Феноменологическая социология. Большое воздействие на развитие ряда разделов современной социо­логии Запада оказала так называемая феноменологическая социология

Большое воздействие на развитие ряда разделов современной социо­логии Запада оказала так называемая феноменологическая социология, оригинальная версия которой была разработана австрийским (до 1938 г.) философом и социологом, профессором социологии нью-йоркской школы социальных исследований (с 1953 г.) Альфредом Шюцем (1899-1959).

Опираясь как на учение Э. Гуссерля, так и на идеи М. Вебера, Дж. Г. Мида, А. Бергсона, У. Джеймса, Шюц в своем основном труде «Феноменология социального мира» (1932) выдвинул собственную концепцию понимающей социологии, пытаясь решить применительно к сфере социального знания по­ставленную Гуссерлем задачу - восстановить связь абстрактных научных по­нятий с жизненным миром, миром повседневного знания и деятельности.

Шюц утверждал, что наше знание о мире являет собой определенный набор типологических конструкций, которые направляют и определяют наше понимание социальных ситуаций, а также других индивидов, ибо

позволяют делать заключения относительно неизвестных нам мотиваций этих других. В соответствии с представлениями о том, что же «в действи­тельности происходит», мы подыскиваем, по Шюцу, наиболее приемле­мые из доступных нам рецептов достижения стоящих перед нами целей («как в поваренной книге»).

Шюц выделяет три типа критериев [45. С. 39-40], структурирующих явления и объекты, интересные и важные для нас. «Тематические» крите­рии служат нам для ориентации в актуальных делах (дружеская беседа, назначение на должность, вынесение приговора судом и т. д.), возникаю­щих в той или иной социальной ситуации. Типизация же «тематизированных» индивидов, символов и объектов происходит в согласии со схе­мой «интерпретационных» критериев, а приписывание значений участни­кам взаимодействия - путем обращения к соответствующим «мотивационным» критериям. «Правильность» этих критериев обычно подтвер­ждается действиями и словами других индивидов, которые (с точки зре­ния любой практической цели) могут рассматриваться как живущие в том же самом субъективном мире. Следовательно, обыденное знание, по Шю­цу, выступает одновременно и рациональным, и моральным. Оно рацио­нально потому, что следует общепринятой логике, и потому, что оно почти всегда «правильно» - в том смысле, что производимый им образ мира постоянно подтверждается другими. Оно морально, потому что отвергает то, что, «как всякому известно» (всякому «нормальному» человеку, имею­щему выбор способов поведения), считается отклоняющимся и требующим соответствующих санкций поведением. Санкции же, как трактует это Шюц, необходимы, ибо такое поведение угрожает принятом)' на веру статусу мира.

Главная цель социальных наук, по Шюцу, состоит в «получении орга­низованного знания о социальной реальности» [91. V. 1. Р. 53]. Социаль­ная реальность при этом определяется как общая сумма объектов и явле­ний социокультурного мира, каким он предстает обыденному сознанию людей, живущих среди других людей и связанных с ними многообразны­ми отношениями взаимодействия.

Таким образом, главной методологической задачей социологии являет­ся, согласно Шюцу, открытие общих принципов организации повседнев­ной жизни. «Общая социология», как он ее именует, призвана «реактиви­ровать процессы (сознания), сформировавшие устоявшиеся слои значе­ний..., объяснить интенциональную природу перспектив релевантности и горизонтов интереса... Осуществить это на уровне обыденной интерсубъ­ективности - задача традиционных наук о культуре, прояснение же их специфических методов является частью конститутивной феноменологии естественной установки» [91. V. 1. Р. 136-137].

Полагая, что позитивизм неправильно понимает природу социальных явлений, приписывая им сходство с явлениями природы, Шюц подчерки-

вал, что мир природы не обладает внутренней смысловой структурой: «Дело естествоиспытателей решать, какая область природного универсу­ма, какие факты и события этой области и какие аспекты таких фактов и событий тематически релевантны их специфической цели. Эти факты и события не отобраны предварительно и не истолкованы, они не обнаружи­вают внутренней значимости. Значимость не присуща природе, как тако­вой, она является результатом селективной и интерпретирующей деятель­ности человека в рамках природы или ее наблюдения. Факты, данные и события, с которыми имеет дело естествоиспытатель, - это факты, данные и события в поле его наблюдения, а это поле ничего не «значит» для мо­лекул, атомов и электронов внутри него» [91. V. 1. Р. 5].

Таким образом, своими познавательными способностями естественные науки обязаны не столько применяемым правилам исследования, сколько царящему среди специалистов глубокому согласию относительно природы мира, к которому адресуются эти правила, в свою очередь организованные в соответствии с этой природой.

Социальный же мир, по Шюцу, - это мир, конституированный смыс­лом. Социальным явлениям внутренне присущ смысл. «Социальный мир -поле наблюдения социолога - не является по сути своей бесструктурным. Для людей, живущих, мыслящих и действующих в этом мире, он имеет свое особое значение и структуру релевантностей. Эти люди еще до появ­ления социологии определенным образом расчленили и осмыслили этот мир при помощи набора обыденных конструктов, детерминирующих их поведение, определяющих цели их деятельности и доступные средства -короче, помогающих им определиться в природном и социокультурном мире с тем, чтобы жить и действовать в согласии с этим миром» [91. V. 2. Р. 5-6].

Социальный мир, согласно концепции Шюца, - это повседневный мир, переживаемый и интерпретируемый действующими в нем людьми как структурированный мир значений, выступающих в форме типических представлений об объектах этого мира. Эти типические представления приобретают форму обыденных интерпретаций, конституирующих налич­ное знание, которое вместе с личным опытом действующего индивида являет­ся принимаемой на веру совокупностью средств ориентации в этом мире.

Вводя в понятийные ряды собственно социологии термин «интер­субъективный», Шюц употреблял его для описания некоторых аспектов взаимной связи людей как существ жизненного мира. Основная форма интерсубъективности описывается Шюцем при помощи тезиса о «взаим­ности перспектив», предполагающего наличие двух идеализации. Эти идеализации представляют собой принимаемые как нечто само собой ра­зумеющееся «правила» социальной жизни. Первое из них - правило «взаимозаменяемости точек зрения», следуя которому каждый из нас при­нимает на веру следующий факт. «Я и любой другой человек будем оди-

каково воспринимать наш общий мир, если мы поменяемся местами так, чтобы мое «Здесь» превратилось в его, а его «Здесь», которое для меня сейчас «Там», - в мое. Мы полагаем, что в случае подобной трансформа­ции мест наши способы переживания мира окажутся идентичными». Вто­рой идеализацией является правило «совпадения систем релевантностей». «Я и любой другой человек принимаем на веру тот факт, что, несмотря на уникальность наших биографических ситуаций, различие используемых нами систем критериев значимости несущественно с точки зрения налич­ных целей». Мы оба считаем, по словам Шюца, что «Я и он, то есть «мы», интерпретируем актуально или потенциально общие нам объекты, факты и события «эмпирически тождественным», т. е. практически достаточно одинаковым образом» [91. V. 1. Р. 316].

Методологические проблемы социологии, обнаруживаемые и прояс­няемые благодаря принятию феноменологической точки зрения, формули­руются, таким образом, Шюцем так: «Как я с позиций моей установки, как человек среди других людей или как социолог, могу обрести ко всему этому доступ, если не путем обращения ко всей совокупности опыта, со­держащегося в устоявшихся истолкованиях, выработанных в ходе всей моей сознательной жизни? И как иначе могут быть обоснованы методы истолкования социальных взаимосвязей, если не путем детального описа­ния лежащих в их основе предпосылок и необходимо следующих из них выводов?» [91. V. 1.Р. 117].

Неудивительно поэтому, что самой трудной из стоящих перед социоло­гом задач Шюц считал проблему выработки объективных понятий и объ­ективно верифицируемых теорий, описывающих структуры значений. Шюц пишет в этом контексте: «Научное мышление предполагает исполь­зование конструктов (то есть совокупности абстракций, обобщений, фор­мализации, идеализации), специфических для соответствующего уровня организации мышления. Строго говоря, не существует фактов самих по себе в чистом виде. Все факты с самого начала оказываются вычлененны­ми из универсального контекста посредством деятельности нашего созна­ния. Они, таким образом, всегда суть интерпретированные факты и либо рассматриваются вне контекста, будучи изъяты из своего окружения в процессе сознательного абстрагирования, либо анализируются в специфи­ческом ситуационном контексте. В любом случае они обладают внутрен­ним и внешним горизонтами интерпретации» [91. V. 1. Р. 4].

В этой связи Шюц обращал особое внимание на то, что он обозначал как «научную установку», позволяющую исключить наличную биографи­ческую ситуацию наблюдателя и связанную с нею естественную установ­ку, позволяя социологу определить, что имеет значение для решения инте­ресующих его проблем.

«Принять установку научного наблюдателя жизненного мира,- пишет Шюц, - значит не считать более себя и свои собственные интересы центром этого мира, а найти другую точку отсчета для ориентации по отно­шению к явлениям» [91. V. 1. Р. 37].

Правила же образования социологических понятий и конструирования социологических объяснений, по Шюцу, предполагают наличие прямой и отчетливо прослеживаемой преемственности между социологическими понятиями и типологическими конструктами, которыми пользуются сами индивиды для обозначения явлений собственного социального опыта. Тем самым социологическое описание обосновывается на уровне значений и обеспечивается возможность его обратного перевода, то есть перевода на язык значений, свойственных самой исследуемой реальности. Таким обра­зом, обоснованность всякого социологического объяснения должна опре­деляться с помощью предложенного Шюцем критерия адекватности: дей­ствия участников должны объясняться в терминах социальных значений (критерий субъективной интерпретации), причем это должны быть такие значения, которые действительно используются участниками для катего­ризации этой деятельности и могут опознаваться ими как таковые (критерий субъективной адекватности).

Формулируя же различия между собственно феноменологией и социо­логией, Шюц акцентировал внимание на том, что «феноменологу... нет дела до самих объектов. Его интересуют их значения, конституированные деятельностью нашего разума» [91. V. 1. Р. 115].

В итоге для феноменолога, в отличие от социолога, данные опыта представляет собой самоданность объекта в опыте феноменолога. Социо­лог же черпает данные из иных источников, нежели его собственный ин­туитивный опыт [45. С. 223].

Анализ свойств обыденного мышления и деятельности явился, пожа­луй, самым значительным достижением феноменологически ориентиро­ванной социологии Шюца. Он показал и доказал, что наиболее полно и последовательно человеческая субъективность реализуется в мире повсе­дневности. Повседневность - одна из сфер человеческого опыта, характе­ризующаяся особой формой восприятия и осмысления мира, возникающей на основе трудовой деятельности.

Социология Шюца не только существенно разнообразила спектр на­личных версий социологического теоретизирования на Западе, но и сумела явно обозначить принципиально нетрадиционные исследовательские гори­зонты.