Проблема межсистемных контактов
Говоря, что речь идет о новой проблеме, мы имеем в виду, собственно, не то. что прежде ее не существовало. Просто раньше ей не придавали значения и решением ее стали методически заниматься лишь совсем недавно. Но в чем она состоит? В самых общих терминах ее можно обозначить следующим образом: социальная группа, за редким исключением, никогда не бывает абсолютно изолирована. Она вступает в отношения с соседними или даже отдаленными группами хотя бы в силу экономических или культурных потребностей, которые не в состоянии удовлетворить с помощью собственных ресурсов. В результате во времени и пространстве возникают социальные контакты, имеющие самые разнообразные формы. Однако меньше всего внимания уделялось юридическому аспекту таких контактов между группами. Конечно, существует целая область юриспруденции, занимающаяся решением сложных проблем, которые приводят к появлению ряда различных правовых систем, наслаивающихся друг на друга в рамках одного сложного общества с интенсивными межнациональными отношениями — это то, что называют международным частным правом. Его основная цель состоит в том, чтобы разрешать коллизии законов посредством кропотливого и максимально объективного анализа причин этих коллизий. Внимание социологов здесь может привлечь прежде всего изучение того, какое влияние на юридическую систему оказывает право того или иного иностранного государства. Конечно, часто бывает, что правовой институт трансформируется под воздействием внутренних факторов. Однако по-настоящему важные нововведения, привносимые в правовую систему, обусловлены внешними элементами. Такой пока еще слабо изученный феномен называется заимствованием. Он может проявляться следующим образом: когда группа сталкивается с какой-нибудь проблемой и традиционные решения не помогают, она иногда может узнать о чужом решении и в зависимости от обстоятельств отвергнуть его или принять, т.е. сделать своим и внедрить в собственную правовую систему. Случается, что речь идет о какой-то детали, не имеющей большого значения, и «импортер» осуществляет заимствование по причине, например, ее технического превосходства. Мо бывает, что заимствованная правовая норма очень важна и касается фундаментальных элементов института права. В этом случае в силу внутренней логической связи установлений, регламентирующих один и тот же правовой вопрос, заимствованная норма играет роль своего рода фермента и способствует трансформации всего, института либо путем буквального копирования того, что имеется за границей, либо, что случается чаще, посредством синтеза элементов национального и иностранного права. Но можно пойти еще дальше и заимствовать не отдельную норму или даже институт, а юридическую систему в целом. На профессиональном языке это называется «принятием» или «возрождением» правовых норм.
Классическим примером возрождения права в прошлом является возрождение римского права в Западной Европе начиная с конца XI века. Оно совершенно четко показывает, что в соответствии с социологическим определением права юридическая система может сохранять действенность только при условии сохранения социальных условий, которые ее породили. Феодальное право, на смену которому пришло возрожденное римское право, не было приспособлено к потребностям общества ХН века, когда стала развиваться экономическая деятельность. Как же получилось, что его заменило римское право, т.е. юридическая система, прекратившая свое существование за несколько веков до этого и сформировавшаяся в обществе с совершенно иной структурой? Не стоит забывать, что в отношении римского права мы имеем дело с исключительным I случаем. В том виде, в каком эта система права была создана, она в максимально возможной степени лишена специфического характера — религиозного, мораль-ного, политического или какого-то другого. Принципи-1Льцо или по счастливой случайности римское право не шляется явлением этническим и может применяться в любом обществе, основанном на принципе правового агенства. Довершило дело его техническое совершенство. Так без ущерба для социологической доктрины объясняется этот, на первый взгляд, исключительный феномен правовой системы, возродившейся из пепла и ^установившейся без всякого принуждения и насилия даже в тех странах, которые его никогда не знали.
Что касается принятия чужих правовых систем, то-это явление наблюдается гораздо чаще и представляет собой частичное или полное заимствование. В основном это касается молодых стран, внезапно столкнувшихся с проблемами современной жизни, которые они не в состоянии решить с помощью собственных правовых норм. Так в XIX веке произошло с несколькими странами Южной Америки и Японией, заимствовавшими французский гражданский кодекс, затем с Турцией, взявшей за образец швейцарское законодательство, а позднее с Египтом, Китаем, Эфиопией и т.д. В наши дни мы являемся свидетелями очень интересных событий подобного рода. Они произошли благодаря резкому пробуждению ряда наций, населяющих континенты, которые, как думали многие, навсегда погружены в сон. В частности, в Африке и Азии народы, считавшиеся ранее годными лишь на то, чтобы быть дешевой рабочей силой, уходят из-под притесняющей их опеки и проявляют неожиданные способности. Итак, для миллионов людей встает проблема более или менее быстрого перехода от архаичной структуры к уровню современной цивилизации. В юридическом плане эта проблема выражается в сохранении или отмене старых обычаев и их замене на правовую систему, при которой кое-какие традиционные ценности неизбежно придется принести в жертву.
Унификация права
В неразрывной связи с этой проблемой находится другая — проблема унификации права. Возможно ли, чтобы поведение и жизнь людей во всем мире управлялись одними и теми же правовыми нормами.
I.Существовал ли период единого права? Была ли подобная унификация реализована в прошлом? Все свидетельствует об обратном: наблюдения историков и этнографов дают основания думать, что примитивные люди жили в очень небольших социальных группах и редко общались с членами других групп. По всей вероятности, такие группы испытывали друг к другу враждебные чувства. Это наводит на мысль о малой вероятности того, чтобы в далеком историческом прошлом существовали единые для всех нормы права. Однако в пользу последнего предположения свидетельствуют некоторые мифы. В античности и особенно в Древнем Риме долгое время существовал миф о правлении Сатурна. Согласно этому мифу люди когда-то жили в эпоху, напоминающую золотой век, эпоху мира и благополучия, избавленную от всех социальных зол. Делались предположения, что это не просто легенда, а исторический факт, относящийся к эпохе неолита. Однако этот аргумент нельзя рассматривать всерьез. Все, несомненно, признают, что неолит привел к значительному прогрессу в технике и, конечно, в нравственной и культурной сфере, но нет оснований полагать, что миф о правлении Сатурна явился хронологическим переносом этой революции и, даже если бы это было и так, что она хоть в какой-то мере обеспечила политическую или юридическую унификацию. Второй аргумент: некоторые данные, почерпнутые из сравнительной лингвистики, наводят на мысль о существовании в очень давние времена империй, расположенных на обширной территории. Тогда возникает соблазн развить эту гипотезу до крайности и предположить существование некоего первоначального человеческого сообщества. В пользу ^такого предположения также говорит известный миф о Вавилонской башне. Однако это рискованное предположение. Кроме того, миф никогда не был равноценен историческому факту. Третий аргумент: этнографические исследования примитивных народов свидетельствуют о наличии у них большого числа обычаев, разнообразных, конечно, но имеющих много общего, и, стало быть, можно говорить о примитивном праве. Однако и этот аргумент слаб. Архаичные общества, как и современные общества, не жили при одном и том же режиме, и аналогии, которые можно обнаружить в их обычаях, обусловлены относительно сходными условиями их жизни, что можно сказать и о нас.
2.Проблема унификации римского права. Можно также задаться вопросом: а не существовало ли единство права в эпоху, когда после завоевания Римом всех средиземноморских территорий его правовые нормы были теоретически обязательны для всех народов этой огромной империи? На этот вопрос обычно дается положительный ответ. Мы знаем, что в 212 году н.э. император Каракалла учредил право римского гражданства для всех, кто проживал в границах Рима. Может показаться, что это первый пример крупномасштабного распространения права. Но было ли это подлинной унификацией права? Есть серьезные причины в этом сомневаться. Во-первых, намеревался ли Каракалла подчинить всех жителей империи римскому праву и добился ли он этого? Многие исследователи, и довольно известные, считают, что значимость этого текста, о котором нам известно лишь по небольшому количеству документов, — весьма мала. Если предположить, что он хотел закрепить статус иноземцев, вполне возможно, что он предоставил им гражданство, не лишив при этом первоначального статуса и таким образом, обеспечил им право двойной правовой принадлежности. Впрочем, похоже, что даже в пределах Римской империи многие региональные или местные обычаи сохранились после 212 года и что некоторые из них могут рассматриваться как настоящие правовые нормы. Наконец, если даже предположить, что римское государство своей безжалостной централизованной политикой преследовало и уничтожало эти обычаи на своей территории, все же помимо Средиземноморья оставались обширные континенты, о которых нам практически ничего неизвестно за неимением документов. Нотам проживало население, имевшее собственную цивилизацию и религию, собственное право и собственную мораль. Итак, можно сказать, что унификация, произведенная римским имперским правом, является юридическим следствием военно-политического завоевания, сравнимого, с учетом определенных оговорок, с широким распространением мусульманского права в течение VH века и в последующие века.
Если единство права никогда не существовало — ни в прошлом, ни в настоящем, — есть ли основания полагать, что оно сможет реализоваться в будущем? Принципы, изложенные выше в отношении природы права, позволяют, по крайней мере, поставить условия такой унификации.
3.Условия постепенной унификации права. Поскольку право отражает волю социальных групп, оно может быть унифицировано только в том случае, если эта воля повсюду будет одинаковой. Очевидно, что подобное единомыслие у всех народов планеты немыслимо и даже нежелательно. Следует ли из этого делать вывод, что никакая унификация невозможна? Сосуществование различных норм, по-видимому, не причиняло больших неудобств, пока народы, не входившие в состав крупных стран Запада, жили сами по себе и почти не участвовали в международной жизни. Однако сегодня все обстоит иначе: связи между народами множатся, и все указывает на возможность еще большего их развития.
Отсюда следует, что отличия, часто весьма резкие, между разными правовыми системами способны вызвать серьезные конфликты, причём в большей степени в области частного, семейного и имущественного права, чем в области публичного. Именно этим объясняется стремление людей сблизить юридические концепции и институты.
Такого рода процессы как раз и происходят в современную эпоху, характерной чертой которой является феномен глобализации экономических и культурных отношений. Как пишет С.С. Алексеев, «в области права процесс глобализации наиболее примечателен, а быть может, и наиболее принципиально важен, конструктивен. Причем речь идет не о праве «вообще и тем более не о системах национального права в той их части, которая затрагивает, в частности, семейные и близкие к ним отношения (где немалое, а подчас и доминирующее значение имеют факторы национальной культуры). Речь идет именно о праве человека»'. По своей природе право универсально как никакой другой социальный институт. Его универсальность наиболее фундаментальным образом выражается в правах человека. Именно в настоящее время, в ходе глобализационных процессов, появилась, по словам С.С. Алексеева, возможность утверждать о существовании в мире общего правового состояния. Во-первых, и это очень важно, существует Организация Объединенных Наций (ООН), которая, хотя и не имеет политической власти, неоднократно предпринимала благотворительные и миротворческие действия. Разумеется, эта организация еще не набрала достаточной силы и может распасться, как это произошло с Лигой Наций. Однако важно то, что, если по какой-то причине ООН суждено исчезнуть, ни у кого не вызовет сомнения необходимость заменить ее рано или поздно другим органом того же типа. В чисто правовой, области следует отметить три важных этапа на пути к унификации права. Прежде всего, речь идет о существовании нескольких международных судов. Первый из них находится в Гааге, не обладает собственно юридическими полномочиями в том смысле, что не может приводить в исполнение свои решения с помощью силы. Его решения, таким образом, остаются простыми уведомлениями, но имеют высокий престиж из-за высокого морального авторитета и компетентности его сотрудников. Второй просуществовал недолго, поскольку его юрисдикция носила исключительный характер: мы говорим о суде в Нюрнберге, который сразу по окончании второй мировой войны выносил обвинения нацистским военным преступникам. В соответствии с его полномочиями в результате длительной и скрупулезной процедуры были вынесены и приведены в исполнение приговоры.
Второй важный момент в плане юрисдикции имеет несколько иную природу — это Всемирная декларация прав человека, подписанная 10 декабря 1948 года 48 странами. Речь, конечно, не идет о законодательных актах, но даже без права на материальные санкции тексты такого рода являются подлинными правовыми нормами. Декларации прав человека уже были провозглашены рядом стран, однако лишь в 1948 году большое число стран договорились подписать эту торжественную хартию, в которой они видят свой идеал. Этот факт тем более важен, что здесь речь идет не о простых предписаниях морали, аналогичных тем, что знакомы нам по естественному праву, о подлинных правовых нормах.
В этом контексте иногда возникает противоречие между стремлением международных организаций защитить права человека и некоторыми действующими нормами международного права. Именно об этом говорится В недавней статье немецкого социолога У. Бека. Субъектами международного права являются государства; носителями прав человека — отдельные люди. Однако права человека лишаются содержания как правовое понятие, если не обладают универсальной значимостью, то есть если их носителями не признаются все люди независимо от любых этносоциальных и политических определении. Например, причиной бомбардировок Косова стало стремление правительств стран НАТО защитить права человека, остановить геноцид, но при этом оказалось нарушенным международное право. Согласно Беку, возможны два разных представления о мировом сообществе: либо его рассматривают как лоскутное одеяло, скроенное из национальных государств, либо как космополитический порядок прав человека. В последнем случае, замечает Бек, нетрудно замаскировать высшими целями старое стремление к мировому экономическому и политическому господству. «Пожалуй, не будет преувеличением сказать, — пишет он, — что Запад станет в будущем вести демократические крестовые походы также и для того, что обновить свою самолегитимацию». И как раз потому, что права человека признаны по всему миру, а интервенции такого рода будут считаться бескорыстными, мало кто заметит, что они тесно связаны «со старомодными целями империалистической мировой 1ю-литики...» А поскольку «почти в каждом государстве есть меньшинства, с которыми оно обращается не должным образом», то возможность такой милитаристской политики в области прав человека «уже потрясает самые основания осуществления власти в мировой политике»
С технической точки зрения необходимо отметить тенденцию к сближению различных правовых систем. Выше мы говорили, что отныне стало возможным группировать правовые системы таким образом, чтобы создать семейства прав с множеством общих черт. Такая типология имела бы дидактическую и научную ценность. Однако признанное родство между правовыми нормами различных социальных групп может также представлять большой практический интерес: оно будет способствовать улаживанию конфликтов. Таким образом, возможно создание общих организаций, призванных облегчить решение юридических разногласий. Между тем, новое и важное явление, свидетелями которого мы сейчас стали, — это не столько слияние сходных систем, сколько сближение двух систем, абсолютно отличающихся друг от друга, а именно, архаичного обычного права и современного западного. Может создаться впечатление, что между большим числом местных правовых укладов и такой высокоразвитой правовой системой, как современная западная, существует непреодолимая пропасть. Это было бы серьезной ошибкой. Работа по интенсивному внедрению более передовой культуры, проводимая сейчас в Африке и Азии, была бы невозможной, если бы помимо разительных отличий, которых не следует сбрасывать со счетов, не существованию изначального согласия по ряду фундаментальных принципов. Не желая подвергнуться обвинению в утопизме, будем надеяться, что они станут мощным фундаментом для возведения здания права, общего для грядущих поколений.