Центральное ядро» и «исследовательская периферия»

Для описания когнитивной структуры знания в социологии удобно при­менять концепцию Стефана Кули. Согласно его подходу, научное знание не является чем-то единым и однородным. Оно состоит из двух основных ком­понентов: 1) «центрального (внутреннего) ядра» и 2) «исследовательской периферии». Оба названия как нельзя лучше отражают наблюдаемые во всех науках процессы интеграции и дезинтеграции знания. Правда, некоторые авторы используют другие термины. Так, исследовательская периферия на­зывается также текущим фронтом исследований, актуальными исследовани­ями, передним краем науки. По этому поводу А. П. Огурцов придерживает­ся такого мнения:

«Существует принципиальное различие между структурами переднего края научных исследований и трансляцией научного знания в культу­ру, которая обеспечивается прежде всего дисциплинарными механиз­мами. На переднем крае науки существует множество исследователь-Прайс Д. Дж. С. Малая наука, большая наука// Наука о науке. М, 1966. С. 339, 342; Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки: Ее генезис и обоснование. М.: Наука, 1988. С. 227. Прайс Д. Дж. С. Тенденции в развитии научной коммуникации — прошлое, настоящее, будущее // Коммуникация в современной науке. М, 1976. С. 95-96.

Подробнее см.: Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки: Ее генезис и обоснование. М.: Наука, 1988. С. 227-229.

ских групп, каждая из которых предлагает свою методику решения про­блемы, вырабатывает специфические методы анализа и концептуаль­ную схему, в последующем развертывающуюся в исследовательскую программу. Передний край науки организован проблемно. Это означает, что знание здесь функционирует иным образом, чем там, где речь идет о передаче полученных результатов последующим поколениям, т.е. в дисциплинарной организации научного знания. На переднем крае на­уки ядром когнитивной организации является проблема, а не решение, вопрос, а не ответ, деятельность, а не изложение уже найденного реше­ния в готовых формах. Если исследователь занят открытием еще неиз­вестных феноменов и охотно ставит под сомнение многое из того, что считается вполне установленным, то преподаватель следует программе, установленной не им самим, имеет склонность к догматизму, стремясь придать окончательную форму состоянию динамическому, изменчиво­му. Парадигматизация научной теории — один из путей превращения результатов деятельности исследовательской группы в социально при­знанное знание, та промежуточная форма трансляции достигнутых результатов в культуру, благодаря которой осуществляется взаимодей­ствие между передним краем науки и системой образования, между проблемной и дисциплинарной организацией науки»⁵.

«Внутреннее ядро» в терминах С. Кули включает небольшое число теорий и аналитических приемов, состоящих из фиксированных на данный момент времени элементов. В другое время их набор может поменяться. Достаточно взглянуть на содержание учебников по физике, химии или социологии для студентов вузов, чтобы понять, каково «центральное ядро» данной науки на сегодняшний день. В менеджменте его составляют идеи Тейлора, Вебера, Файоля, теории трудовой мотивации и стимулирования, структуры власти и авторитета, методов и стиля руководства, концепция лидерства, теория организационного поведения и некоторые другие.

«Центральное ядро» — своего рода стартовая площадка для подготовки специалистов к дальнейшей, уже профессиональной поисковой деятельно­сти. Оно состоит из совокупности фундаментальных знаний, которые при­знаются научным или профессиональным сообществом как твердо установленный факт, не требующий дополнительной проверки. «Исследо­вательская периферия», или, лучше сказать «исследовательский авангард», представляет собой те исследования, которые в настоящее время ведутся активно работающими в данной дисциплине учеными. «Авангард» всегда там, где добывается новое знание. Стефан Кули иллюстрирует свою теорию следу­ющей схемой (рис. 42).

Благодаря такому схематическому представлению научного знания, раз­личных его этажей, мы лучше узнаем о том, что в нем происходит на самом деле. Так, например, очевидно, что чем больше времени прошло с момента публикации, тем выше вероятность того, что содержащиеся в ней знания станут классическими. Однако не все результаты, полученные многочислен­ной армией эмпириков и активно работающих теоретиков, достигают «цен­трального ядра». Подавляющая часть нового знания отбраковывается. Оно находится в обороте недолгое время. Эмпирические данные быстро устаре­вают — либо не выдерживают повторной проверки, либо, выдержав ее, не

⁵ Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки: Ее генезис и обоснование. М.: Наука, 1988. С. 244.

71G

приносят науке ничего принципиально нового. Они частично или полнос­тью теряют свое значение, т.е. устаревают.

Лучшим судьей научной продукции служит время. Оно безжалостно от­секает все самое худшее. Поэтому незначительное число идей оценивается как несомненно важное и продолжает использоваться другими. Причем не обязательно в положительном смысле. Концепции Вебера и Тейлора кри­тикуются в сотнях и тысячах работ, каждое новое поколение вносит свою пепту. Со временем даже появляется стандартный набор недостатков, кото­рые принято кому-либо приписывать. И не только в статьях или моногра­фиях, но и в учебниках. В результате создается образ классиков науки, весь­ма далекий от реальности.

К сожалению, С. Кули не учитывает данного обстоятельства, акцентируя внимание только на позитивных процессах. Однако то, в каком виде «пери­ферийные» идеи достигают «центрального ядра» и какие трансформации они там претерпевают — вопрос совсем не посторонний для истории науки. «Во­ронка» Кули просеивает лучшее, но не объясняет того, почему оно затем становится совсем другим. Учебники нередко высушивают живое знание, которое, находясь на «периферии», играло раньше всеми цветами радуги. Например, образ эксплуататора и автора «потогонной системы» закрепился за Тейлором в основном благодаря учебникам.

Составляя их, авторы нередко избегают читать оригинальные произведе­ния, довольствуясь вторичной литературой. Последняя может быть излиш­не пристрастной по отношению к тому или иному классику менеджмента. Ведь учебники пишутся людьми. А им свойственно прощать свои ошибки и не забывать чужие. Активно работающие ученые заняты прежде всего тем, чтобы полнее и выгоднее изложить открытия. Усиленно подчеркивается новизна результатов, оригинальность программы, глубина анализа. Им вы­годно представлять противников в нелицеприятном виде.

Надо сказать, что в нормально функционирующей, т.е. здоровой, науке худшее отфильтровывается само собой благодаря конкуренции. Поскольку одновременно по одной и той же дисциплине выходит не один, а, как пра­вило, несколько учебников, они друг друга корректируют, уточняют и даже критикуют. В результате у читателя составляется более полное знание о фун­даменте науки. Гораздо хуже, когда учебников мало или таковой в единствен-

Рис. 42. Структура научного знания 717

ном числе. Монополия тем более вредна, что автор может ошибиться, и при отсутствии конкурентов ложь навязывается в качестве единственно правиль­ной точки зрения.

В науках — естественных и гуманитарных — качество и уровень публикаций неодинаковы. О чем свидетельствует такой, например, факт, что три четверти присылаемых в престижный журнал «American Sociological Review» статей от­браковывается? С одной стороны, о высокой требовательности издателей, а с другой — о низком качестве поступающего материала. Только зная реальное по­ложение дел в дисциплине, можно судить, какое из утверждений верно.

Вероятно, второе точнее отражает реальность социологической науки. Еще Мертон и Заккерман отмечали, что в естественных журналах статей от­клоняется меньше. Причем в случае не­удачи физики или химики винят себя, а социологи ставят под сомнение объек­тивность критериев, на основании кото­рых их оценивали. Действительно, пер­вые разговаривают на языке точных формул и уравнений, здесь труднее ложь выдать за правду. А социальные науки — экономика, социология, менеджмент — менее кодифицированы, здесь выше роль субъективного мнения и оценок.

В естественных науках ученое сообщество скорее находит понимание того, кто какой вклад внес в дисциплину и кого, следовательно, надо зано­сить в учебники, особенно если речь идет не о давнем прошлом, а об ак­тивно работающих ученых. В социологии и психологии меньше согласия о том, кто сделал больший научный вклад. Поэтому здесь сложнее опреде­лить эталон —- какое исследование, чьи статьи или книги следует прини­мать за образец, на кого равняться молодым. Иногда эталонными призна­ются прямо противоположные вещи. Может быть, поэтому учебники по социологии так сильно различаются между собой, включают разные темы и трактуют их тоже по-разному. Но если таково положение с учебниками, то фундаментальное знание в этих науках, разумеется, по сравнению с бо­лее развитыми естественными — надо считать менее устоявшимся, а «цен­тральное ядро» — более размытым.

В своей типологии Уитли⁶ разделил научные дисциплины на два типа: а) ограниченные, характеризующиеся высокой степенью согласия и опре­деленности решаемых задач, завершенностью концептуального аппарата, развитым математическим аппаратом, высокой интеграцией вокруг теоре­тического ядра и метафизических предпосылок, использованием аксиоматических средств; б) неограниченные (конфигурационные), где присутствует очень много разнородных объектов и тем, между учеными нет согласия по фундаментальным вопросам методологии, предметные грани­цы размыты, отсутствует завершенная теоретическая система и интег­рирующие парадигмы, нет вертикальной дифференциации на эксперимен­тальную и теоретическую деятельность. К первым относится физика, ко вторым — геология. Несомненно, социология — это яркий образец размы­той, конфигурационной науки.

⁶ Whitlev R. Sociology of scientific developments// Perspectives in the sociology of science. Shiwester, 1977. P. 21-50.

Сотрудница австрийского Института перспективных исследований К. Кнорр⁷ провела социологическое исследование степени согласованнос­ти мнений ученых (консенсуса) в социальных науках. Она предположила: если в данной науке между представителями разных школ и направлений существует некая договоренность, взаимопонимание по фундаментатьным вопросам, которое выражается своего рода коллективным договором, а на­личие такового отражает факт существования или отсуствия здесь общепри­нятой парадигмы, то показатель зрелости научной дисциплины надо счи­тать высоким. Что же получилось на практике? У физиков и математиков уровень консенсуса очень высокий, а у психологов и социологов — очень низкий. Статистические распределения выглядели так: 43,5% — в эконо­мике, 28,8 — в управленческих науках, 24,5 — в психологии, 17,1 —в соци­ологии, 14,9 — в педагогике, 10,5 — в политологических науках, 7,4% — в урбанических и региональных исследованиях. Иными словами, и среди представителей социальных знаний есть свои лидеры — экономисты, впро­чем, есть и свои аутсайдеры — региональщики. Социологи, как и положе­но специалистам по средним величинам, заняли промежуточную позицию: кое в чем они согласны друг с другом, но по большинству фундаменталь­ных (впрочем, как и второстепенных) вопросов готовы хорошенько поспо­рить.

В социальных науках, согласно К. Кнорр, нет четких разграничений об­ласти наблюдаемых фактов и области теоретических понятий. Ученые созда­ют свои теории на основе интерпретации ими же полученных фактов, что и создает большие разногласия между специалистами. Физики и математики ведут себя совсем иначе, отсюда и лучшие результаты. Стало быть, раздора между учеными-социологами больше не потому, что наука у них такая, а потому что нет консенсуса в суждениях. Консенсус зависит, заключает К. Кнорр, не столько от уровня парадигмальности дисциплины, сколько от характера преобладающих в ней рассуждений. Чем больше социологи опи­раются на эмпирические факты, принимают количественную методологию за руководство к действию, проверяют надежность и привержены объектив­ной истине, тем больше между ними согласия. Психология и экономика про­двинулись на этом пути дальше. Больше всех отстают этнографы, которые придерживаются в основном качественной методологии и так называемых мягких методов исследования (софт-методологии), избегают цифр, статис­тики, проверки данных, обоснования валидности и пр.

УРОВЕНЬ КОДИФИКАЦИИ НАУКИ

Подобная структура фундаментального знания не может не сказаться на поведении и ориентации активно работающих ученых. Если в физике фун­даментальное знание, как считают Мертон и Заккерман, можно изложить компактно, в какой-то единой системе, то в слабокодифицированных от­раслях (социология, психология, менеджмент) ученый постоянно должен держать в поле зрения массу дескриптивных фактов и низкоуровневых (так

Knorr K.D. The nature of scientific consensus and the case of the social sciences / International Journal of Sociology. 1978. Vol. 8. № 1-2. P. 113-145.

называемых «эмпирических») теорий. В сильнокодифицированных областях фундаментальные идеи увязаны между собой в единый теоретический кар­кас, и весь объем необходимой ученому эмпирической информации прочно «подвязан» к нему. Это позволяет проводить более основательные поиско­вые исследования и лучше готовить квалифицированные кадры.

В самом деле, в социологии передовой фронт более аморфен, согласован­ность исследований низка, надежность эмпирической информации не все­гда достаточна, да и теории связаны с опытом не так прочно, как, например, в физике. Многие данные противоречат друг другу, а теории несовместимы между собой. По одной проблеме может быть проведено множество иссле­дований, с нулевым эффектом. Так, к настоящему времени проведено, по некоторым подсчетам, более 5 тыс. исследований по изучению удов­летворенности трудом. Но доказать главное — связана она с высокой произ­водительностью труда или нет — так и не удалось.

В сильнокодифицированных науках, построенных на твердом фундаменте математики и логико-выводного зна­ния, такая ситуация вряд ли возможна. Проблема может быть крайне сложной и потребовать сотен и сотен опытов. Не все из них удачны. И в физике много времени тратится, казалось бы, впус­тую. Но каждый эмпирический шаг уп­равляется здесь фундаментальной тео­рией. Плотность результатов высока. Чтобы продвинуться на передовые по­зиции в физике, молодому ученому надо прочитать приблизительно 500—600 специальных статей (уже после университета), а в социологии достаточно бывает и 60.

Свою некомпетентность всегда удается закамуфлировать под оригиналь­ность и новизну подхода. Эмпирически перепроверить результаты — в силу специфики «поля», неповторимости выборки, слабой концептуализации инструмента — практически невозможно. У вас появляются публикации, и вы можете прослыть даже «классиком». Но фундаментального знания таким способом добыть нельзя.

В слабокодифицированных дисциплинах чаще делаются открытия, хотя чаще всего это только видимость открытий. По существу же это нечто иное. Обнаружение нового эмпирического факта, например, о том, что при трид­цатипроцентном уровне удовлетворенности трудом высока вероятность ухуд­шения психологического климата, еще не является научным фактом в стро­гом смысле. Научный факт всегда связан с фундаментальной теорией, объяс­няется ею и подтверждается таковой. А эмпирический чаще всего случаен и может не подтвердиться другими исследованиями. Даже если он под­тверждается, то неизвестно почему: то ли по причине сходства методики, то ли это случайное совпадение.

Анализируя структуру научного знания, С. Кули обнаружил любопыт­ную закономерность. Если содержание учебников для студентов адекват­но отражает содержание ядра дисциплины, то оказывается, что основные идеи учебников для химиков и физиков были открыты еще до 1960 г. И только в 3—6% случаев имеются ссылки на свежие данные. В социоло-

гии прямо противоположная картина. Здесь в учебниках до 75% ссылок да­ются на современные работы, написанные после 1960 г. Прослеживаются различия и в количестве цитат. Авторы естественно-научных учебников ссылаются приблизительно на 100 источников (статьи и монографии), а со­циологических — в среднем на 800.

«Центральное ядро» естествознания состоит из небольшого числа тео­рий, которые созданы учеными в течение семи веков. Список цитирований в учебниках практически пересекается, т.е. состоит из одних и тех же на­званий. В социологических текстах большинство ссылок широко варьи­руется, особенно в области эмпирических исследований, проведенных на «периферии». Отсюда следует, делает вывод С. Кули, что в социологии ядро фундаментальных знаний очень маленькое, а «исследовательская перифе­рия» очень большая. Стало быть, аккумуляция, накопление фундамен­тальных знаний идут медленнее.