Социальный контроль: сущность и механизмы

Термин «социальный контроль» был введен в социологию Э. Россом в начале XX в. «Социальный контроль, - пишут Петер и Бриджит Бергеры, - означает любой социальный механизм, посредством которого индивидов принуждают придерживаться правил, принятых в обществе или отдельном его сегменте»[183]. Социальный контроль – это неотъемлемый элемент любого института, т.к. любой социальный институт содержит социальные нормы, т.е. ожидания, предписания и требования, регулирующие взаимодействие между людьми. Любой институт является средством сознательного и формального контроля над некоторой ограниченной стороной жизни и, как правило, над некоторой группой лиц. Одни институты контролируют узкие аспекты жизни человека (например, профессиональную деятельность), а другие претендуют на то, чтобы контролировать всю его жизнь (церковь)[184]. В профессиональной деятельности институциональный социальный контроль подразумевает, прежде всего, контроль за компетенцией исполнителя и за его правом осуществления деятельности (в некоторых случаях человек может иметь документы, подтверждающие его компетенцию, но не иметь права на осуществление деятельности). Компетенция может быть подтверждена с помощью аттестатов, дипломов, сертификатов, лицензий и т.п. В случае неудачного исполнения профессиональной деятельности человек, желая подтвердить свою компетентность, может обратиться к институциональным приемам защиты. Например, врач, защищая себя от критики, говорит, что он сделал все, на что способна медицинская наука. «Его неудачи, - пишет Э.Ч. Хьюз, - должны приписываться состоянию техники и знания в профессии в целом, а не его собственным недостаткам»[185].

Главным инструментом социального контроля являются санкции, которые можно определить как «реакции со стороны общества или значительного числа его членов на способ поведения, который, тем самым, либо одобряется (позитивные санкции), либо порицается (негативные санкции)»[186]. Санкции делятся также на формальные и неформальные.

Примерами позитивных санкций являются награды (медали, ордена, почетные грамоты, кубки, знамена и т.д.), денежные вознаграждения, льготы и привилегии, публичные почести и т.п.

Примерами негативных санкций являются угроза физической расправы, административное взыскание, уголовное наказание, ограничение свободы передвижения, бойкот, насмешка, сплетня и т.д.

Поскольку санкции делятся на формальные и неформальные, то позитивные санкции бывают формальными позитивными и неформальными позитивными. Формальные позитивные санкции принимают форму денежной премии, правительственной награды, присвоения звания, наделения льготами, назначения на должность, символического увековечения памяти и т.д. Неформальные позитивные санкции принимают вид устного поощрения, похвалы, признания авторитета, доброжелательного отношения и т.д.

Формальные негативные санкции – в форме штрафов, арестов, лишения свободы, конфискации имущества, ссылки и высылке, лишении части прав, увольнения с работы и т.д. Неформальные негативные санкции – в виде насмешки, сплетни, бойкота, враждебного отношения внутри малой группы и т.д. Люди, осуждающие сплетни, не всегда понимают, какую важную роль они могут играть в обществе. М. Глакмен, специально изучавший сплетни, пришел к выводу, что сплетни поддерживают единство, нравы и ценности социальных групп. «В сплетнях и злоумышленном наушничанье, – пишет Глакмен, – ценности группы очевидным образом подтверждаются, поскольку мужчина или женщина всегда подвергаются посрамлению, как только им не удается жить в согласии с этими ценностями»[187]. Кроме того, они позволяют этим группам удерживать под контролем конкурирующие клики и тех целеустремленных индивидов, из которых все эти группы состоят[188].

Разные социальные группы прибегают к разным формам социального контроля. Бойкот со стороны соседей не так страшен человеку, живущему в крупном городе, как человеку, живущему в деревне. Невозможность применения к детям (в современном обществе) всего того спектра негативных санкций, которые могут быть применены к взрослым, заставляет педагогов и родителей проводить их тщательный отбор. Учитель не может «уволить» ребенка из школы за непослушание, но он может подвергнуть его насмешке и, тем самым, воздействовать на его поведение.

Говоря о социальном контроле, можно выделить внешнее принуждение и внутренний самоконтроль. Внутренние формы контроля – это те, при которых угроза индивиду поступает не извне, а изнутри его собственного сознания. При успешной социализации, интернализации норм и ценностей, самосознание индивида начинает выполнять функцию социального контроля[189]. Человек, нарушивший табу, совершивший «грех», может сам подвергать себя наказанию, при условии, что он осознает это и рассматривает свои действия как достойные осуждения и наказания. И. Гоффман в своей работе «Моральная карьера душевнобольного пациента» указывает на то, что больничное начальство не ограничивается одним лишь внешним принуждением, но старается убедить пациента в том, что «все его прошлое было одной сплошной неудачей, что причина этого лежит в нем самом, что его отношение к жизни неправильно и что ему, если он хочет быть человеком, придется изменить свой способ обращения с людьми и свои представления о себе»[190]. Делается это не только для того, чтобы оправдать те ограничения, которым подвергается пациент, но и для того, чтобы заменить внешнее принуждение гораздо более эффективной формой контроля – самоконтролем.

Норберт Элиас, рассматривая процесс становления цивилизации в Западной Европе, пришел к выводу, что, начиная с позднего Средневековья и раннего Возрождения, произошел мощный сдвиг в сторону индивидуального самоконтроля. Происходил переход к самопринуждению, возрастал контроль над аффектами, уменьшалась спонтанность и аффективность действий[191]. Главной причиной такой трансформации западного общества Н. Элиас считал в росте дифференциации общественных функций. Чем больше становилось специализированных социальных институтов, тем больше становилось число людей, в зависимости от которых оказывался каждый индивид. В результате поведение всё большего числа людей должно было во все большей мере соотноситься с поведением всех прочих, а взаимодействия должны были подчиняться все более точным и строгим правилам. Человек принуждался к все более дифференцированному, равномерному и стабильному регулированию своего поведения. Это регулирование не носило сознательного характера. Элиас писал, что «сеть действий становится столь сложной и разветвленной, а напряжение, требуемое для «правильного» в ней поведения, столь значительным, что индивиду требуется укрепление не только сознательного самоконтроля, но и аппарата того самоконтроля, который работает автоматически и слепо. Последний служит барьером, препятствующим росту постоянной тревоги, вызываемой вероятностью нарушения принятых в обществе образцов поведения»[192]. Демонстрируя огромную разницу в отношении самоконтроля между обществами с малой и большой дифференциацией, Элиас приводит пример о поведении человека на дороге в Средние века и в настоящее время. В Средние века путешественнику главная опасность грозила извне – от разбойников. На дорогах современного крупного города или автотрассе угрозу жизни человеку (как пешеходу, так и автомобилисту) представляют не только окружающие, но и утрата самоконтроля. Секундная невнимательность, рассеянность может стоить человеку жизни или отнять жизнь у других. Впрочем, и другие (опасность извне) представляют угрозу, преимущественно, лишь потому, что также могут на мгновение утратить контроль над собой[193]. Элиас делает вывод, что чем гуще сеть социальных взаимодействий, тем большие потери несет индивид из-за спонтанных вспышек страстей. «В выигрыше все больше оказываются те, кому удается подавить свои аффекты, а потому каждого индивида с ранних лет принуждают к просчету своих действий и координации с цепочками действий других людей»[194].

Другую главную роль играет в этом процессе монополизация государством физического насилия (с эпохи абсолютизма). Достаточно вспомнить как долго, но не безуспешно, боролась королевская власть, например, во Франции с дуэлями. Да и сами дуэли постепенно ритуализируются, обрастают строгими правилами (вплоть до дуэльных кодексов), что делает поведение человека, даже с оружием в руках, все более предсказуемым. Результатом оказывается ситуация, когда «присутствие принуждения носит только потенциальный характер, выступая как контрольная инстанция общества. То принуждение, которому подвергается индивид актуально, осуществляется им самим на основе либо его собственных знаний о последствиях своих действий, либо соответствующих указаний тех взрослых, которые моделировали его душевный аппарат, пока он был ребенком»[195]. Разумеется, определенные элементы самоконтроля были и есть в любом обществе. Но до эпохи Возрождения главную угрозу человеку представлял не сбой в системе самоконтроля, а опасность извне. В обществах Нового времени место физического насилия все чаще занимает экономическое принуждение. Экономическое принуждение в большей степени заставляет человека учитывать отдаленные последствия своих действий. Жизнь человека становится более безопасной, но менее страстной. Лишенный этих страстей в повседневной жизни, человек находит им замену в эрзац-переживаниях (книгах, фильмах и т.п.). Самопринуждение (как сознательное, так бессознательное), результатом которого может стать неспособность в реальной жизни удовлетворить свои желания и страсти, порой оказывает разрушительное влияние на личность. Историко-социологическое исследование Н. Элиаса помогает лучше понять существование «дисциплины тела» в современном обществе. На первый взгляд, одежда женщин в странах Запада всем своим видом демонстрирует свободу и сексуальную раскрепощенность, высокий уровень женской эмансипации. Женская одежда уже не служит цели как можно тщательнее скрыть тело от посторонних глаз. Совсем наоборот, она выставляет тело на показ. Однако это лишь то, что лежит на поверхности. Известный французский социолог П. Бурдье предлагает обратить внимание на манеру современных молодых женщин беспрестанно одергивать свою мини-юбку, поправлять блузку с глубоким вырезом либо выполнять сложные акробатические номера, когда требуется поднять упавшую вещь, но так, чтобы при этом колени оставались прижаты друг к другу, а короткая юбка не задралась еще больше. Современная женская одежда, делает вывод П. Бурдье, якобы символизирующая свободу и раскрепощенность женщины, на деле может являться способом поддержания тревожности и неуверенности женщины по поводу своего внешнего вида. Роль ограничителя движений и постоянного стража дисциплины тела могут играть высокие каблуки, сумочка, занимающая руки, мини-юбка и т.д. Дисциплинирование тела начинается в раннем детстве, замечает Бурдье, когда девочку учат, что «сидеть, раздвинув ноги, вульгарно» и т.д. Определенная осанка и манера себя держать тесно ассоциируются с нравственностью поведения и сохраняются в телесной пластике современной женщины независимо от ее воли. Одежда сама по себе не может «дисциплинировать». Она может сковывать движения или их раскрепощать. «Дисциплинирование тела» достигается за счет развитого у индивидов самоконтроля, в том числе и в области телесных практик.

Если Н. Элиас в своем изучении развития западной цивилизации главный акцент сделал на развитии самоконтроля, то Мишель Фуко – на трансформации социального контроля со стороны важнейших институтов: государства, армии, больницы, фабрики, школы. В своих работах («Надзирать и наказывать: рождение тюрьмы», «Рождение клиники») Фуко показывает как на протяжении XVIII-XIX вв. происходило дисциплинирование человека и возвышение дисциплинарных институтов. Дисциплинарная власть потребовала замкнутого, контролируемого пространства. В образовании этому требованию отвечал интернат, в армии – казарма (изобретение XVIII в.), в экономике – фабрика, в системе наказаний – тюрьма. Дисциплинарная власть потребовала четко определить каждому человеку его место в системе. В Новое время право суверена отобрать у подданного жизнь сменилось разнообразными формами управления его жизнью (вплоть до управления его сексуальным и репродуктивным поведением). Школа, армия, мануфактура или больница не были изобретениями XVIII в., но именно в эпоху Просвещения они, равно как и некоторые другие институты, начинают превращаться в институты тотального контроля, для которых функция дисциплинирования становится важнейшей, институты, охватывающие большую часть членов общества. Рассмотрим этот процесс на примере армии. Господство механистического мировоззрения в XVIII в. привело к взгляду на солдата как на маленький винтик в большом механизме. Особенно ярко это проявлялось на плац-парадах. Господство линейной тактики привело к расцвету муштры. Если современного солдата учат маскироваться, окапываться и вообще беречь свою жизнь, то солдата XVIII в. учили умирать с гордо поднятой головой. Солдат должен был держать строй даже тогда, когда по шеренге в упор стреляли картечью. Главным средством подавления инстинкта самосохранения в крестьянском парне считалась жесткая муштра и суровые наказания за малейшую оплошность. На протяжении XVIII в. мощь огнестрельного оружия возрастала. Росли и потери на полях сражений. В конце концов, это привело к тому, что в XIX в. европейские государства придут к идее всеобщей воинской обязанности. Армия тем самым превратится в тот дисциплинарный институт, через который будет проходить большая часть мужского населения.

Постиндустриальное общество часто ассоциируется со свободой – свободой выбора товаров и услуг, свободой выбора стилей жизни, свободой перемещения в пространстве и т.д. Однако постиндустриальное общество – это общество с качественно иным уровнем социального контроля. Улицы крупных городов заполнены десятками тысяч видеокамер. Камеры слежения устанавливаются во дворах домов (районы проживания низших слоев представляют исключение, но, по-видимому, только временное), в банках и офисах, в «храмах потребления» (гипермаркетах), на стадионах, в музеях и т.д. Видеокамеры, установленные в гипермаркетах, позволяют их владельцам не только предотвращать кражи товаров, но и отслеживать реакции покупателей: возле каких товаров они останавливаются, что привлекает их внимание и т.д. Потребительство, как уже отмечалось, само становится достаточно эффективным механизмом социального контроля. Знаки «Работает система видеонаблюдения» могут появляться даже там, где камер слежения нет. Люди, устанавливающие эти знаки, справедливо полагают, что уже одна эта надпись может устрашить преступника. В постиндустриальном обществе шпионаж развивается на крепкой индустриальной основе. Телевидение со своими прямыми трансляциями, репортажами с места событий и вездесущие папарацци также весьма эффективно выполняют функцию социального контроля. Чиновник, отвечающий на вопросы журналистов, должен учитывать, что его слова записываются и в дальнейшем могут быть использованы против него самого. Технические средства бесконечно увеличивают возможности социального контроля. Родители, покупающие детям сотовые телефоны, преследуют и свои цели: знать, где находится в данный момент их ребенок. Телефон, тем самым, превращается в дистанционный поводок. Неконтролируемого внешнего пространства остается все меньше и меньше. Правительства разных стран (например, США, Китая) прилагают большие усилия для установления контроля за Интернет - сообществом. Компании все чаще начинают контролировать электронную переписку своих работников и даже не считают нужным это скрывать. В США спутники слежения и специально оборудованные инфракрасные камеры помогают отлавливать нелегальных иммигрантов, пересекающих американо-мексиканскую границу. Современный человек обладает огромным количеством разнообразных документов, призванных удостоверять его личность (паспорт, водительские права, военный билет, служебное удостоверение и т.д.). Все эти личные документы напрямую связаны с социальным контролем, т.к. один лишь факт их отсутствия уже не позволяет человеку совершать определенные действия. Полицейское государство, общество тотальной слежки и контроля постепенно приобретают все более зримые очертания. У данного общества есть свои плюсы и минусы. Тотальная слежка позволяет лучше бороться с преступностью, но одновременно сокращает сферу интимного. В XVIII в. правовед-либерал Иеремия Бентам создал образ «Паноптикона» (греч. «всевидение») – идеальной тюрьмы. В середине тюрьмы располагалась наблюдательная вышка, с которой один стражник в любое время мог наблюдать за каждым ее обитателем, оставаясь невидимым для самих заключенных[196]. Современному человеку, чтобы не чувствовать себя заключенным «Паноптикона», приходится просто не замечать или делать вид, что не замечаешь тотального контроля. В конце концов, угроза вмешательства государства в личную жизнь начинает рассматриваться как своеобразная плата граждан за свою безопасность.

Вопросы и задания для самоконтроля

1. Приведите пример, когда один и тот же поступок, в зависимости от ситуации, может рассматриваться как девиантное поведение и как нормальное поведение.

2. В чем, по Вашему мнению, кроются главные причины роста числа девиаций в современной России?

3. Возможно ли применение теории аномии Э. Дюркгейма для объяснения изменения динамики каких-либо других девиаций, кроме самоубийства? Обоснуйте свой ответ.

4. С помощью, каких механизмов в обществе осуществляется контроль за поведением индивидов?

5. Может ли девиантное поведение носить позитивный характер?