Маркс — Энгельс и их предшественники: от выискивания предвосхищений к предвидению 2 страница

Функции классической теории

Даже основоположнику нельзя позволить исказить исследуемую нами фундаментальную разницу между подлинной историей и сис­тематикой социологической теории, поскольку различие, подчерки­ваемое нами, мало, если вообще похоже на разграничение, сделанное

Письмо было адресовано Александру Брайану Джонсону и напечатано в новом издании его замечательного «Трактата о языке» [Treatise on Language/, ed. by. David Rymn (Berkeley University of California Press, 1959), 5—6. — Примеч. автора.

Контом. Истинная история социологической теории должна пред­ставлять собой нечто большее, чем хронологически упорядоченный набор критических обзоров определенных доктрин. Она должна за­ниматься взаимодействием теории и таких вопросов, как социальное происхождение и статусы ее представителей, меняющаяся социальная организация социологии, изменения идей в результате их распрост­ранения, и их связи с окружающей социальной и культурной струк­турой. Теперь мы хотим обрисовать некоторые отличительные функ­ции систематики теорий, основываясь при этом на классических фор­мулировках социологической теории.

Ситуация в естественных и биологических науках продолжает зна­чительно отличаться от ситуации в социальных науках и социологии в частности. Хотя физику как таковому нет необходимости с головой уходить в Prinicipia Ньютона или биологу как таковому читать и пере­читывать «Происхождение видов» Дарвина, то у социолога кактаково-го скорее, чем у историка социологии, есть достаточные основания изу­чать работы Вебера, Дюркгейма, Зиммеляи, коли на то пошло, иногда возвращаться к работам Гоббса, Руссо, Кондорсе или Сен-Симона.

Причина этого различия была изучена здесь детально. Данные говорят о том, что в целом естествознание больше, чем социальные науки, преуспело в извлечении соответствующих накопленных ранее сведений и во включении их в последующие формулировки. В социо­логии случаи забвения классических формулировок из-за такого вклю­чения встречаются пока редко. В результате не извлеченную никем ра­нее информацию все еще можно успешно использовать как новую отправную точку и современное применение прошлой теории весьма разнообразно, о чем свидетельствует диапазон функций, которые вы­полняют ссылки на классическую теорию.

Иногда цель ссылки состоит в том, чтобы просто прокомменти­ровать классиков или привлечь авторитетный источник и тем самым придать весомость теперешним идеям. Цитата приводится для того, чтобы отразить элементы родства между собственными идеями и иде­ями предшественников. Многим социологам доводилось пережить удар по самолюбию, когда они обнаруживали, что самостоятельно сделанное ими открытие поневоле оказывается повторным и что, более того, язык этого классического предоткрытия, давно исчез­нувшего из поля зрения, настолько живой, выразительный или на­столько содержательный, что их собственное открытие становится всего лишь второстепенным. Раздираемые противоположными чув­ствами — переживая, что их опередили, и наслаждаясь красотой пре­жней формулировки, они цитируют классическую идею.

Лишь немногим отличаются от таких ссылок на классические тру­ды те заметки, которые делает читатель, переполненный своими соб-

ственными идеями, когда обнаруживает в ранней книге именно то, к чему пришел сам. Идею, пока незаметную другим читателям, отмеча­ют именно потому, что она близка разработавшему ее самостоятель­но. Часто предполагают, что упоминание раннего источника обяза­тельно означает, что идея или данные в этой ссылке впервые пришли в голову после чтения классиков. Однако есть много свидетельств тому, что более ранний отрывок замечают лишь потому, что он со­гласуется с тем, к чему читатель уже пришел сам. Здесь мы сталкива­емся с невероятным событием: диалогом между мертвыми и живыми. Они не слишком отличаются от диалогов между современными уче­ными, в которых каждый радуется, когда обнаружит, что другой со­гласен с тем, что до сих пор было идеей, рассматриваемой в одиноче­стве и, возможно, даже казавшейся сомнительной. Идеи приобрета­ют новую весомость, когда их самостоятельно высказывает другой, будь то в печати или в разговоре. Когда ученый наталкивается на них в печати, то единственное преимущество заключается в уверенности, что ученый знает, что не было неумышленного пересечения книги или статьи со своей более ранней формулировкой той же идеи.

Есть еще один способ ведения «диалога» с классическими труда­ми. Современный социолог часто наталкивается на трактовку клас­сиков, подвергающую сомнению идею, которую он готов был выдви­нуть как состоятельную. Следующие за этим размышления действу­ют отрезвляюще. Более поздний теоретик, вынужденный допустить, что он ошибся, заново исследует свою идею и, если находит, что она действительно несовершенна, формулирует ее в новом варианте, из­влекая пользу из состоявшегося, но нигде не зарегистрированного диалога.

Четвертая функция классиков в том, что они являются эталоном интеллектуальной работы. Следя затем, как глубоко проникают в суть явлений великие умы, такие, какими в социологии были Дюркгейм и Вебер, мы обретаем критерии, необходимые для настоящей социоло­гической проблемы — той, которая осмысляется теорией, — и узнаем, что представляет собой адекватное теоретическое решение проблемы. Классики — это то, что Салвемини любил называть libri fecondatori — книги, развивающие способности требовательных читателей, которые уделяют им пристальное внимание. Видимо, именно этот процесс и заставил великого юного норвежского математика Нильса Абеля от­метить в своей записной книжке: «Мне кажется, что если хочешь до­биться чего-то в математике, надо изучать учителей, а не учеников»72.

Отрывок из записной книжки Абеля приводится в Oystein Ore, Niels HenrikAbel: Mathematician Extraordinary (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1957), 138. — Примеч. автора.

В конце концов, если классическая социологическая книга или статья стоит того, чтобы ее вообще читать, то ее стоит и периодичес­ки перечитывать, поскольку то, что сообщает печатная страница, от­части меняется в результате взаимодействия между покойным авто­ром и живым читателем. Точно так же, как бывает разной Песня пес­ней, когда читаешь ее в 17 лет и в 70, так и «Wirtschaft und Gesellschaft» Вебера, «Самоубийство» Дюркгейма или «Soziologie» Зиммеля различ­ны, когда их читают в разные времена. Ибо точно так же, как новые сведения имеют обратное воздействие, помогая распознать предви­дение и предвосхищение в ранних работах, так и изменения в совре­менной социологической науке, проблемах и круге интересов социо­логов позволяют найти новые идеи в работе, которую мы уже читали. Новый контекст текущих достижений в нашей собственной интел­лектуальной жизни или в самой дисциплине высвечивает идеи или намеки на идеи, которые мы упустили, читая работу раньше. Конеч­но, этот процесс требует интенсивного чтения классиков и такого рода сосредоточенности, которую проявил тот воистину преданный науке ученый (описанный Эдмундом Уилсоном), который, когда его рабо­ту прервал стук в дверь, открыл ее, задушил незнакомца, стоявшего на пороге, и затем снова вернулся к своей работе.

В качестве неформальной проверки потенциально творческой функции перечитывания классиков достаточно изучить записи на полях и другие заметки, сделанные нами в классической работе, ког­да мы ее читали, а затем перечитывали годы спустя. Если книга сооб­щает нам абсолютно то же самое во второй раз, мы или переживаем сильный интеллектуальный застой, или в классической работе мень­ше интеллектуальной глубины, чем ей приписывалось, или, к несча­стью, верно и то и другое.

То, что характерно для интеллектуальной жизни отдельного со­циолога, может стать типичным для целых поколений социологов. Ведь по мере того, как каждое новое поколение накапливает свой соб­ственный запас знаний и тем самым повышает свою восприимчивость к новым теоретическим проблемам, оно начинает видеть много но­вого в прежних работах, сколько бы ни обращались к ним до этого. В пользу перечитывания старых работ можно сказать многое, особенно в такой не полностью сложившейся области, как социология, при ус­ловии, что это изучение представляет собой нечто большее, чем без­думную мимикрию, посредством которой серость выражает свою при­знательность величию. Повторное чтение прежней работы при све­жем восприятии позволяет современным социологам по-новому вос­принимать то, что неясно вырисовывалось в ходе первоначального

изучения, и в результате объединить старое, полусформировавшееся представление и проходящее заново исследование.

Таким образом, помимо чтения классиков с целью написания истории социологической теории, знакомство с ними и повторное обращение к их трудам имеет ряд функций. Они таковы: искреннее удовольствие при нахождении эстетически привлекательного и бо­лее убедительного варианта своих собственных идей, удовлетворение от независимого подтверждения этих идей великими умами, воспи­тательная функция установления эталонов социологической работы и эффект взаимодействия при разработке новых идей, когда обраща­ются к более старым работам в контексте современных знаний. Каж­дая функция вызвана недостаточной востребованностью прошлой со­циологической теории, которую еще пока полностью не впитала в себя последующая идея. По этой причине социологи в наши дни должны и впредь вести себя не так, как их современники в естественных на­уках, и больше уделять внимания знакомству с не такими уж далеки­ми предшественниками-классиками. Но если их цель — творчество, а не ханжеское почитание, если они хотят использовать прежние фор­мулировки теории, а не просто испытывать благоговение перед ними, они должны отличать схоластическую практику комментария и тол­кования от научной практики расширения предшествующей теории. И что самое важное, социологам надо различать две совершенно са­мостоятельные задачи: развитие истории социологической теории и развитие ее современной систематики.

II. О СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЯХ СРЕДНЕГО УРОВНЯ

Подобно многим другим часто применяемым словам, слово «тео­рия» грозит стать бессмысленным. Из-за разнообразия его референт­ных значений — куда входит все: от второстепенных рабочих гипотез и обстоятельных, но туманных и неупорядоченных рассуждений до аксиоматических систем мышления — употребление этого слова ско­рее затрудняет понимание, чем способствует ему.

Во всей этой книге термин социологическая теория относится к логически взаимосвязанным множествам утверждений, из которых можно вывести эмпирические закономерности. Везде в центре наше­го внимания находится то, что я называю теориями среднего уровня: это теории, находящиеся между второстепенными, но необходимы­ми рабочими гипотезами, появляющимися в изобилии в ходе проведе­ния рутинного исследования', и всеобъемлющими систематическими попытками разработать общую теорию, которая объяснит все наблю­даемые закономерности социального поведения, социальной органи­зации и социального изменения2.

Теория среднего уровня используется в социологии в основном как ориентир для эмпирического исследования. Она находится меж­ду общими теориями социальных систем, слишком далекими от час-

© Перевод. Егорова Е.Н., 2006

1 «Рабочая гипотеза» мало чем отличается от разумного образа действия, харак­терного для всех нас в повседневной жизни. Когда мы сталкиваемся с определенны­ми фактами, в голову приходят определенные альтернативные объяснения, и мы при­ступаем к их проверке». James B. Conant, On Understanding Science (New Haven: Yale University Press, 1947), 137, n. 4. — Примеч. автора.

1 В этом обсуждении использована и расширена рецензия на статью Парсонса о положении социологической теории на заседаниях Американского социологического общества в 1947 г., в сжатом виде опубликованная в American Sociological Review, 1949, 13, 164—168. В нем также использованы последующие дискуссии: R.K. Merton, «The role-sets: problems in sociological theory», The British Journal of Sociology, июнь 1957, 8, 106—120, на 108—110; R.K. Merton, «Introduction» to Allen Barton, Social Organization under Stress: A sociological Review of Disaster Studies (Washington, D.C.: National Academy of Sciences — National Research Council, 1963), xvii-xxxvi, на xxix-xxxvi. — Примеч. автора.

тных классов социального поведения, организации и изменения, что­бы объяснить наблюдаемые явления, и теми подробными четкими описаниями частностей, которые совершенно не обобщены. Теории среднего уровня, разумеется, содержат отвлеченные понятия, но они достаточно тесно связаны с наблюдаемыми данными, чтобы их мож­но было ввести в утверждения, допускающие эмпирическую провер­ку. Теории среднего уровня, как видно из их названий, касаются со­вершенно определенных аспектов социальных явлений. Мы говорим о теории референтных групп, социальной мобильности или ролевого конфликта и формирования социальных норм точно так же, как о теории цен, теории вирусных заболеваний или о кинетической тео­рии газов.

Конструктивным идеям в таких теориях свойственна простота: возьмем, например, теорию магнетизма Гильберта, теорию атмосфер­ного давления Бойля или теорию формирования коралловых остро­вов Дарвина. Гильберт начинает с относительно простой идеи о том, что Землю можно представить как магнит; Бойль — с простой идеи о том, что атмосферу можно представить как «море воздуха»; Дарвин — с идеи о том, что атоллы можно представить как направленный вверх и наружу рост кораллов над уровнем островов, которые уже давно погрузились в море. В каждой из этих теорий создан некий образ, бла­годаря которому можно прийти к определенным заключениям. При­ведем всего один пример: если считать атмосферу морем воздуха, то тогда, как заключает Паскаль, на вершине горы атмосферное давле­ние должно быть меньше, чем у ее основания. Так начальная идея подсказывает особые гипотезы, которые проверяются тем, получают ли эмпирическое подтверждение сделанные на их основе выводы. Плодотворность самой идеи проверяется тем, что констатирует круг теоретических проблем и гипотез, позволяющих выяснить новые ха­рактеристики атмосферного давления.

Во многом сходным образом теория референтных групп и отно­сительной депривации начинается с простой идеи, выдвинутой Джей­мсом, Болдуином и Мидом и развитой Хайменом и Стауффером, о том, что за основу самооценки люди принимают стандарты других «значимых» людей. Некоторые выводы, сделанные на основе этой идеи, расходятся с разумными ожиданиями, основанными на неизу­ченном множестве «самоочевидных» предположений. Здравый смысл, например, подсказывает, что чем больше сам ущерб, нанесенный се­мье при массовом бедствии, тем более обделенной она будет себя чув­ствовать. Это представление основано на неизученном предположе­нии, что величина объективного ущерба находится в линейном соот­ношении с субъективной оценкой ущерба и что эта оценка ограни-

Мертоп «Социальп. теория»



чивается собственным опытом. Но теория относительной деприва­ции приводит к совершенно другой гипотезе, а именно: самооценки зависят от сравнения своего собственного положения с положением других людей, с которыми мы себя сопоставляем. Согласно этой тео­рии, таким образом, предполагается, что при определяемых условиях семьи, понесшие тяжелые утраты, будут себя чувствовать менее обде­ленными, чем понесшие меньшие утраты, если окажутся в ситуации, позволяющей им сравнивать себя с другими людьми, пострадавши­ми еще больше. Например, именно те люди, которые сами испытали огромные лишения в зоне наибольшего ущерба от бедствия, видят вокруг себя тех, кто пострадал еще больше. Эмпирическое исследова­ние подтверждает теорию относительной депривации, а не предполо­жение, сделанное на основе здравого смысла: «ощущение, что твое по­ложение относительно лучше, чем у других, возрастает при объектив­ном ущербе, доходя до категории наибольшего ущерба», и лишь потом идет на убыль. Эта последняя модель укрепляется из-за склонности средств массовой информации делать утверждения о том, что «наибо­лее пострадавшие обычно фиксируют себя как референтную группу, относительно которой даже другие пострадавшие могут делать срав­нения в свою пользу». В ходе дальнейшего обследования выясняется, что эти модели самооценки, в свою очередь, влияют на распределе­ние морального состояния в среде выживших и на их мотивацию в оказании помощи другим3. В пределах отдельного класса поведения, таким образом, теория относительной депривации приводит нас к набору гипотез, которые можно проверить эмпирически. Подтверж­денный вывод можно сформулировать довольно просто: когда мало людей пострадало в основном в одной и той же степени, боль и поте­ря каждого кажется огромной; когда многие пострадали в совершен­но разной степени, даже довольно большие потери кажутся малыми, когда их сравнивают с более значительными. На вероятность самого факта сопоставления влияет различная очевидность потерь большей и меньшей степени.

Специфика этого примера не должна затемнять общий характер теории среднего уровня. Очевидно, что поведение людей при массо­вом бедствии — всего лишь одна из бесконечного множества конк­ретных ситуаций, к которым можно эффективно применить теорию референтных групп; точно так же это касается теории изменения в социальной стратификации, теории авторитета, теории институцио­нальной взаимозависимости и теории аномии. Понятно, что эти тео­рии среднего уровня не были логически выведены из единой всеобъ­емлющей теории социальных систем, хотя в своем окончательном виде

3 Barton, op. cit., 62—63, 70—72, 140, и Введение, XXIV—XXV. — Примеч. автора.

ут не противоречить ей. Более того, каждая теория — это нечто большее, чем простое эмпирическое обобщение, то есть отдельное утверждение, суммирующее наблюдаемые закономерности отноше­ний между двумя или более переменными. Теория содержит множе­ство предположений, из которых получены сами эмпирические обоб­щения.

Еще один пример теории среднего уровня в социологии может помочь нам определить ее характер и применения. Теория набора ролей4 начинается с образного представления, как социальный ста­тус «встроен» в социальную структуру. Этот образ не сложнее, чем образ атмосферы как моря воздуха у Бойля или образ Земли как маг­нита у Гильберта. Однако, как и в случае со всеми теориями среднего уровня, их доказательство заключается в применении, а не в том, что­бы мгновенно объявить появляющиеся идеи очевидными или стран­ными, полученными из более общей теории или предназначенными для решения частного класса проблем.

Несмотря на самые разные значения, закрепленные за понятием социального статуса, по одной из социологических традиций оно пос­ледовательно применяется к положению в социальной системе с его отличительным набором определенных прав и обязанностей. Соглас­но этой традиции, представленной Ральфом Линтоном, родственное понятие социальной роли относится к поведению носителей статуса, ориентированному на принимаемые за образец ожидания со сторо­ны других людей (тех, кто дает права и требует выполнения обяза­тельств). Линтон, как и многие другие представители в этой школе, придерживается давно признанного всеми базисного положения: каж­дый человек в обществе непременно имеет многочисленные статусы и у каждого статуса есть своя связанная с ним роль.

Здесь-то и начинается расхождение теории набора ролей с этой давно установившейся традицией. Разница поначалу мала — на­столько, сказали бы некоторые, что ее можно считать несуществен­ной, — но изменение угла зрения постепенно ведет к все большим фундаментальным теоретическим различиям. Теория набора ролей исходит из той идеи, что каждый социальный статус подразумевает не одну-единственную связанную с ним роль, а совокупность ролей. Эта особенность социальной структуры приводит к понятию набора ролей: того комплекса общественных отношений, в который люди вступают просто в силу занимаемого ими определенного социально­го статуса. Так, человек со статусом студента-медика играет не толь-

4 На следующих страницах использована работа Merton «The role-set», op. cit. — Примеч. автора.

ко роль студента, чей статус находится в определенном отношении к статусу своих преподавателей, но и комплекс других ролей, связыва­ющих его разным образом с другими людьми в этой системе: другими студентами, врачами, сестрами, социальными работниками, медика­ми-лаборантами и им подобными. Опять-таки, статус школьного учи­теля имеет свой отличительный набор ролей, связывающий учителя не только с обладателем соотносительного статуса, учеником, но так­же с коллегами, директором школы, министерством образования, профессиональными ассоциациями и, в Соединенных Штатах, с ме­стными патриотическим организациями.

Заметим, что набор ролей отличается от того, что социологи дав­но называют «множественными ролями». Последний термин тради­ционно относится не к комплексу ролей, связанных с одним соци­альным статусом, а к разнообразным социальным статусам (часто в разных институтах общества), которые приобретают люди — напри­мер, у одного человека могут быть разнообразные статусы врача, мужа, отца, профессора, церковного старосты, члена партии консерваторов и армейского капитана. (Этот комплекс отдельных статусов челове­ка, каждый со своим собственным набором ролей, является набором статусов. Это понятие породило свой собственный комплекс анали­тических проблем, которые исследуются в главе XI.)

Вплоть до этого момента концепция набора ролей была просто образом для представления компонента социальной структуры. Но этот образ — начало, а не конец, поскольку непосредственно ведет к определенным аналитическим проблемам. Из понятия набора ролей непосредственно вытекает, что социальные структуры ставят перед нами задачу четко сформулировать компоненты бесконечных набо­ров ролей — то есть функциональную задачу, — постараться как-то их упорядочить для достижения ощутимой степени общественного порядка, достаточной, чтобы позволить большинству людей большую часть времени заниматься своим делом и чтобы при этом их не ско­вывали глубокие конфликты в своих наборах ролей.

Если это относительно простая идея набора ролей имеет теорети­ческую ценность, она должна породить четко определенные пробле­мы для социологического исследования. Так оно и происходит5. Воз­никает общая и определенная проблема идентификации социальных

5 Более раннюю версию этой развивающейся идеи см. в Merton, «The social-cultural environment and anomie», в Helen L. Witmer and Ruth Kotinsky, ed., New Perspective for Research on Juvenile Delinquency: доклад на конференции по релевантности и взаимо­связям определенных понятий из социологии и психиатрии для преступности, со­стоявшейся 6 и 7 мая 1955 г. (Washington, D.C.: U.S. Department of Health < Education, and Welfare, 1956), 24—50, на 47—48. — Примеч. автора.

ханизмов (то есть социальных процессов, имеющих конкретные по-ледствия для конкретных частей социальной структуры), в которых в остаточной мере артикулированы ожидания носителей данного на­бора ролей: ослабить конфликты ролей для их носителя. Затем возни­кает следующая задача: обнаружить, как приходят в действие эти ме­ханизмы, чтобы можно было объяснить, почему они не срабатывают или вообще не проявляются в некоторых социальных системах. И наконец, подобно теории атмосферного давления, теория набора ро­лей прямо указывает на соответствующее эмпирическое исследова­ние. В монографиях о деятельности разнообразных типов официаль­ных организаций на основе эмпирических данных расширены теоре­тические представления о том, как функционируют наборы ролей на практике6.

Теория наборов ролей помогает уяснить еще один аспект социо­логических теорий среднего уровня. Они часто согласуются с самы­ми разнообразными так называемыми школами социологической те­ории. Насколько можно судить, теория наборов ролей не противоре­чит таким широким теоретическим ориентациям, как марксистская теория, функциональный анализ, социальный бихевиоризм, интег­ральная социология Сорокина или теория действия Парсонса. Это высказывание может ужаснуть тех, кого приучили считать, что шко­лы социологической мысли — это логически замкнутые и взаимоис­ключающие друг друга доктрины. Но на самом деле, как мы позже отметим в этом вступлении, всеобъемлющие социологические тео­рии имеют довольно свободные внутренние связи и внутренне мно­гообразны, они частично совпадают друг с другом, так что некую дан­ную теорию среднего уровня, в какой-то мере подтвержденную эмпи­рически, часто можно включать в такие всеобъемлющие теории, ко­торые в каких-то отношениях противоречат друг другу.

Пояснить это довольно нетипичное мнение можно, рассмотрев заново теорию наборов ролей как теорию среднего уровня. Мы отхо­дим от традиционного понятия, допустив, что один статус в обще-

6 Если можно судить по динамике развития в науке, кратко изложенной в преды­дущей части этого введения, то теории среднего уровня, находясь близко к исследо­вательским рубежам науки, особенно часто являются результатом многократного и приблизительно одновременного открытия. Центральная идея набора ролей была не­зависимо разработана в важной эмпирической монографии Neal Gross, Ward S. Mason and A.W. McEachern, Explorations in Role Analysis: Studies of the School Superintendency Role (New York: John Wiley & Sons, inc., 1958). Значительные расширения теории вме­сте с эмпирическим исследованием можно найти в монографиях: Robert FL. Kahn et al-, Organizational /Stress: Studies in Role Conflict and Ambiguity (New York: John Wiley & Sons, 1964), см. 13-17 и passim; Daniel Katzand Robert L. Kahn, The Social Psychology of Organizations (New York: Johr Wiley & Sons, 1966) 172 ff. and passim. — Примеч. автора.

стве предполагает не одну роль, а комплекс связанных с ним ролей, соотносящий данного человека с разными людьми. Второе: мы отме­чаем, что данное понятие набора ролей порождает четко определен­ные теоретические проблемы, гипотезы, а также эмпирическое иссле­дование. Одна из основных проблем — это выяснить, какие социальные механизмы структурируют набор ролей и сокращают количество кон­фликтов между ролями. Третье: понятие набора ролей выводит нас на структурную проблему выявления таких видов общественного устрой­ства, которые объединяют, а не только противопоставляют ожидания разных членов данного набора ролей. Понятие множественности ро­лей, с другой стороны, сосредоточивает наше внимание на ином и, не­сомненно, важном вопросе: какотдельные носители статусов справля­ются со многими и часто противоположными требованиями, предъяв­ляемыми к ним? Четвертое: понятие набора ролей приводит нас к даль­нейшему вопросу о том, как возникают эти социальные механизмы. Ответ на этот вопрос позволяет объяснить многие конкретные слу­чаи, когда набор ролей действует неэффективно. Это не означает, что в целом мы исходим только из функциональности всех социальных механизмов. Мы допускаем ее не больше, чем теория биологической эволюции, предполагающая, что никаких дисфункциональных изме­нений не происходит. И наконец, логика анализа, представленная этой социологической теорией среднего уровня, полностью построе­на на элементах социальной структуры, а не на конкретных истори­ческих описаниях отдельных социальных систем. Таким образом, тео­рия среднего уровня позволяет выйти за пределы мнимой проблемы теоретического конфликта между номотетическим и идиотетическим, то есть между общим и совершенно частным, между обобщающей социологической теорией и историзмом.

Следовательно, согласно теории набора ролей, всегда есть веро­ятность существования отличающихся друг от друга ожиданий сре­ди участников набора ролей относительно того, что является подхо­дящим поведением для носителя статуса. Основной источник этой возможности конфликта — и опять важно отметить, что в этом мы согласны с такими несопоставимыми глобальными теоретиками, как Маркс и Спенсер, Зиммель, Сорокин и Парсонс, — заключается в том структурном явлении, что другие носители набора ролей чаще всего занимают самое разное общественное положение, отличное от поло­жения данного носителя статуса. В силу того, что носители набора ролей разнообразно размещены в социальной структуре, они вполне могут иметь интересы и мнения, ценности и нравственные ожида­ния, отличающиеся от тех, которые есть у самого носителя статуса. Таково, в конце концов, одно из главных предположений марксистс-

Quot;1

ойтеории, как и многих других социологических теорий: социальная ибференциация порождает различие интересов среди людей с раз-ым положением в структуре общества. Например, члены местного ольного совета часто принадлежат к общественным и экономичес­ким слоям, существенно отличающимся от того слоя, к которому при­надлежит школьный учитель. Поэтому интересы, ценности и ожида­ния членов совета могут отличаться от тех, что у учителя, и, таким образом, в отношении его могут быть противоречивые ожидания у этих и у других носителей его набора ролей: коллег по профессии, влиятель­ных членов школьного совета и, скажем, Комитета по патриотизму Американского легиона. То, что для одного — основа воспитания, для другого может быть излишеством, а для третьего — вообще подрывной деятельностью. То, что явно верно для данного статуса, то верно в оп­ределяемой степени и для носителей других статусов, структурно свя­занных через свой набор ролей с другими людьми, которые при этом занимают совершенно разное положение в обществе.

Наши рекомендации