому), его специфическая «глокализация» (ведущая роль в экономике и политике переходит к транснациональным центрам эксплуатации природных ресурсов). Формируется ресурсно-центрированная структура социальной жизни, разрушающая сложившиеся территориальные общности, их культурный капитал распыляется или эмигрирует. В конечном счете создается угроза расчленения социального пространства России;
3) социальный порядок все более подчиняется мощной и не имеющей обратной связи вертикали власти международных финансово-политических институтов («организационная безответственность», по У. Беку). Сетевой и поточный характер глобальных рисков (теневая и криминальная торговля, терроризм, наркобизнес) делают неэффективной территориальную организацию общественной безопасности;
4) под воздействием «сырьевой ориентации» изменяется социальная структура общества, каналы социальной и территориальной мобильности, появляется множество новых групп риска, формируются позитивные и негативные риск-солидарности. Поскольку «кокон основополагающего доверия» (Э. Гидденс) разрушен, индивидуальное и групповое поведение приобретает защитный характер;
5) в ценностно-нормативном плане глобализация ведет к конфликту социальных ориентиров и политических программ, формирующих социальное пространство России. Сегодня в обществе нет объединяющего взгляда на мир - есть множество конкурирующих мировоззренческих парадигм. Глобализация означает также инверсию исторического времени: прошлое России теряет власть над ее настоящим и будущим. Это в свою очередь создает опасность утери социальной идентичности России, риск ее превращения в «другое общество» [Яницкий О.Н. Риск глобализации / II ВСК. Т. 2. - С. 659 - 660].
В общем и целом, заключает О.Н. Яницкий, риски глобализации, понимаемые здесь как социально сконструированные квазисубъекты, являются для российского общества мощными, неконтролируемыми силами, которые делигитимируют и дестабилизируют ее социальные институты и общественную безопасность в целом. Сложилась ситуация, когда производство бедствий и разрушений стало доминирующим способом общественного производства. В то же время происходит «легитимация производства рисков, выгодная силам, находящимся за пределами критической зоны» [Яницкий О.Н «Критический случай»: социальный порядок в «обществе риска» // Социологическое обозрение, 2002. Т. 2. #2].
Риски смены идентичности
Риски смены идентичности для России связаны, как отмечено выше, не только с процессом глобальных изменений, но и внутренними процессами изменения социокультурного потенциала страны. Среди рисков смены идентичности социолог И.Г. Яковенко выделяет фрустрацию, аномию, деструктивное отношение к миру, рост агрессии внутри общества; утрату интегративного потенциала культуры (непонятно, кто мы и что нас объединяет); риски активизации альтернативных интеграторов и идентичностей (региональных, конфессиональных, этнических, цивилизационных) [Яковенко И.Г. Риски смены идентичностей / II ВСК. Т. 1. - С. 69].
Как подчеркивает З.А. Данилова из Улан-Удэ, социальная адаптация населения происходит в условиях:
· - распада традиционного образа жизни, норм и ценностей прежней системы. Обычный социальный мир рушится, появляются различные группы, субкультуры, которые не всегда взаимосвязаны с окружающей их социальной системой;
· - дефицита в информатизации социального пространства, интеллектуальной емкости используемых технологий, соответствующей квалификации работников, образования и других ресурсов;
· - разброса приспособлений - основная масса населения не успевает приспособиться к одним изменениям, как появляется необходимость приспосабливаться к следующим новациям;
· - отсутствия опыта прошлых адаптаций. «Социальная память» оказалась чистой, население было не готово к рыночным преобразованиям;
· - конфликта «тактической» и «стратегической» адаптации. Конфликт между узким, частным и широким, долгосрочным пониманием жизнеспособности, как правило, чаще разрешается в пользу первого. Наиболее ярким доказательством этого является слабое стремление государственных и частных структур к инвестициям в образование, отечественное производство, решение ряда других основных проблем, рассчитанных на перспективу;
· - наличия раскола в обществе на разных уровнях: политическом (терроризм как социальное явление, продолжающаяс война в Чечне); социальном (чрезмерная дифференциация населения, элиты отчуждены от населения); управленческом и территориальном (вследствие несовершенства рентной и региональной политики, неэффективного взаимодействия центра и регионов); этническом (межнациональные отношения в отдельных регионах довольно напряженные, отмечаются проявления национал-экстремизма, шовинизма) и др. [Данилова З.А. Социальная адаптация населения: некоторые условия и особенности процесса / II ВСК. Т. 3. - С. 190 - 191].
Население России неравномерно проходит стадии адаптации к новым условиям социально-экономического бытия. В литературе эта ситуация получила отражение в условном выделении групп «преуспевающих», «адаптированных» и «выживающих». И, следует добавить, не адаптированных и не умеющих (или не способных) выжить.
Т.П. Волкова из Екатеринбурга рассматривает бедность в российских условиях как фактор разнообразных социальных рисков, включая и риски смены идентичности. Общепринятым критерием бедности выступает соотношение среднедушевого дохода и прожиточного минимума (меньше, равен, несколько больше). Критерием также выступает соотношение среднедушевого дохода и средней заработной платы по стране (к бедным относят тех, у кого среднедушевой доход меньше 1/3 средней заработной платы по стране). О бедности судят по доле затрат на питание в расходах семьи (если расходы на питание более 70 %, семьи относят к бедным, в богатых семьях эта доля составляет 5 - 6 %). Уровень бедности можно также определить, если проанализировать распределение доходов среди населения, смертность, долю валового внутреннего продукта (ВВП), приходящегося на душу населения, грамотность взрослого населения и предстоящую продолжительность жизни. Вместе с тем, малоисследованной проблемой является изучение структуры бедности, распространения таких показателей, как риск бедности среди различных социальных, социально-демографических и профессиональных групп.
Невротизация населения выступает как компонент дезадаптации, зачастую приводящий к смене идентичности. «В условиях российских транзитивов, - отмечает P.P. Виньков из Саратова, - если человек не хочет, не может или не успевает адаптироваться к быстро меняющимся условиям жизнедеятельности, то формирующаяся новая рыночная среда становится агрессивной по отношению к нему и вынуждает его действовать по новым правилам. Игры же по новым правилам зачастую приводят к невротизации населения. Взятая в больших масштабах - на уровне общества - невротизация проявляется в росте потребления алкоголя и наркотиков, в повышении травматизма, в сокращении продолжительности жизни, в росте числа самоубийств и агрессивных проявлений».
Возможности гражданского общества в минимизации рисков
Современные российские условия в ситуации общества риска выдвигают на первый план антирисковую тактику и стратегию гражданского общества.
Как считает Я.А. Маргулян из Санкт-Петербурга, уровень социальной безопасности гражданского общества как специфической сферы социума обеспечивается: наличием юридических законов, защищающих права и свободы общественных институтов и граждан; готовностью и способностью властных структур выполнять свои обязанности перед обществом; высокой степенью организованности самого общества; отсутствием антагонистических противоречий в его социальной структуре; созданием в обществе нормально функционирующей социальной инфраструктуры и социализации личности; существованием в обществе авторитетных самостоятельных партий, общественных организаций и движений, защищающих интересы граждан. В рамках гражданского общества управление социальными рисками институционализируется как социально-диагностическая и социоинтегративная составляющая политики.
По мнению москвички М.А. Финевой, в ходе управления социальными рисками, «система социальных, экономических, правовых, культурно-информационных мер, направленных на минимизацию риска, усиливает эффективность молодежной политики двумя способами: формированием культуры риска и содействием группам «минимального риска»«. Управление социальными рисками предполагает их калькуляцию, исчисление вероятных потерь и приобретений, рационализацию конструктивных стратегий. Рынок культивирует потребности, которые практически беспредельны. И тем самым стимулирует производство рисков. Культура риска содержит самоограничение потребностей, ориентирована на инвайроменталистскую парадигму. Задача управления социальными рисками состоит в придании функциональности культуре риска, в внедрении образцов антирискового поведения.
Минимизация риска возможна на путях реализации программ социальной интеграции молодежи (профессионально-трудовой, социокультурной, гражданской): только сокращением социальной неопределенности, социальной деградации общества можно оптимизировать социальное размещение риска.
Цель этих скоординированных усилий - обеспечение оптимального соразвития биосферы и цивилизации в направлении ноосферы. А.Д. Урсул и А.Л. Романович определяют такое развитие «как стабильное социально-экономическое сбалансированное развитие, не разрушающее окружающую природную среду и обеспечивающее непрерывный прогресс общества. На определенном этапе этого развития должно появиться качественно новое социоприродное состояние - ноосфера.