Молодежная проблематика до 1917 года. Становление молодежи как группы
Вводные замечания
Социология молодежи как отрасль социологического знания формировалась и развивается на основе демографического разделения возрастных когорт для исследования той возрастной группы, которая находится в процессе подготовки к замещению уходящих поколений и воспроизводству социальной структуры.
Для описания специфики данной области целесобразно проследить ее место в ряду других, «граничащих» с ней отраслей социологии.
С точки зрения возрастной дифференциации общества социология молодежи «граничит» с такими областями, как исследования детства, пожилых, жизненного цикла, поколений. Отсюда сходство в проблематике: возрастные границы, возрастная дискриминация, смена поколений; специфика переходного социального статуса, последовательность жизненных событий. Из такого сходства вытекает общее в терминах анализа: повторение и изменение; преемственность или разрыв; конфликт или солидарность. Отсюда общее в методике возрастных исследований, направленной на изучение изменяющегося во времени объекта: ретроспективная, лонгитюдная стратегия, повторные или панельные исследования, событийный анализ.
Однако юность как предмет исследования не может быть сведена только к возрастным границам жизненного цикла, ибо существует еще и социальный аспект процесса взросления, рассматриваемый в понятиях теорий социализации. Отсюда пересечение с такими областями, как социология образования, культуры, семьи. Как следствие — проблематика воспитания, агентов социализации, социального контроля и самоопределения, кризисов идентичности, связанных с переходом из одного статуса в другой. В методике это находит отражение в использовании методов описательного анализа — таких, как изучение типичных черт социального облика молодежи, изменение личностных характеристик на различных этапах становления.
Преобладание одного или другого подходов предопределяет различие национальных школ в социологии молодежи. В российской социологии, как правило, доминировал второй подход. Причиной тому — не только политические ограничения советского строя, рассматривавшего молодежь с точки зрения соответствия идеологическому идеалу, но и национальные традиции патерналистских отношений «по старшинству», которые перешли в советский период с дореволюционных времен.
Заметим также, что не во всех странах эта отрасль социологического знания приобрела самостоятельный статус и название «социология молодежи» — поскольку социология не имеет своих специфических теорий юности. Как самостоятельный феномен юность долгое время была объектом внимания прежде всего психологов и социальных антропологов.
В рамках собственно социологического знания интерес к молодежной проблематике обычно возникал в периоды обострения «проблем с молодежью»: социологи как бы отвечали на определенный социальный заказ, объясняя конкретную проблемную ситуацию. При этом теоретическое осмысление молодежного статуса в обществе в большинстве случаев оставалось в стороне. В результате социология молодежи больше связана с социальной практикой, чем с теорией.
Немецкий социолог К. Хурельман отмечает, что «исследования молодежи в основном сводились к больным точкам молодежного поведения, таким как кризис образования, безработица, потребление наркотиков, политический экстремизм - т.е. тем проблемам, к которым было приковано общественное внимание в данный момент, и зачастую из поля зрения выпадал целостный феномен "юности" как таковой» [71].
Даже широко известные лекции Маргарет Мид [76] об исторических типах культурного контакта поколений, а также анализ поколений как фактора социальных изменений К. Мангейма [75] получили общественное признание значительно позже времени своего написания. Они были использованы в качестве возможной объяснительной теории ситуации молодежного протеста и волнений конца 60-х гг.
Поэтому, описывая историю этой области социологического знания, нельзя не говорить о конкретных социально-исторических ситуациях, в которых молодежь становилась объектом внимания и общественного мнения, и исследователей; на этой волне происходил всплеск интереса к молодежной тематике и формулировались новые акценты в ее рассмотрении.
В структуре данной главы периодизация динамики развития молодежных исследований совпадает с социальными ситуациями «проблем с молодежью»: становление ее как социальной группы; рассмотрение молодежи в качестве трудового ресурса послереволюционной разрухи; первое послереволюционное поколение молодежи; осмысление молодежного бунта на Западе и проблемы сохранения идеологического контроля над молодым поколением в СССР; молодежные неформальные движения.
В развитии российской социологии можно выделить тенденции, общие для мировой социологии, и специфически национальные черты. К числу первых относится рассмотрение молодежи как компонента в социальной структуре и элемента мобильности общества в связи с проблемами образования, рынка труда и демографическими проблемами; существенно слабее, чем в западных национальных социологиях, разработана проблематика поколенческих культурных изменений и молодежной субкультуры, которые появились у нас значительно позднее. Формы политического протеста и молодежного экстремизма по понятным причинам обозначились как проблема лишь в самое последнее время.
Возрастные рамки юности и молодости, специфика процесса социализации при вхождении в статус взрослого определяются конкретными социально-историческими условиями общества и его культурными традициями. Поскольку в разных странах и культурах процесс социализации протекает неодинаково, то по поводу границ молодежного возраста в разных национальных социологиях имеются разные представления. В российской традиции с начала века до наших дней границы собственно молодежного возраста в социальной статистике и в переписях населения варьировали от 10—12 до 20 лет в начале века, от 17 до 28—30 лет к нашему времени.
В целом же российская социология молодежи прошла сложный путь от упрощенного представления о молодежи как объекте социального контроля и воспитания со стороны государственных институтов до постепенного утверждения концепции молодости как особой фазы жизненного цикла с собственными интересами и собственным (хотя и незавершенным) социальным статусом. Закономерный процесс социологического углубления в объект исследования в отечественной социологии был затруднен историко-социальными обстоятельствами и поэтому происходил довольно болезненно и медленно.
Усложнение и углубление социального представления о молодости вело не только к признанию за молодым поколением собственных интересов (самореализация молодежи), но и к постепенной дифференциации возрастной группы как объекта исследования, к пониманию биологически-социального неравенства между отдельными подгруппами внутри одного поколения. Этот процесс внутренней дифференциации объекта протекал в русле мирового развития дисциплины, но, увы, с отставанием, которое к настоящему времени достаточно быстро преодолевается.
Литература
1. Андреева. И.Н., Новикова Л.Г. Субкультурные доминанты нетрадиционных форм поведения молодежи // Неформальные объединения молодежи вчера, сегодня, а завтра? / Отв. ред. В.В.Семенова. М.: ВКШ ЦК ВЛКСМ, 1988.
2. Бернштейн М.С. Как поставить учет времени нашей молодежи. М.—Л., 1925.
3. Бернштейн М.С. Наша современность и дети (Материалы обследования 1921-1923 гг.). Л., 1928.
4. Бернштейн-Коган А. Численность, состав и положение петербургских рабочих. СПб., 1910.
5. Биографический метод. История. Методология. Практика / Под ред. Е.Ю.Ме-щеркиной, В.В.Семеновой. М.: ИС РАН, 1994.
6. Блинов Н.М. Социологические исследования труда и воспитания советской молодежи 20-х годов // Социологические исследования. 1975, № 1.
7. Габиани А.А., Мануильский М.А. Цена любви (обследование проституток в Грузии) // Социологические исследования. 1987, № 6.
8. Габиани А.А. Горькие плоды сладкой жизни // Социологические исследования. 1987, № 1.
9. Дети и Октябрьская революция. Идеология советского школьника. М.: Искра революции, 1928.
10. Жизненные пути одного поколения / Под ред. Л.А.Коклягиной, В.В.Семеновой, М. Титма. М.: Наука, 1992.
11. Жизненный путь поколения: его выбор и утверждение / Под ред. М.Титма. Таллинн: Ээсти раамат, 1985.
12. Журавлев В. История жизни «бомжа» // Судьбы людей: Россия. XX век. / Под ред. Е.В.Фотеевой, В.В.Семеновой. М.: ИСРАН, 1996.
13. Зайцев В.А. Труд и быт рабочих подростков. М.: Вопросы труда. 1926.
14. Ивахненко Г. Динамика научных коммуникаций // Социологический журнал. 1994, № 2.
15. Илле М.Е., Сакмаров О.А. Рок-музыка: таланты и поклонники // Социологические исследования. 1989, № 5.
16. К характеристике современного студенчества (по данным переписи 1909-1910 гг. в С-Пб. технологич. инст.). 2-е изд. СПб, 1911.
17. Калачев Б.Ф. Наркотики в армии // Социологические исследования. 1989, № 4.
18. Каталог-справочник неформальных самодеятельных организаций и независимой прессы СССР/ Под ред. В.Ф.Левичевой. М., 1990. 19 Кауфман А.А. Сборник статей. М.: Леман и Плетнев. 1915.
20. Кац Я.Д. Труд и быт рабочих подростков Сибири. Новосибирск: Просвещение, 1927.
21. Коган Б.Б., Лебединский М.С. Быт рабочей молодежи. М., 1929.
22. Колотинский П.И. Опыт длительного изучения мировоззрения учащихся выпускных классов. Краснодар, 1929.
23. Кон И. С. Открытие «Я». М.: Политиздат, 1978.
24. Кон И. С. Психология старшеклассника. М.: Просвещение, 1980.
25. Кон И.С. Ребенок и общество. М.: Наука. 1988.
26. Кон И.С. Эпоху не выбирают// Социологический журнал. 1994, № 2.
27. Кофырин И.В. Проблемы изучения неформальных групп молодежи // Социологические исследования. 1991, № 1.
28. Куркин П.И. Московская рабочая молодежь. М.: Вопросы труда, 1924.
29. Левада Ю.А. (ред). Советский простой человек: опыт социального портрета на рубеже 90-х. М.: Мировой океан, 1993.
30. Лем С. Модель культуры // Вопросы философии. 1969, № 8.
31. Лисовский В. Т. Эскиз к портрету: жизненные планы, интересы и стремления советской молодежи. М.: Молодая Гвардия, 1969.; Лисовский А.В., Лисовский В. Т. В поисках идеала: Диалог поколений. Мурманск, 1994.
32. Лицо ленинградского комсомола в цифрах. Л.: Молодая гвардия, 1930.
33. Луначарский А.В. Искусство и молодежь. М.: Искра революции, 1929.
34. Магун В. С., Литвинцева А.З. Жизненные притязания ранней юности и стратегии их реализации: 90-е и 80-е гг. М., 1993.
35. Матуленис А.А. Включение молодежи в социальную структуру. Вильнюс: Минтис, 1983.
36 Молодежь в условиях социально-экономических реформ / Материалы международной научно-практической конференции / Редкол.: Вербицкая Л.А. и др. Вып. 1-2. СпбГУ, 1995.
37. Молодежь СССР. Статистический сборник. ЦУНХУ Госплана СССР / Под ред. А.Косарева. М., 1936.
38. Начало пути: поколение со средним образованием / Под ред. М.Титмы, Л.А.Коклягиной. М.: Наука, 1989.
39. Неформальная волна/ Под ред. В.Ф.Левичевой, В.Ливанова. М., 1989.
40. Неформальные объединения молодежи вчера, сегодня... а завтра? / Отв. ред. В.В.Семенова. М.: ВКШ ЦК ВЛКСМ, 1989.
41. Об организации Института конкретных социальных исследований. — Постановление Президиума Академии наук СССР // Вестник Академии наук СССР. 1968, № 9.
42. Пути и перепутья «потерянного поколения»: Молодежь Запада у развалин общества всеобщего благоденствия/Отв. ред. А.А.Галкин, Т.Т.Тимофеев. М.: Международные отношения, 1985.
43. Раковская О.А. Благосостояние молодежи: достаток и достоинство // Социологические исследования. 1989, № 1.
44. Рубина Л.Я. Советское студенчество. Социологический очерк. М.: Мысль, 1981.
45. Рубинштейн М.М. Кризис семьи как органа воспитания // Вестник воспитания. 1915, № 3.
46. Руткевич М.Н., Рубина Л.Я. Общественные потребности, система образования, молодежь. М.: Политиздат, 1988.
47. Саркитов Н.Д. От «хард-рока» к «хеви-металлу»: эффект оглупления // Социологические исследования. 1987, № 4.
48 Семенова В. В. Путь в новую социальную группу предпринимателей: жизненные истории одного поколения // Судьбы людей: Россия. XX век / Под ред. Е.В.Фотеевой, В.В.Семеновой. М.: ИС РАН, 1996.
49. Сикевич З.В. Молодежная культура: «за» и «против». Л. 1990.
50. Сорокин П. Кризис современной семьи // Ежемесячный журнал литературы, науки и общественной жизни. 1916, № 1.
51. Социология молодежи. Учебник/Отв. ред. В.Т.Лисовский. Санкт-Петербург: Издательство С.-Петербургского университета, 1996.
52. Социальные проблемы реабилитации воинов-афганцев / Под ред. А.В.Кинсбурского, М.Н.Топалова. М.: ИС РАН, 1994.
53. Сперанский А. Кризис русской школы // Звезда. 1912, № 9.
54. Струмилин С.Г. Бюджет времени русского рабочего и крестьянина в 1922-1923 гг. М.- Л.: Вопросы труда, 1924.
55. Сундиев И.Ю. Самодеятельные объединения молодежи // Социологические исследования. 1989, № 2.
56. Титма М., Саар Э. Моделирование формирования пополнения основных социальных слоев. Таллин: Ээсти раамат, 1984.
57. Трудящаяся молодежь: образование, профессия, мобильность /Под ред. В.Н.Шубкина. М.: Наука, 1984.
58. Урланис Б.Ц. История одного поколения.(Социально-демографический очерк). М.: Мысль, 1968.
59 Филиппов Ф.Р. Отпоколения к поколению. М.: Мысль, 1989.
60. Чекин А. Семейный распад и женское движение // Русское богатство. 1914, №
61. Чередниченко Г.А., Шубкин В.Н. Молодежь вступает в жизнь. М.: Мысль,
1985.
62. Чупров В.И., Быкова С.Н. Молодежь России: на пороге рынка между бедностью и нищетой// Социологические исследования. 1991, № 9.
63. Шварц Г., Зайцев В. Молодежь СССР в цифрах. М.: Вопросы труда, 1924.
64. Шубкин В.Н. Социологические опыты. М.: Мысль, 1970.
65. Щекочихин Ю.П. Алло, мы вас слышим. М.: Молодая гвардия, 1987.
66. Щекочихин Ю.П. По ком звонит колокольчик? // Социологические исследования. 1987, № 1.
67. Янжул И.И. Фабричный быт московской губернии. М., 1912.
68. Brake М. The Sociology of Youth Culture and Youth Subcultures. London: Routledge and Kenal Paul, 1989.
69. Bynner J. Educational Strategies in Britain, Estonia and Russia: Comparative Analysis. Workshop «Longitudinal Strategy in Youth Study». M., 1991.
70. Evans K. Becoming Adults in England and Germany. 1992.
71. Hurrelmann K. Youth — A Productive Phase in Human Life // Education. Vol. 39. Tubingen, 1985.
72. Jones G. From Dependency to Citizenship? Transition to Adulthood in Britain. Workshop «Longitudinal Strategy in Youth Study». M., 1991.
73. Koklyagina L.A. From School to Work in a Transitional Society: Changing Patterns of Growing up in Russia // Growing Up in Europe. Berlin, N.—Y.: de Gruyter, 1995.
74 Koklyagina LA. Generation with a Real Choice? Youth Employers in a Changing Russia//Social Action. 1993, Vol. 1, 13.
75 Mannheim K. The Problem of Generations // Essays on the Sociology of Knowledge. London: Routledge and Kenal Paul, 1970.
76 Mead M. Culture and Commitment. A Study of Generation Gap. London: The Boudly Head, 1970.
77 Semenova V. Sozioskonomische Krisen in den Lebenserfahrungen von russischen Familien: Geschichte und Gegenwart // Journal BIOS. 1993, № 1.
[1] Подробнее об этом см. гл. 13.
Вводные замечания
Социология молодежи как отрасль социологического знания формировалась и развивается на основе демографического разделения возрастных когорт для исследования той возрастной группы, которая находится в процессе подготовки к замещению уходящих поколений и воспроизводству социальной структуры.
Для описания специфики данной области целесобразно проследить ее место в ряду других, «граничащих» с ней отраслей социологии.
С точки зрения возрастной дифференциации общества социология молодежи «граничит» с такими областями, как исследования детства, пожилых, жизненного цикла, поколений. Отсюда сходство в проблематике: возрастные границы, возрастная дискриминация, смена поколений; специфика переходного социального статуса, последовательность жизненных событий. Из такого сходства вытекает общее в терминах анализа: повторение и изменение; преемственность или разрыв; конфликт или солидарность. Отсюда общее в методике возрастных исследований, направленной на изучение изменяющегося во времени объекта: ретроспективная, лонгитюдная стратегия, повторные или панельные исследования, событийный анализ.
Однако юность как предмет исследования не может быть сведена только к возрастным границам жизненного цикла, ибо существует еще и социальный аспект процесса взросления, рассматриваемый в понятиях теорий социализации. Отсюда пересечение с такими областями, как социология образования, культуры, семьи. Как следствие — проблематика воспитания, агентов социализации, социального контроля и самоопределения, кризисов идентичности, связанных с переходом из одного статуса в другой. В методике это находит отражение в использовании методов описательного анализа — таких, как изучение типичных черт социального облика молодежи, изменение личностных характеристик на различных этапах становления.
Преобладание одного или другого подходов предопределяет различие национальных школ в социологии молодежи. В российской социологии, как правило, доминировал второй подход. Причиной тому — не только политические ограничения советского строя, рассматривавшего молодежь с точки зрения соответствия идеологическому идеалу, но и национальные традиции патерналистских отношений «по старшинству», которые перешли в советский период с дореволюционных времен.
Заметим также, что не во всех странах эта отрасль социологического знания приобрела самостоятельный статус и название «социология молодежи» — поскольку социология не имеет своих специфических теорий юности. Как самостоятельный феномен юность долгое время была объектом внимания прежде всего психологов и социальных антропологов.
В рамках собственно социологического знания интерес к молодежной проблематике обычно возникал в периоды обострения «проблем с молодежью»: социологи как бы отвечали на определенный социальный заказ, объясняя конкретную проблемную ситуацию. При этом теоретическое осмысление молодежного статуса в обществе в большинстве случаев оставалось в стороне. В результате социология молодежи больше связана с социальной практикой, чем с теорией.
Немецкий социолог К. Хурельман отмечает, что «исследования молодежи в основном сводились к больным точкам молодежного поведения, таким как кризис образования, безработица, потребление наркотиков, политический экстремизм - т.е. тем проблемам, к которым было приковано общественное внимание в данный момент, и зачастую из поля зрения выпадал целостный феномен "юности" как таковой» [71].
Даже широко известные лекции Маргарет Мид [76] об исторических типах культурного контакта поколений, а также анализ поколений как фактора социальных изменений К. Мангейма [75] получили общественное признание значительно позже времени своего написания. Они были использованы в качестве возможной объяснительной теории ситуации молодежного протеста и волнений конца 60-х гг.
Поэтому, описывая историю этой области социологического знания, нельзя не говорить о конкретных социально-исторических ситуациях, в которых молодежь становилась объектом внимания и общественного мнения, и исследователей; на этой волне происходил всплеск интереса к молодежной тематике и формулировались новые акценты в ее рассмотрении.
В структуре данной главы периодизация динамики развития молодежных исследований совпадает с социальными ситуациями «проблем с молодежью»: становление ее как социальной группы; рассмотрение молодежи в качестве трудового ресурса послереволюционной разрухи; первое послереволюционное поколение молодежи; осмысление молодежного бунта на Западе и проблемы сохранения идеологического контроля над молодым поколением в СССР; молодежные неформальные движения.
В развитии российской социологии можно выделить тенденции, общие для мировой социологии, и специфически национальные черты. К числу первых относится рассмотрение молодежи как компонента в социальной структуре и элемента мобильности общества в связи с проблемами образования, рынка труда и демографическими проблемами; существенно слабее, чем в западных национальных социологиях, разработана проблематика поколенческих культурных изменений и молодежной субкультуры, которые появились у нас значительно позднее. Формы политического протеста и молодежного экстремизма по понятным причинам обозначились как проблема лишь в самое последнее время.
Возрастные рамки юности и молодости, специфика процесса социализации при вхождении в статус взрослого определяются конкретными социально-историческими условиями общества и его культурными традициями. Поскольку в разных странах и культурах процесс социализации протекает неодинаково, то по поводу границ молодежного возраста в разных национальных социологиях имеются разные представления. В российской традиции с начала века до наших дней границы собственно молодежного возраста в социальной статистике и в переписях населения варьировали от 10—12 до 20 лет в начале века, от 17 до 28—30 лет к нашему времени.
В целом же российская социология молодежи прошла сложный путь от упрощенного представления о молодежи как объекте социального контроля и воспитания со стороны государственных институтов до постепенного утверждения концепции молодости как особой фазы жизненного цикла с собственными интересами и собственным (хотя и незавершенным) социальным статусом. Закономерный процесс социологического углубления в объект исследования в отечественной социологии был затруднен историко-социальными обстоятельствами и поэтому происходил довольно болезненно и медленно.
Усложнение и углубление социального представления о молодости вело не только к признанию за молодым поколением собственных интересов (самореализация молодежи), но и к постепенной дифференциации возрастной группы как объекта исследования, к пониманию биологически-социального неравенства между отдельными подгруппами внутри одного поколения. Этот процесс внутренней дифференциации объекта протекал в русле мирового развития дисциплины, но, увы, с отставанием, которое к настоящему времени достаточно быстро преодолевается.
Молодежная проблематика до 1917 года. Становление молодежи как группы
В российской социологии интерес к молодежным проблемам впервые возник на рубеже веков. Его «провоцировали» развитие капиталистических отношений в России и кризис традиционной семейной социализации, развитие системы массового профессионального образования. Именно тогда заговорили о высвобождении молодого поколения из-под влияния семьи и выделении его в качестве объекта социализации со стороны государства.
П. Сорокин в работе «Кризис современной семьи» в 1916 г. [50. 174], описывая процесс распада традиционных семейных связей, в качестве отдельного аспекта выделил проблему разрыва традиционных связей между родителями и детьми в рамках семьи и передачу воспитательных и опекунских функций по отношению к подрастающему поколению в руки государства. П. Сорокин писал, что воспитание и обучение перестало быть исключительно семейной прерогативой. Широкая сеть детских учебных учреждений, воспитательных заведений и тому подобное означает, по существу, что не только функция первого воспитателя и «скульптора» отнимается у семьи, но даже время, проводимое ребенком в кругу семьи, резко сокращается. Замена семейного воспитания и обучения профессиональным имеет, по мнению Питирима Сорокина, свои позитивные стороны, так как должна привести к усилению степени «социализированное™» молодого поколения, пропитыванию его общественными мотивами и интересами, большей просвещенности [50, с. 171 — 172].
В этом пассаже из ранней статьи П. Сорокина отразился исторический переход от рассмотрения «ребенка, личности» как индивида, являющегося объектом социализации в семье, к анализу «молодого поколения» как общности, члены которой обладают сходным статусом «социализируемых»в рамках образовательных институтов. Теперь их социальное становление стало больше зависеть от ряда возможностей и ограничений, предоставляемых обществом. Та же ситуация кризиса образовательных функций семьи и перехода к системе «обобществленной» социализации почти одновременно с П. Сорокиным анализировалась в работах М. Рубинштейна «Кризис семьи как органа воспитания» [45] и А. Чекина «Семейный распад и женское движение» [60].
Одновременно в публикациях того времени начала появляться проблематика студенческой и учащейся молодежи (А. Сперанский [53]), при этом особенное внимание традиционно уделялось проблемам быта и материального положения русского студенчества (А. Кауфман [19]) на основе бюджетов учебного и внеучебного времени.
В социальной статистике категория работающей молодежи (от 10—12 до 20 лет) существовала еще в переписи 1897 г. Появлялись публикации по тяжелому положению рабочих-подростков на производстве и в бытовой сфере, по их правовой незащищенности и уязвимости по сравнению с более старшими возрастными группами (И. Янжул [67], А. Бернштейн-Коган [4]). Общая направленность этих публикаций может быть охарактеризована как демократическая традиция отстаивания интересов социально незащищенных и дискриминируемых групп, требующих дополнительного внимания и опеки со стороны властей.