Общий статус теории действия

Определив выявившуюся в ходе исследования общую эпистемологическую позицию, названную нами аналити­ческим реализмом, и обсудив возможности ее примене­ния в разного рода теоретических концепциях, мы можем завершить эту методологическую часть работы кратким разбором наиболее общего философского статуса, или, как его часто называют, онтологического типа рассмат­риваемой здесь научной теории²⁶. Указанная позиция яв­ляется реалистической в техническом эпистемологи­ческом смысле.

^{26 к}Эта проблема, строго говоря, выходит за рамки данного исследования, однако мы все же обращаемся к ней, чтобы читатель, интересующийся воз­можными философскими аспектами принятой здесь позиции, мог легче связать ее с областью философских споров. Ни один из эмпирических вы­водов работы не зависит от приводимых ниже соображений.

Философской импликацией этой позиции является признание существования внешнего мира, так называемой эмпирической реальности, не являющейся созданием индивидуального разума и не сводящейся к терминам идеального порядка в философском смысле этого слова.

Рассматриваемые научно-теоретические системы, само собой разумеется, не есть ни сама эта внешняя ре­альность, ни ее прямое и буквальное воспроизведение, которое может считаться единственно достоверным. Эти системы скорее находятся в функциональном отношении к действительности, т.е. они служат адекватными ее ото­бражениями для определенных научных целей. Можно указать на несколько особенностей этого отношения.

Во-первых, применимость научной теории к эмпи­рической реальности предполагает, что последняя пред­ставляет собой некоторую упорядоченность фактов. Эта упорядоченность должна быть в каком-то смысле конг­руэнтна логическому порядку. Эмпирические события не могут происходить просто произвольно, в смысле от­рицания логического порядка. В соответствии с этим общей чертой всех научных теорий является логичность взаимосвязей между утверждениями, из которых они состоят.

Во-вторых, сама научная теория не есть эмпиричес­кая сущность, она являет собой идеальное представле­ние эмпирического бытия или отдельных его аспектов. С таким фактом связаны накладываемые на теорию ограни­чения. Утверждение, что действительность исчерпывается теми своими областями, где она совпадает с доступными человеческому разуму в его научной фазе идеальными си­стемами, такими, как логика, является недоказанной по­сылкой. То же самое можно сказать относительно ог­раничений, присущих имеющимся в распоряжении человека механизмам наблюдения. Если интерпретиро­вать этот термин достаточно широко, то правильно бу­дет сказать, что фактические элементы могут попасть в науку только в тех случаях, когда имеется доступная че­ловеку процедура, с помощью которой их можно уста­новить. Ограничения, определяющие область, подвласт-^нУю человеческому наблюдению, вполне могут быть чисто ^лУчайными в отношении к целостности внешнего бытия.

Из обоих этих соображений следует, что доступные человеку знания не идентичны тому, что можно себе пред­ставить как знания разума, свободного от этих челове­ческих ограничений. Но в то же самое время факт вери­фикации теории, то есть тот факт, что она оказывается «работающей », является хотя и ограниченным, но все же доказательством того, что утверждения человеческой науки не совершенно произвольны, а адекватным обра­зом соответствуют существенным аспектам реальности. Существует и должно существовать представление о пре­деле возможного для человека совокупного знания, ко­торое не есть «сама объективная реальность», но есть адекватное отражение существенной части этой реаль­ности. С прогрессом науки действительное знание асим­птотически приближается к этому пределу.

Но кроме ограничений, связанных с ограниченнос­тью наблюдений, проистекающих из самой ограниченно­сти человеческой природы, существуют и другие, вслед­ствие которых знание в каждый данный отрезок времени и в данной области всегда меньше, чем совокупность воз­можного для человека знания. Эти ограничения могут быть двоякого рода. Одни связаны с природой когнитив­ного аспекта человеческого разума, другие с тем, что этот когнитивный аспект никогда полностью не изолирован от других аспектов; человек никогда не выступает как исключительно Homo sapiens.

Что касается ограничений первого рода, то они объясняются характером конкретных сущностей, с ко­торым имеет дело ученый. Эти сущности никогда не бы­вают «целиком» конкретными даже в смысле, учитываю­щем пределы человеческих возможностей. Они всегда выступают в виде того, что Вебер назвал историческими индивидуальностями. А это уже конструируемые сущно­сти, конструкция которых зависит от структуры исполь­зуемой системы координат. Следовательно, реализм опи­сания конкретного бытия всегда ограничен с учетом этого элемента дескриптивного отбора. Во-вторых, поскольку описание такого рода охватывает не целостную конкрет­ную систему, а лишь ее части или единицы, изолирован-

ные от их контекста, в нем появляется новый элемент абстракции в той мере, в какой система является органи­ческой и обладает эмерджентными свойствами. При этом не существует априорных поводов ограничивать число таких свойств, увеличивающееся вместе с усложнением систем. Следовательно, при любом описании мы неизбеж­но абстрагируемся от этих свойств, зачастую даже не подозревая об их существования. Наконец, еще одна аб­стракция заключена в понятии аналитического элемен­та. Эмпирическим референтом этого понятия выступает не обязательно конкретное явление даже в обозначен­ном выше относительном смысле; им может быть отдель­ный аспект явления. Частности, соответствующие этому общему понятию, могут составлять лишь небольшую часть множества устанавливаемых относительно данно­го явления фактов.

Таким образом, наша система общей теории должна рассматриваться в свете этой тройной абстракции, состо­ящей из совокупности возможных для человека знаний. В пределах данной системы координат можно объяснить только часть важных фактов. Другие факты, представ­ляющие для данной системы постоянные величины, мо­гут быть объяснены, если они вообще поддаются объяс­нению, только в терминах других аналитических систем. Факты же, считающиеся важными в терминах данной си­стемы координат, никоим образом не составляют всей совокупности фактов, которую можно узнать относи­тельно определенного конкретного явления. Только ког­да явление адекватно описано в терминах всех существу­ющих систем координат, когда все полученные данные категоризированы в соответствии с аналитическими по­нятиями некоторой системы, и только после того, как все эти различные способы анализа систематически соотне­сены друг с другом, мы можем сказать, что явление объяс­нено настолько полно, насколько это возможно при со­временном уровне научных знаний. Но эти различные Уровни абстракции не означают отсутствия реальности в смысле сведения ее к фикции. Это доказывается тем, что Результаты анализа на различных уровнях, в терминах многообразных систем координат и т.д. могут быть ин­тегрированы в последовательную сумму знаний, которая как целое имеет реалистическое значение, о котором уже говорилось. Покуда это возможно, разные части этой суммы знаний служат взаимному подтверждению друг друга и нахождению свидетельств в пользу каждого от­дельно взятого пололсения.

В то же время в настоящем исследовании было пока­зано, что, хотя научное знание и выступает в системе че­ловеческого действия как независимая переменная, оно взаимосвязано с другими переменными. В той мере, в ка­кой эти прочие переменные определяют ограниченность человеческого знания реальности, мы уже о них говори­ли. Но имеются в то же время и другие ограничения. Из них наибольший интерес представляют, пожалуй, те, ко­торые связаны с направлениями и границами научного интереса, предопределяемыми системами ценностей. По­скольку диапазон эмпирического интереса фактически лимитируется этими факторами, постольку возможности подхода человека к эмпирическим явлениям неисчерпае­мы, т.к. по мере увеличения разнообразия человеческих ценностей расширяется и научный диапазон. Уже говори­лось, что во избежание скептических выводов из элемента релятивизма в науке, необходимо постулировать ограни­ченность числа точек зрения в указанном смысле. С накоп­лением ценностного опыта совокупность знаний прибли­жается к асимптоте.

Особый онтологический статус теоретической сис­темы действия может быть понят как частный случай этих положений.

Во-первых, система координат действия, безуслов­но, относится к числу тех, с помощью которых для опре­деленных научных целей можно адекватно описать фак­ты человеческого действия. Это не единственная система, о которой мол<ло сказать то же самое, но критический анализ, предпринятый в этой работе, показал, что для определенных задач, которые вполне закономерны в на­учном плане, она дает результаты более адекватные, чем любая из альтернативных систем координат, рассмотрен-

ных здесь, таких как схема «пространство—время », при­нятая в естественных науках, или идеалистическая схе­ма. В пределах данной системы отсчета удалось система­тически выделить ее точки соприкосновения с обеими этими схемами. Для проблематики действия они относят­ся к области постоянных величин. Наконец, было проде­монстрировано, что в границах того, что, с точки зрения системы действия, является областью переменных, име­ется несколько подгрупп, составляющих сравнительно независимые подсистемы. Была показана необходимость учитывать их все при решении конкретных задач.

Мы не можем утверждать, что в том виде, в каком эта теоретическая система представлена в нашем исследова­нии, она является завершенной. Мы не можем также ут­верждать, что в ходе дальнейшего развития социальных наук она не будет заменена другой, столь же радикально отличной от нее, как сама она отлична от систем, из кото­рых возникла. Однако раскрытая в нашей работе эмпири­ческая полезность этой системы без опасений позволяет сказать, что даже после того, как ее сменит какая-нибудь другая система, от нее останется существенный элемент абсолютного знания, который после соответствующего переформулирования сможет быть включен в эту будущую более широкую систему. В этом и только в этом смысле она может претендовать на то, что она дает нам достовер­ное знание об эмпирической действительности.