Социология и специальные дисциплины, изучающие взаи­моотношения людей

Теперь остается рассмотреть взаимоотношение социологии и отдельных социальных наук, изучающих тот же разряд явлений, ко­торый изучается и социологией.

В данном случае имеется в виду явление «социальной синестезии», примером которой может быть явление, подмеченное Ф. Верфелем: «Первое, чем воздалось Османской империи за причиненное армянам зло (имеется в виду геноцид армян в 1915г. — В. С.), было внезапное обесценение турецких бумажных денег. .. .Мудре-Чы-экономисты в стамбульских университетах давали сбивчивые объяснения по Поводу этого загадочного и столь внезапного обесценения бумажных денег. Да ведь и поныне ни один премудрый экономист не постиг, что денежное обращение может зависеть от того, как котируются обществом моральные ценности» (Верфель Ф. Сорок дней Муса-дага. Ереван, 1988. С.135). —Прим. комментатора.

Возьмем ли мы политическую экономию, или науку права, или науку о религии, или дисциплину, изучающую искусство, — все они, как и другие «социальные» науки, изучают явления человече­ского взаимодействия. Dupreel вполне правильно указывает на то, что «основные понятия права сводятся к понятию социального от­ношения» (или взаимодействия). Отношение вверителя к должни­ку, господина к рабу, супруга к супругу — все это частные виды межчеловеческих взаимоотношений или взаимодействий. «Явление собственности представляет не простое отношение хозяина к вещи, но отношение между собственником и другими членами обще­ства». То же приложимо и к явлениям, изучаемым административ­ным, государственным, уголовным правом и т. д. Короче — «всякое правовое отношение — это вид социального взаимоотношения, рассматриваемый со специальной точки зрения»³³. Л. И. Петражиц-кий прекрасно показал, что сами объекты права суть человеческие акты (делания, неделания и терпения), взаимные акции и реакции людей между собою³⁴. Короче, наука права изучает специальный вид явлений человеческого взаимодействия.

То же может быть сказано и о политической экономии. Объект последней — совместная хозяйственная деятельность людей³⁵, т. е. определенный вид взаимодействия людей в сфере производства, обмена, распределения и потребления материальных благ. Такие явления, как взаимоотношения спроса и предложения, как отноше­ния, возникающие на почве ценности, как само явление ценности и т. д., по справедливому указанию Дюпрееля, суть частные виды социальных отношений или взаимодействия людей³⁶.

То же может быть сказано и о других социальных науках: о науке нравов, морали или этике, науке о религии, об искусстве и т. д. Наука нравов изучает коллективные способы мышления и действования людей. Мораль — определенный вид человеческого поведения и дает рецептуру должного взаимоповедения; эстетика изучает явления взаимодействия, складывающиеся на почве обме­на эстетическими акциями и реакциями (между беллетристом и чи­тателем, актерами и зрителями, художником и толпой, пианистом и слушателями и т. д.). Наука о религиозных явлениях имеет своим объектом процессы взаимодействия верующих, объединенных об­щностью верований, идей и чувств, превращающей верующих в коллективное целое, называемое церковью, и т. п.³⁷

Короче, так называемые «социальные науки» изучают тот или иной вид взаимодействия людей.

Раз дело обстоит так, раз объекты социологии и социальных наук если не вполне, то частично между собой тождественны, спра­шивается: в каком же отношении стоит к ним социология? Являет­ся ли она простым ярлыком, обозначающим совокупность всех социальных дисциплин, или же она имеет самостоятельное суще­ствование как независимая, не сливающаяся ни с одной из соци­альных наук отрасль знания?

Что касается основных взглядов, данных в социологической литературе по этому вопросу, то их можно разделить на две-три главные группы: 1) взгляд, считающий социологию лишь corpus всех социальных наук (социология представляет простой термин, означающий совокупность всех отдельных наук, изучающих мир социальных явлений); 2) взгляд, отводящий социологии в качестве ее объекта определенный вид социального бытия, не изучаемый другими науками, и 3) взгляд, признающий социологию самостоя­тельной наукой, которая изучает наиболее общие родовые свойства явлений человеческого взаимодействия.

Рассмотрим каждый из этих взглядов. Примером первой точки зрения могут служить первоначальные мнения Дюркгейма и его сотрудника Фоконне. «Социология, — говорят они, — есть и мо­жет быть лишь системой, corpus социальных наук»³⁸.

Примерами второй точки зрения могут служить мнения Зиммеля, Бугле, Гумпловича и др.

Третья точка зрения, разделяемая едва ли не большинством со­циологов, представлена М. М. Ковалевским, де Роберти, де Грее-фом, Уордом, Морселли, Эллвудом, Кареевым, Дюркгеймом (в по­зднейшую стадию), Борисом и др.

Остановимся на этих взглядах. Мотивы первого мнения таковы. «Социальный мир, — пишут Дюркгейм и Фоконне, — есть мир бесконечный, о котором нельзя составить ясного, неискаженного представления, пытаясь охватить его разом и во всей полноте, ибо в таком случае надо заранее согласиться на ознакомление с ним лишь в главных, общих очертаниях, надо удовольствоваться самым смутным познанием его. А потому необходимо, чтобы каждая часть его изучалась отдельно; каждая из них достаточно обширна для того, чтобы быть предметом целой науки»³⁹.

Эти мотивы правильны. Разделение труда между науками в целях более детального изучения явления — вещь необходимая и неизбежная. Но отсюда вовсе не следует то заключение, которое делают авторы ци­таты. Специализация и дифференциация наук, как увидим ниже, не только не исключают, а, напротив, требуют синтетическую науку, обоб­щающую основные результаты анализа; во-вторых, если бы социология была только простым corpus социальных наук, то она превратилась бы в пустое слово, в этикетку, напрасно вводящую в заблуждение наи­вных людей. В качестве такой этикетки, лишенной собственного содер­жания, она была бы совершенно излишней. «В результате явилось бы только новое имя, между тем как все обозначаемое им уже установлено по своему содержанию и своим отношениям или же вырабатывается в границах старых областей исследования»⁴⁰.

Как видим, первый взгляд приходится отвергнуть.

Обратимся ко второму. Этот взгляд сходен с третьим в том, что оба они признают социологию как самостоятельную дисциплину, не сливающуюся с другими специальными науками о социальных яв­лениях. Различие их между собою состоит в том, что второе из ука­занных выше решений обосновывает эту самостоятельность социоло­гии на своеобразии ее объекта; этим объектом должны быть явления, не изучаемые другими социальными науками. Социология должна иметь «свой угол» для исследования. Это своеобразие объекта соци­ологии дает ей автономность и превращает ее в специальную же дисциплину, отличную от всех остальных социальных наук. Третий взгляд, в отличие от второго, обосновывает самостоятельность соци­ологии не на том, что она должна обрабатывать «свой клочок», не вспахиваемый и не разрабатываемый другими дисциплинами, но на том, что существование специальных наук, изучающих отдельные стороны мира человеческого взаимодействия, делает необходимой науку, которая изучала бы родовые свойства, общие всем явлениям или сторонам человеческого взаимодействия.

Ее объектом являются те же явления, части которых изучаются специальными науками, но под иной точкой зрения: социология берет их во всей их целокупности, глобально и фиксирует свое внимание лишь на том, что между ними есть общего, свойственно­го всем видам социальных явлений. Воспользуемся аналогией. На фабрике каждый рабочий имеет свое дело и выполняет ту или иную специальную функцию. Однако это разделение труда не только не делает ненужной работу директора или правления, которое ведает всем предприятием, устанавливает общий план работ и сметы, на­блюдает и координирует работы всех специалистов и рабочих, ко­роче, ведает фабрикой как целым единством, но, напротив, требует такой систематизирующей и синтезирующей деятельности. Без нее все дело пойдет вкривь и вкось и фабрика развалится. То же примени­мо и к области взаимоотношения социологии и частных социальных наук. Роль специалистов здесь играют последние, роль правления или директора — социология. Таково обоснование автономности соци­ологии согласно третьему из указанных взглядов.

Рассмотрим каждый из них. В качестве наиболее типичного при­мера второго решения возьмем теорию Зиммеля. По его мнению, объектом социологии являются формы общения. Вся «материя» со­циальных явлений, говорит он, уже захвачена и изучается другими социальными науками. Здесь социологии нечего делать. Если, одна­ко, она хочет жить самостоятельно, она должна иметь свой «клочок» для разработки. Единственным подобным «клочком», не разрабаты­ваемым другими дисциплинами, являются сами «формы общения», которые до известной степени независимы от «материи» или «содер­жания» явлений взаимодействия. Подобно тому как одни и те же гео­метрические формы, например шар, могут быть наполнены разным содержанием, и обратно — одно и то же содержание (материя) мо­жет заключаться в различных геометрически пространственных фор­мах, — так одни и те же формы общения или взаимодействия людей могут в одном случае выступать с одним содержанием, в других — с другим, и обратно. «В общественных группах, самых несходных по целям и по всему их значению, мы находим все же одинаковые фор­мы отношения личностей друг к другу. Главенство и подчинение, конкуренция, подражание, разделение труда, образование партий, представительство, одновременное развитие сомкнутости внутри и замкнутости вовне и бессчетное множество других явлений встреча­ются в государственном общежитии и в религиозной общине, в шайке заговорщиков и в экономическом товариществе, в художе­ственной школе и в семье. Как бы ни были многообразны интере­сы, которые вообще приводят к этим обобществлениям, — формы, в которых они совершаются, могут быть одинаковы. И с другой стороны: одинаковый по содержанию интерес может представиться в весьма разнообразно оформленных обобществления:, например, экономический интерес реализуется путем конкуренции и путем пла­номерной организации производителей; тождественные религиозные жизненные содержания требуют где свободной, где централистской формы общежития; интересы, заложенные в основе отношений по­лов, находят удовлетворение в необозримом многообразии семейных форм» и т. д.⁴¹

«Социология, — продолжает Зиммель, — как учение об обще­ственном бытии человечества, которое и в бесконечно многих дру­гих отношениях может быть объектом науки, относится таким же образом к остальным специальным наукам, как к физико-химиче­ским наукам о материи относится геометрия»⁴².

Такова сущность точки зрения Зиммеля. Сходна с ней позиция и Бугле⁴³.

Другие социологи, в принципе стоя на той же позиции, в каче­стве особого объекта социологии выдвигают другие признаки. Так, Гумплович видит такой объект социологии «в движениях челове­ческих групп и в взаимном влиянии их друг на друга»⁴⁴.

Приемлемо ли, спрашивается, такое решение вопроса о взаимо­отношении социологии с остальными социальными науками?

И да, и нет. Поскольку явления, называемые Зиммелем «фор­мой общения», охватывают совокупность свойств, принадлежащих всем различным «по содержанию» явлениям человеческого общения, постольку его позиция приемлема; но она в этом случае сво­дится к третьей точке зрения. Поскольку же под формами общения разумеется класс явлений sui generis, не изучаемый другими наука­ми и делающий социологию специальной наукой, подобной другим социальным наукам, поскольку социология в этом случае является не наукой «генерализирующей» (по выражению Риккерта) или на­укой «номотетической» (по терминологии Виндельбанда)*, а дис­циплиной частной, обрабатывающей «частичный уголок» явлений взаимодействия людей, постольку точку зрения Зиммеля придется отвергнуть.

* Понятие «номотетического» и «генерализующего» метода введено в науку В. Виндельбандом и развито Г. Риккертом.

«.. .опытные науки, — по мнению Виндельбанда, — ищут в познании реаль­ного мира либо общее, в форме закона природы, либо единичное, в его истори­чески обусловленной форме; они исследуют, с одной стороны, неизменную фор­му реальных событий, с другой — их однократное, в себе самом определенное содержание. Одни из них суть науки о законах, другие — науки о событиях; пер­вые учат тому, что всегда имеет место, последние — тому, что однажды было.

Допустим, что Зиммель прав, что «формы общения» действительно даны как нечто отличное от материи или содержа­ния явлений общения. Допустим, далее, что для изучения первых будет создана особая наука. Что из этого следует? Только то, что к числу существовавших специальных наук прибавится еще одна специальная. Но отсюда вовсе не следует, что не нужно «генера­лизирующей» науки об общих свойствах социальных явлений; не следует и то, что эта добавочная специальная дисциплина может вы­полнять функции «генерализирующей» науки или встать на ее мес­то. Появление такой добавочной ветви знания соответствовало бы увеличению рабочих специалистов фабрики добавочным рабочим специалистом, но оно отнюдь не покрывало бы собой потребности предприятия в директоре или в правлении. Без последних, выполня­ющих направляющие, «генерализирующие» функции, предприятие не может обойтись. Подобно этому (как сейчас я покажу) без «генерали­зирующей» дисциплины не может обойтись и совокупность частных наук о явлениях человеческого взаимодействия. Поэтому «социоло­гия» Зиммеля, поскольку она была бы специальной дисциплиной, не устраняла и не устраняет необходимость «генерализирующей» науки о родовых свойствах явлений человеческого общения.

Своей попыткой Зиммель в лучшем случае создал бы добавоч­ную частную науку, названную им социологией, и только.

Научное мышление — если позволительно воспользоваться новыми словообра­зованиями — в первом случае есть номотетическое мышление, во втором — Мышление идиографическое (Винделъбанд В. Прелюдии. Философские статьи и Речи. СПб., 1904. С. 320).

«...Естествознание, — считает Г. Риккерт, — не сможет, во-первых, никогда изложить в своих понятиях все особенности исследуемых объектов, ибо количе­ство их в каждой разнородной непрерывности неисчерпаемо, и, во-вторых, оно "УДет, даже и при самом подробном знании, основанном на каком угодно количе­стве образованных понятий, всегда видеть несущественное в том, что присуще од­ному только объекту... По всем основанием мы можем назвать поэтому, естествен­нонаучный метод генерализующим...» (Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. СПб, 1911. С. 80-81). — Прим. комментатора.

Но и этого фактически нельзя сказать о конструкции германско­го социолога. Мнимая убедительность зиммелевского построения всецело покоится на метафорических оборотах его терминологии, в частности на излюбленном немцами противопоставлении «формы» и «материи». Эти термины уместны в области художественных явле­ний, а не в области понятий, имеющих дело с явлениями общения. Стоит проанализировать эти «воззрительные» выражения, и вместо «подкрашенных незнакомок» под ними окажутся чрезвычайно ста­рые знакомые вещи; «форма» превратится в более широкое, обуслов­ливающее понятие (родовое), «материя» — в обусловленное первым видовое понятие. Так, понятие «человек» является формой для поня­тия «мужчина», а мужчина — материей по отношению к первому понятию. Отсюда вывод: едва ли правильно противопоставление «формы» и «материи» как чего-то совершенно разнородного. Штаммлер, весьма охотно кокетничающий с этими терминами, при попыт­ке отдать себе отчет в них вынужден прийти к этому же выводу и таким образом лишить свои построения прелести «новизны»⁴⁵.

То же приходится сказать и о зиммелевском противопоставле­нии материи и формы. Его построения в этом смысле или принци­пиально негодны, или же сведутся к тому, что «формы» Зиммеля представят обусловливающие понятия, «материя» — обусловлен­ные. Принципиально негодны они в силу необоснованности анало­гии с геометрическими формами. Геометрия может и должна гово­рить о формах, ибо она имеет дело с пространством. Ее объект по существу «воззрительный». В явлениях же общения людей положе­ние вещей совершенно иное. Разве власть или подчинение, разделе­ние труда или конкуренция имеют какую-нибудь воззрительно-про-странственную форму? Треугольны они или круглы? Широки или узки? Плоски или выпуклы? Эти категории совершенно неприложи-мы к этим понятиям, как неприложимы они и к дифференциации, к солидарности и т. д. А ведь, раз проводится аналогия, должны же они иметь какое-либо сходство! Здесь его нет, поэтому все аналогии с шаром и т. д. приходится признать простыми метафорами, лишь затемняющими, а не уясняющими суть дела.

Совершенно ошибочным, далее, является положение, будто бы мо­гут быть одни и те же формы общения с совершенно различным содер­жанием, и обратно — одно и то же содержание общения в различных формах. Прекрасное подтверждение этой ошибочности дает не кто иной, как сам Зиммель на протяжении всего курса своей Социологии.

Перед нами «форма общения» в виде явлений властвования и подчинения. Спрашивается, тождественна ли она в деспотии и в современной республике при властвовании одного неограниченно­го монарха над группой и при властвовании двоих или народных представителей над гражданами? История нам ясно отвечает на этот вопрос, и отвечает отрицательно. Так же отвечает и сам Зим-мель. Властвование одного над группой имеет совершенно иную «форму», чем властвование двоих, взаимоотношение властителя к подчиненным, его природа, его функция — совершенно различны во всех этих случаях⁴⁶.

От мнимой тождественности «форм общения» при различных содержаниях ничего не остается, кроме слова «властвование» да об­щих, родовых, признаков взаимоотношения власти к подвластным.

То же можно видеть и на анализе других «форм общения», ис­следуемых Зиммелем⁴⁷.

Вот почему его тезис: одна и та же форма общения может на­полняться различным содержанием, и обратно — либо абсолютно ложен, либо в лучшем случае этот тезис должен быть понимаем так: родовое явление (например, властвование) может распадаться на виды. Родовое явление (или соответственное родовое понятие) условно называется формой, видовое — материей. При таком по­нимании понятие социологии Зиммеля, как выше было указано, сво­дится к третьему из указанных взглядов: социология как наука о формах общения, под которыми разумеется совокупность отноше­ний наиболее общих и родовых, свойственных каждому явлению взаимодействия людей, есть наука, изучающая эти родовые свой­ства процессов общения.

Так фактически дело и обстоит. Зиммель глубоко ошибается, ког­да думает, что «формы общения», изучаемые его социологией, не изу­чаются другими социальными науками и не являются «материей» последних. Разве то же явление властвования и подчинения не состав­ляет предмет изучения науки государственного права? «Власть и госу­дарство», понятия «власти», «межвластных отношений», «форм и ви­дов властвования» и т. п. — разве все это не главы этой науки, которые можно встретить в любом курсе государственного права?⁴⁸

«Формы общения», называемые им Die Treue и Dankbarkeit*, точно так же изучаются в качестве «материи» в ряде социальных наук (например, явления обмена, спроса и предложения изучаются политической экономией); солидарность и разделение труда одина­ково изучаются и этикой, и наукой о государстве, и политической экономией; влияние числа на организацию группы составляет пред­мет демографии и т. д.⁴⁹

* «Верность» и «благодарность» (нем.). — Прим. комментатора.

Короче, социология Зиммеля имеет своим объектом явления, изучаемые рядом частных социальных наук; поэтому его положение, что социология должна обрабатывать «свое поле», не обрабатываемое другими отраслями знания, им не доказано. Отсюда вывод: поскольку он обосновывал автономность социологии на только что указанной предпосылке, ему этой авто­номности доказать не удалось.

Вывод из всего сказанного о конструкции Зиммеля таков:

1. Если бы ему удалось выделить для социологии вид взаимо­действия, не изучаемый другими дисциплинами, то это означало бы лишь создание добавочной специальной отрасли знания, ни­сколько не делающей ненужной «генерализирующую» науку в смыс­ле третьего, указанного выше взгляда.

2. Собственная концепция Зиммеля, построенная на противопо­ставлении «формы» и «материи», ошибочна: неверно его утвержде­ние, что одна форма общения может иметь различное социальное содержание; неверно, что одна и та же «социальная материя» может проявляться в различных формах общения; неверно его положение, что явления, называемые им «формами общения», не изучаются дру­гими социальными науками; наконец, лишена всякой основы анало­гия «форм общения» с геометрически пространственными формами.

3. Какой-нибудь смысл и содержание операции Зиммеля с «фор­мой» и «материей» могут иметь только в том случае, если эти термины понимать в смысле явлений и понятий обусловливающих, родовых (форма), и обусловливаемых, видовых (материя). А в этом случае кон­цепция Зиммеля сводится к третьей из указанных выше точек зрения от­носительно взаимоотношения социологии и частных социальных наук.

Все сказанное о Зиммеле с соотвс!ствующими изменениями применимо и к другим авторам, примыкающим ко второму из ука­занных выше взглядов.

Обратимся к рассмотрению третьего решения. Оно гласит: соци­ология есть наука, изучающая наиболее общие свойства явлений вза­имодействия людей, отдельные виды или стороны которых изуча­ются специальными, так называемыми социальными науками.

Такой ответ сразу же вызывает ряд вопросов: нужна ли такая наука? Не будет ли она простым ярлыком для всего corpus соци­альных наук? Не обречена ли она, по сути дела, на дилетантство и поверхностность? Такие и подобные возражения раздавались и раз­даются. Остановимся на них.

Я не раз выше указывал, что дифференциация наук не только не исключает, но, напротив, требует существования «генерализи­рующей» науки.

1. Это положение основывается прежде всего на том, что там, где дан ряд явлений, распадающихся на несколько видов, там долж­на быть дана и наука, изучающая общеродовые свойства данного раз­ряда явлений. Здесь вполне применима теорема Л. И. Петражицкого, гласящая: «Если есть п видов сродных предметов, то теоретических наук, вообще теорий должно быть и+1; например, при наличности 2-х видов требуется 2+1=3 науки; при наличности 3-х видов — 4 науки и т. д.»⁵⁰. Такое требование вытекает из принципа адекватнос­ти теории. Растения и животные — это два вида, принадлежащие к общему роду организмов; наряду с их специфическими свойствами они имеют и общие свойства. Поэтому наряду с ботаникой и зооло­гией дана третья наука — общая биология, имеющая своей задачей исследование этих общих, родовых свойств явлений жизни.

То же применимо и к социологии. В целях лучшего и детального изучения явлений социальной жизни здесь необходима специализа­ция наук; каждая из специальных дисциплин будет изучать и изучает частный вид явлений человеческого взаимодействия (см. выше). Но все эти виды как частные случаи родового факта — человеческого взаимодействия — должны иметь и ряд общих свойств. Изучение их требует «генерализирующей» науки об этих родовых свойствах; та­кой дисциплиной является социология. К числу п частных соци­альных наук, изучающих п видов социального явления, должна при­соединиться n+l-я наука — социология.

2. Бытия такой «генерализирующей» науки требует и принцип экономии сил*. Вместо того чтобы каждая частная наука говорила о законах и отношениях, имеющих место не только в пределах изучаемых ею явлений, но и в ряде других видов данного рода, научно экономнее и правильнее будет, если такие законы и отноше­ния будут сразу формулированы в применении ко всем видам явле­ний, где они имеют место. Ценность положения «сигары в 10 лотов весом притягиваются прямо пропорционально массе и обратно про­порционально квадрату расстояния» равна нулю, хотя это положе­ние и правильно. Совсем иначе обстоит дело с положением «все тела притягиваются прямо пропорционально массе», и т. д. Это по­ложение Ньютона поистине было великим открытием, и прежде всего с точки зрения экономии сил⁵¹.

* Имеется в виду «принцип экономии мышления», разработанный Р. Авена­риусом, Э. Махом, В. Вундтом. — Прим. комментатора.

Множество частных случаев оно свело к общему явлению; част­ное проявление отношений тяготения, замечавшееся в отдельных случаях, оно сделало родовым свойством материи вообще. И в этом его громадное значение. С точки зрения экономии сил, всякое пре­вращение частного случая в общий факт, видового явления или свойства в родовое — раз такое превращение соответствует дей­ствительности — будет научным выигрышем. В силу этого прин­ципа не только возможна, но и методологически необходима соци­ология, ставящая своей целью изучение родовых свойств явлений взаимодействия. Учение о таких свойствах было бы большим при­обретением с точки зрения экономии сил.

3. Существования социологии в этом смысле требуют и сами интересы специальных наук. Нет сомнения, что социология как наука индуктивная неразрывна с частными науками, анализирую­щими мельчайшие факты социального взаимодействия, и только от них и через них она получает данные для формулировки своих обобщений. В этом смысле частные дисциплины могут быть назва­ны видами специальной социологии. Поэтому ее прогресс зависит от прогресса первых.

Но если верно это, столь же верно и обратное положение, что про­гресс специальных наук зависит от прогресса социологии. Duprat прав, говоря: «Социология столь же необходима для прогресса специаль­ных наук, как эти последние для прогресса самой социологии»⁵². Раз­личные разряды явлений взаимодействия, изучаемые отдельными на­уками, например явления экономические, религиозные, правовые, эстетические и т. д., в действительной жизни не отделены друг от друга, а неразрывно связаны и влияют одни на другие. «Заработная плата рабочих, например, зависит не только от отношений между спросом и предложением, но и от известных моральных идей. Она падает и подымается в зависимости от наших представлений о минимуме бла­гополучия, которое может тревовать для себя человеческое существо, т. е. в конце концов от наших представлений о человеческой личнос­ти». (Связь идей и экономических фактов.) Формы политического устройства связаны и зависят от числа и плотности населения⁵³. Раз­деление труда определенным образом связано с явлениями солидар­ности⁵⁴. Экономическая организация общества зависит часто от форм религиозных верований⁵⁵. Географические условия определенным об­разом влияют и на организацию производства, и на строй семьи, и на обычаи народа⁵⁶, и т. д. Короче, в подлинной действительности все явления взаимодействия людей одни с другими связаны.

Поэтому если экономист ограничился бы только экономическими явлениями, игнорируя и не учитывая явления неэкономические и вли­яние последних, то вместо законов, формулирующих действительные отношения экономических явлений, он дал бы лишь воображаемые законы, не способные совершенно объяснить подлинные экономиче­ские процессы. А раз это так, то ему волей-неволей приходится быть уже не только специалистом-экономистом, но и социологом, коорди­нирующим отношения основных форм социальной жизни. То же mutatis mutandis применимо и ко всякой специальности. Так или иначе координирования и установления взаимоотношений между различны­ми классами социальных явлений не избежать любому специалисту. Волей-неволей он здесь вынужден выступать как социолог и как «не специалист».

Мало того, уже само выделение определенной стороны социаль­ного бытия, например религиозной, в качестве особого объекта из общего комплекса социальных явлений предполагает наличность об­щего понятия социальных явлений, их основную классификацию, чер­ты сходства и различия членов этой классификации с выделяемым членом и т. д., и т. д. Без этих предпосылок и без правильного разре­шения этих задач немыслимо ни правильное определение изучаемого вида социальных явлений (напр., права, религии, хозяйства и т. д.), ни верное определение взаимоотношений между ним и другими видами явлений общения, ни правильная формулировка основных закономер­ностей, данных в правовой, экономической, религиозной и других областях исследования. Значит, каждый специалист есть всегда и со­циолог и не может не быть им. И если социологии бросают упрек в дилетантизме ввиду того, что невозможно-де охватить все стороны общественной жизни, то тот же упрек и с тем же правом можно бро­сить любому специалисту, ибо и специалист явно или тайно неизбеж­но должен быть социологом. Различие здесь будет лишь в том, что «специалисту» приходится разрешать все эти общие вопросы «по слу­чаю»; ad hoc, «с кондачка»; социология же как наука, специально за­нимающаяся этими проблемами, будет разрешать и разрешает их планомерно, систематически. В первом случае при поспешном раз­решении больше шансов впасть в ошибку, во втором — меньше.

Не этим ли объясняются «неудачи» специальных дисциплин, боль­шинство которых до сих пор еще ищет определения своего объекта? Конечно, социолог не будет решать указанные вопросы одним при­емом, независимо от данных специальных наук. Но если успех его работы обусловлен прогрессом последних, то, с другой стороны, как видно из сказанного, и прогресс последних зависит от совершенства социологии. В этом убеждают нас и история социологии, и история специальных наук. Совершенствование последних влекло за собой улучшение социологии, и обратно — сам факт обоснования и разви­тия последней вызвал в итоге почти во всех частных науках настоя­щую революцию. Неоспоримым фактом развития их за последние десятилетия является тенденция «социологизирования» последних. И наука о праве, и наука о хозяйстве, и дисциплины, изучающие явле­ния религиозные, эстетические, психологические, язык, нравы, обы­чаи, движение народонаселения и т. д., — все они за эти десятилетия в большей или меньшей мере «социологизировались», прониклись обще-социологическими принципами и понятиями, соответственным обра­зом перекрасились, короче — не избегли влияния этой дисциплины. «Социологизм» специальных наук — знамение времени. Этот факт до­статочно убедительно говорит о неразрывной связи между первыми и последней, о взаимной обусловленности их совершенствования и вза­имной заинтересованности в существовании и развитии каждой.

Вот почему вполне правильно утверждение, что сами интересы специальных наук требуют существования генерализирующей науки в форме социологии. Вот почему Orgaz вполне прав, говоря, что если в наше время в самой социологии под влиянием школы Дюркгейма наблюдается тенденция разработки «специальных» социологии, то эта тенденция не только не исключает, а, напротив, требует развития генерализирующей или общей социологии, унифицирующей явле­ния «философски» (Вормс), «методологически» (школа Дюркгейма), «субстанциально» (органико-реалистическая школа)⁵⁷.

Вот почему прав и Maupas, настаивающий на методологической ценности социологии. «Исключая специфические области социаль­ной реальности, социология может иметь лишь генеральный харак­тер. Отныне она имеет своим объектом проблемы методологические, общие всем социальным наукам; ее миссия — систематизировать результаты, добытые последними. Позже она может ставить и новые проблемы, которые, выходя из пределов специальных наук, позволи­ли бы ей, как физике, дать обобщения, дающие знания о субстанци­альной реальности основного социального факта»⁵⁸.

4. Вообще говоря, положение социологии по отношению к част­ным дисциплинам то же самое, что и положение общей биологии по отношению к анатомии, физиологии, морфологии, систематике и к другим специальным биологическим отраслям знания⁵⁹, поло­жение общей части физики — к акустике, электрологии, учению о свете и т. д.; положение химии — по отношению к химии органи­ческой, неорганической и т. п. Поэтому тот, кто вздумал бы говорить, что социологии как единой науки нет и не может быть, а есть только специальные науки, — тот должен был бы доказать, что нет физики как общей и единой науки, нет общей биологии, общей химии и т. д.⁶⁰

Впрочем, такие голоса сейчас перестали звучать: социология уже вышла из того состояния, когда можно было оспаривать ее право на существование. Теперь это существование факт, и право на него у социологии несомненно.

Таково решение вопроса об отношении социологии к частным социальным наукам. Как я уже сказал, на этой позиции в данном вопросе стоит большинство социологов⁶¹.

На этом мы можем окончить предварительную характеристику социологии. Выше я кратко ответил на три основных вопроса: 1) ка­кие явления социология изучает, 2) почему эти явления требуют для своего изучения создания специальной дисциплины, 3) каково взаи­моотношение социологии и других научных дисциплин, как соци­альных, так и физико-химических, биологических и психологических.

Более детально и более определенно физиономия социологии выяснится в последующих главах данной работы.

СОЦИАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА.
АНАЛИЗ ЭЛЕМЕНТОВ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ*

* Печатается по: Сорокин П. Система социологии. В 2 т. — М., Наука, 1993.

В главе «Архитектоника социологии» было указано, что первой частью теоретической социологии является социальная аналитика. Она изучает строение, или состав, социального явления и его ос­новные формы.

Было указано также, что она делится: а) на социальную аналити­ку простейшего социального явления и б) социальную аналитику сложных социальных явлений. Свой анализ строения социальных явлений начнем с изучения структуры простейшего социального яв­ления. Только изучив последнее, мы можем перейти к изучению строения сложных социальных явлений и процессов. Вся нижесле­дующая часть будет посвящена изучению строения простейших со­циальных фактов.