Русский концепт Слово-Логос в сопоставлении с китайскими аналогами Дао и вэнь
Как показано выше, русский концепт слово имеет фундаментальное начало в духовно-сакральной традиции как слово-логос, т.е. божественная благодатная сила, с помощью которой Господь творит мир, наделяя человека даром слова. Единый мысле-словесный образ творения мира для разных цивилизаций (библейской, ведической, конфуцианской) заставляет нас искать сходства и различия в конкретном выражении этой идеи, которая затем должна была выразиться в реальном различии культурных цивилизаций разных народов, традиций их духовного и материального существования.
Принципиальное различие состоит в том, что европейская традиция освящает идею Логоса авторитетом теологии и идея сотворения мира Словом становится краеугольным камнем западной (католической и православной) религии, богословия и средневековой философии, а в китайской традиции логосическая теория не имеет богословского характера, поскольку китайская философия отказалась от теистической идеи.
В китайской литературе функция Слова-Логоса будет дана в двух понятиях дао ( ) и вэнь ( ) : дао означает правильный путь, а вэнь - литература, или Слово, пронизывающее и проявленное во всех явлениях бытия. Сопоставляя европейское понятие литература и китайское понятие вэнь, выдающийся русский китаист В.М.Алексеев пишет о «книге-вэнь как выразительнице древней правды-Дао» и приводит отрывок из трактата Лю Се (V-VI в.) «Вэнь синь дяо лун» из главы «Собственно о Дао»:
«Велико обаяние и сила вэни! Она ведь родилась вместе с небом-землей! В самом деле, и солнце, и луна, и горы, и реки – все эти линии и формы природы суть (проявление) Великого Дао! Когда родились два начала, мужское и женское, небо и земля, то человек, благодаря свойствам своей духовной природы, стал с ними в троицу. Ведь его душа есть пресуществление души неба-земли! Родилась эта душа – и появилось слово. Появилось слово – и воссияла вэнь как проявление самобытно-произвольного Дао. Во всём, во всём есть вэнь! И в узоре туч, превосходящем всякое искусство, и в красе природы, не нуждающейся в художнике… Прислушайся к мелодии леса, звучащего как лютня, к ритму струящегося по камням ручья, который поет как нежная яшма или колькольчик, и увидишь ты, что каждая форма мира рождает себе особое выражение и, значит, каждый звук родит себе вэнь. Итак, раз бездушная природа сияет внешней красотой, неужели же ее одухотворенный сосуд (т.е. человек) останется без вэни? Нет, вэнь человека проявилась еще в тайниках его бытия. Фу Си (древнейший государь) дал ей первые черты, а Чжун-ни (Конфуций) окончательно окрылил ее формы. И тогда небо и земля нашли свое выражение в слове, которому сообщилась вэнь, и эта вэнь слова есть душа неба и земли. …Дао через посредство совершенномудрого человека (Конфуция) показывает нам свою вэнь, а совершенномудрый человек вэнью слова являет людям Дао! Читаю в древней книге «Перемен»: «Волнующее мира движение заключено в письменном слове» и понимаю, что причиною этого является вэнь как выражение Дао» [Алексеев 1978: 51-52]
Характерно, что данные концепции могли появиться только после того, как человечество вступило в письменный период своего существования. Письменная культура меняет принципиальным образом и оценку анализируемых нами концептов слово – язык – речь по сравнению с предшествующим этапом дописьменного развития человечества.
Чтобы представить историческую эволюцию концепта слово, необходимо обратиться к предшествующему письменности – «устному» периоду жизни человечества. Фольклорная традиция, фиксирующая существование человека вне письменной культуры, предлагает, как выяснилось, принципиально иную оценку концепта слово, особенно если сопоставить его с концептами язык и речь.
Предпринятое изучение концепта слово в русской фольклорной и древнеписьменной традиции позволило нам прийти к следующим выводам:
1. В устном народном творчестве концепт слово выражает не столько значение единицы языка или отрезка текста (от одного слова да навек ссора), сколько становится одной из главных характеристик человека, становясь синонимом концептов язык и речь. Концепты язык – речь – слово в основном, обозначают главную коммуникативную функцию языка как орудия устного общения и взаимодействия людей.
2. Основная задача фольклорных текстов о языке и слове – дать правила речевого поведения, предупреждая об опасностях и возможностях языка, речи, слова: все беды человека от его языка, но мал язык горами ворочает. Каждая пословица описывает конкретную ситуацию использования языка и имеет дидактические и эстетические функции.
3. Различие трех названных концептов состоит в том, что язык метонимически обозначает главное свойство человека как существа словесного, поэтому именно язык употребляется чаще всего в текстах пословиц. Концепт речь чаще обозначает распространение текстов, реализующих возможности языка, а слово нередко встречается, чтобы обозначить минимальную единицу языка, реализованную в отрезке текста.
4. В фольклорных текстах (и наиболее систематически в пословицах) реализованы наднациональные правила ведения и построения речи. При этом каждый национальный фольклор имеет свою образно-словесную систему, т.е. если русский скажет: Я – про Фому, а ты – про Ерему, Я – про сапоги, а ты – про пироги, то китаец: Я – про запад, а ты – про восток или Дед говорит про курицу, а бабка – про утку.
5. В фольклорных текстах еще не встречаются значения концепта язык как 1) наречия, на котором говорит весь народ, 2) собственно нации, народа (язык = народ). Тем более, отсутствует значение слова как Логоса, т.е. единства Мысли-Слова, сакрального феномена, инструмента творения мира, синонима Создателя мира, жизни и природы – это значение обнаружится только в письменных текстах, причем, данная логосическая функция своеобразно проявится как в русской философии Слова, так и в китайской трактовке понятий Дао и Вэнь (правило и литература).
Именно переход к письменной истории человечества заставит по-иному взглянуть на данные концепты, поставив на первое место в европейской традиции концепт слово. Это утверждение иллюстрируется не только самим фактом называния главной науки, занимающейся языком – речью – словом, филологией, предметом которой становится слово, но и наблюдением над функционированием данных концептов в текстах классических русских филологических сочинений, где именно слово в многообразии его проявлений становится основным концептом «словесных наук».
Поясним сказанное анализом классических русских филологических сочинений, где употребляются концепты слово – язык - речь.
В первом русском научном сочинении, описывающем филологические дисциплины, «Сказании о седми свободных мудростех» (по нашему предположению написано в 1613-1620 гг.), концепт слово употребляется в двух значениях: 1) Слово Божие, Божественное Откровение («во плоти учением Слова»); [Спафарий 1978: 141]; 2) слово обычно толкуется как речь – ср. у Николая Спафария в 1672 г. при объяснении науки грамматики: «Из речения же состоится слово… И есть слово речений сложение» [Спафарий 1978: 30], т.е. из слов составляется речь, а речь есть «сложение» слов.
Подобное объяснение слова как речи находим и в определениях риторики: «Риторика есть художество, яже учит слово украшати и увещевати» [Спафарий 1978: 31]. Поэтому неслучайно М.В.Ломоносов, формируя основной состав филологических дисциплин (а великий ученый, как известно, написал «Краткое руководство к красноречию» и «Российскую грамматику») называет эти науки не языковыми или речевыми, а «словесными».
Наблюдения над письменными текстами Древней Руси также фиксируют приоритет слова над языком и речью. Как показано выше, концепт язык значительно проигрывает в количестве употреблений концепту слово, который является гораздо более популярным и употребительным. Прежде всего, это видно по данным словарей древнерусского языка. Так, материалы Словаря И.И.Срезневского предлагают 28 значений концепта слово против 11-ти значений концепта язык. То же самое увидим в употреблении сложных слов по модели «доброязычие / добрословие»: согласно данным имеющихся словарей древнерусского языка, существуют 44 модели сложных слов по типу «добрословие / злословие» (например, благословие, красословие, хитрословие, златословие, истиннословие, велесловие, громословие, краткословие, любословие / баснословие, блудословие, блядословие, буесловие, вредословие и т.д.) против всего лишь 6-ти по типу «доброязычие / злоязычие».
Правда, важнейшим для развития концепта язык становится приобретение им в ранней письменной культуре новых значений «народ, племя», а также «люди, народ». Это связано с тем, что язык начинает ассоциироваться с нацией, осмысляясь как главное средство ее создания и образования. Впрочем, обозначений национального языка типа «русский язык» или «английский язык» на ранней стадии письменности еще нет.
Основным концептом в письменной культуре становится концепт слово – это доказывается количеством словоупотреблений и богатством значений, приписанных данному концепту. Слово обозначает не только единицу языка, речи, но и дар слова, различные жанры речи. Основное значение слова зафиксировано в главном культурно значимом тексте европейской культуры – Священном Писании: Слово есть Бог, Сын Божий – одна из ипостасей Святой Троицы, обозначающая Иисуса Христа.
Что же обнаруживается в китайской философско-филологической традиции? В одной из книг о сотворении мира «Цзян Цзи Вэнь (Тысяча иероглифов)» последовательно говорится о том, что в начале появились небо и земля, тьма и свет, вода и суша, верх и низ, стороны света, деревья и растения, а затем – человек, который наделяется даром слова. Таким образом, при отсутствии монотеистического (т.е. божественного) начала мы видим в китайской традиции принципиально одинаковую последовательность сотворения мира из небытия неким духовным началом, которое в европейской традиции названо Богом, а в китайской традиции объясняется как дао – правильный путь. Вот как пишет об этом выдающийся китаист академик В.М.Алексеев: «Это правúло-дао, являясь абсолютной истиной, находящейся вне человеческого постижения, все же излучалось из своего предвечного состояния и шло почивать на одном из людей, ибо человек есть третья стихия мира после неба и земли» [Алексеев 1978: 49]. Очевидна аналогия с соответствующими категориями европейской философской мысли: подобно Богу, правúло-дао представляется абсолютной истиной вне человеческого постижения, и, подобно Божественной благодати, идущей от Бога к человеку, правúло-дао идет «почивать на одном из людей».
Принципы этого учения заповеданы в дошедших до нас книгах (вэнь) подобно книгам Божественного Откровения, при этом вэнь не простая письменность, а и есть «та самая правда, «правúло», путь-дао, которая древностью воплощена [Алексеев 1978: 51]. Анализируя понятие «литература» в Китае, академик Н.И.Конрад пишет, что оно «известно каждому китайцу. Таким словом-термином «литература» является вэнь. Это слово и самое устойчивое, и самое древнее» [Конрад 1977: 546].
Слово вэнь со значением «литература» и шире «культура» – часто встречается в первом памятнике классической китайской древности – в «Лунь Юе». Из этого памятника мы узнаем, чтО в глазах Конфуция входило в состав этой «вэнь» - образованности, культуры? То, что содержалось в шу (эдикты, указы), ши (песни), ли (правила, нормы поведения), а потом стало «Шу-цзином» («Книгой истории»), Ши-цзином («Книгой песен»), «Ли-Цзи» («Книгой правил»).
Сюй Ган понятие «вэнь» – письменность, образование, просвещение, литература – соединил с понятием и – искусство, умение. (с. 547).
Однако очевидно, что слово вэнь приобретает в китайской философии значение не только литературы, но шире – некоего инструмента мироустройства, проникающего во все сферы бытия. Вэнь присутствует во всем, что есть прекрасного в этом мире – и здесь вновь напрашивается аналогия со Словом Божьим, которое, как полагает православная философия, проникает во всё «видимое и невидимое» (ср. строки поэта В.Коллегорского: «слово везде и нигде, слово – это слово»).
Н.И.Конрад переводит концепт-слово «вэнь» как литература, рассматривая последнее в широком и узком смыслах. Широкий смысл понятия литература предполагает «всё созданное на своем языке», а поскольку литература есть «явление историческое», то нельзя не видеть её развития вместе с обществом, когда меняется и обогащается ее жанровый состав, расширяется объем и сила ее влияния [Конрад 1977: 543]. Неслучайно Н.И.Конрад проводит аналогию с древней русской литературой, где также существовал и постепенно утверждался всё более расширенный состав «разнородных произведений», куда входили «фольклор, художественная литература, история, публицистика, философия и т.д.» - из него-то и выделилось «то, что мы сейчас называем литературой в узком смысле слова: художественная литература как явление самостоятельное в отличие от других произведений слова» [Конрад 1977: 543].
На наш взгляд, в русской филологии существовало и восстановлено сегодняшней наукой традиционное понятие «словесности», которое обозначало в учебниках русской словесности «всю совокупность словесных произведений», куда входили лучшие отечественные произведения всех видов слова: и фольклор, и письма, и документы, и письменная, и литературная словесность (не только художественная литература, но и научная по разным специальностям, публицистическая), а сегодня входят также разнообразные устно-письменные тексты массовой коммуникации. Художественная литература в таком перечне является всего лишь видом словесности хотя именно она стала для русской словесной культуры основным и наиболее ценимым видом речи. Такую разницу между словесностью и литературой отмечают все русские учебники по теории и истории словесности пушкинского времени, а стерто это различие было после реформ, проведенных в русской филологической науке в середине XIX века, когда была отменена риторика как теория разных видов прозы и особым приоритетом стали пользоваться именно тексты художественной словесности.
Именно этот терминологический сдвиг мы и наблюдаем в сочинениях выдающихся русских академиков-востоковедов В.М.Алексеева и Н.И.Конрада, творивших, конечно, в рамках сложившейся и общепринятой к тому времени терминологии. Так, Н.И.Конрад, анализируя книгу «Вэньсюань», созданную Сяо Туном (501-531) и «десятью учеными высокого кабинета», которыми окружил себя Сяо Тун, переводит ее название как «Избранное в литературе», или «Антология литературы». В этой «Антологии» 30 разделов, 760 произведений, принадлежащих 1390 авторам, и все произведения разбиты на 39 жанров. Среди них не только стихи, «поэмы в прозе», но и проза обычная: доклады чиновников, статьи публицистического характера, надгробные речи, эпитафии, панегирики и т.д.. Очевидно, что это не только то, что мы назвали бы изящной словесностью или литературой, но сочинения более широкого характера и содержания – именно их и стоит подвести под общее название «словесности».
Характерно, что среди этих произведений «нет произведений Чжоуского графа (Чжоу-гуна – Н.К.) и Куна (Конфуция), нашего отца … они вечны среди нас, как солнце и луна в небесах, и сваерхестественно глубоки, словно хотят спорить с божественными силами…» [Конрад 1977: 549]. Напрашивается следующая аналогия с русской традицией: как Священное Писание, или тексты Божественного Откровения не соединялись с последующими текстами пусть даже и духовно ориентированными, а стояли как бы над ними в их «божественном сиянии и блеске», так и тексты Чжоу-гуна и Конфуция отделены от последующих многочисленных текстов «Антологии», рожденных от главных текстов культуры. Роль филолога и на Западе, и на Востоке заключалась в том, чтобы отбирать и закреплять эти основные культурно значимые тексты, будь это «Антологии» в китайской традиции, или хрестоматии книжников в русской филологической традиции. Предлагаем тексты, положенные в основу каждой из цивилизаций назвать главными текстами культуры (Священное Писание для европейской традиции, тексты Чжоу-гуна и Конфуция для китайской традиции), а последующие отобранные и сохраняемые тексты – основными культурно значимыми текстами цивилизаций.
Характерна еще одна аналогия с русской традицией, которая напрашивается при знакомстве с описанием академиком Н.И.Конрадом китайского понятия «литература». «Литературным произведением следует считать вообще то, в чем «собраны и соединены краски слов, отделаны и сопоставлены цветы фраз». Так это слово звучит в упрощенном русском переводе, упрощенном потому, что китайское слово, переданное нами русским «краски» в выражении «краски слов», имеет значение «окраска», «узор», а слово, переданное русским «цветы» в выражении «цветы фраз» означает в то же время «блеск», «красота». Но мысль Сяо Туна понятна: … основным признаком подлинного художественного произведения является его художественность, причем такая художественность, которая выражена в отделке каждого слова, каждой фразы. Только такие произведения он называет ханьцзао – словом, по значению очень близким к тому, что у нас называлось в свое время «изящной словесностью» или «изящным слогом» [Конрад 1977: 550].
Как видим, Н.И.Конрад сам проговаривается насчет «словесности», хотя уже в более позднем ее понимании, характерном скорее, для второй половины XIX века. Аналогия же напрашивается следующая: «краски слов», «цветы фраз» - это то, что в русской традиции объяснялось как красноречие – искусство (природное дарование, умение) убедительной, украшенной, уместной речи. Причем, в русской классической традиции до середины XIX века «теорией красноречия» называется риторика, а само красноречие рассматривалось как искусство создания прозаических текстов самых разных видов и жанров словесности см. более подробно: [Аннушкин 2003].
Таким образом, анализ развитого состояния словесной культуры в русской и китайской традициях позволяет провести следующие аналогии:
1. В русской (европейской) традиции существует основное понятие слово, которое воплощает в себе идею Слова-Логоса, равнозначную идее Бога, Божественного сотворения мира и человека, который наделяется даром слова. Китайская культура воплощает идею творения мира, абсолютной истины и правильности пути в Дао, которое находит выражение в концепте вэнь, означающем всё совершенное в мире и человеке как существе, способном выразить это совершенство в словесной форме.
2. Идея любви к слову, нашедшая выражение в европейской науке «филологии», реализуется в деяниях филолога как носителя культуры, а именно: создании, отборе и систематизации наиболее совершенных произведений слова, которые в более поздней науке ХХ столетия обозначены литературой, а в более ранней русской традиции выражаются термином словесность.
3. Существуют основные ключевые тексты русской и китайской культур (русскую культуру в данном случае мы рассматриваем как частное выражение одной из европейских культур) – это Священное Писание (Книги Ветхого и Нового Завета) и сочинения основателей китайской философии, исторического китайского мировоззрения (прежде всего, Конфуция и Чжоу-гуна). Эти главные тексты лежат в основе культур и именно из них начинают развиваться все последующие основные культурно значимые тексты.
4. Каждая словесная культура создает свою «филологию» как излюбленные, отобранные тексты культуры (ныне их называют также прецедентными в связи с тем, что они становятся образцами для последующих текстов). Каждая культура усилиями своих книжников создает свою антологию текстов, которую называют в русской традиции либо «словесностью», либо «литературой», а в китайской традиции называют вэнь.
5. Отбор основных культурно значимых текстов ведется по принципу украшенности речи, изящности слова, наиболее точно соответствующим в русской традиции понятиям красноречия в ранней традиции, художественности – в более поздней. В русской риторической культуре всегда ценилась традиция истинного (в противоположность ложному) красноречия, которое всегда требовало соответствия идеям истины и общего блага.
6. Имеется еще множество аналогий: например, комментарий к триграммам «И-цзин» состоял в появлении «слов», которые записаны в «Си цы-чжуань» (вероятно VII в. до н.э.), где Вэнь-ван, идеальный правитель, мудрец-монарх, «привязал к триграммам цы и сделал ясным счастье и несчастье». Цы, как поясняет академик Н.И.Конрад, «тут значит именно «слово», слово человеческого языка, с помощью которого Вэнь-ван объяснил понятным людям смысл триграмм в приложении к человеческой судьбе» [Конрад 1977: 551].
В сделанном анализе отражено понимание концепта слово по преимуществу в ранней традиции, однако, несмотря на то, что в современных науках более говорится о языке и речи (предпочитаем здесь не затрагивать преимущественно соссюровское, упрощенное понимание этих категорий, господствующее в современной лингвистике), тем не менее, классическое понимание Слова как инструмента творения мира, организации человеческого бытия и, главное, средство сохранения и приумноженияеловечского бытия, я мира е погнимание нной лингвистике)ют говорить о языке и речи (предпочитаем ге й культуры." тексты, будь э культуры продолжает существовать в сознании современного человека, а это верный знак того, что наша культура не погибает, а продолжает развиваться и совершенствоваться.
В качестве подтверждения последнего тезиса сошлемся на активно разрабатываемое в современной филологии понятие словесности, которое включает, по крайней мере, четыре толкования: 1. Совокупность словесных произведений (текстов) русской речевой культур – и эта совокупность должна изучаться современной филологией в полном объеме. 2. Дар слова, способность человека выражать свои мысли и чувства в слове. 3. Искусство слова, словесное творчество. 4. Наука о Слове, или совокупность «словесных наук», аналог филологии. Современный человек должен стремиться овладеть всеми видами слова, поскольку новое информационное общество может быть благоденствующим только при развитии словесно-речевых наук и искусств, воспитании словесных дарований и совершенствовании человека как существа словесного.
1.1. Концепты язык – речь – слово в русской духовной литературе (на материале «Книги притчей Соломоновых»)
Книга притчей Соломоновых представляет собой собрание изречений, принадлежащих нескольким авторам. По иудейскому преданию, Соломон писал Книгу притчей в помещении храма. Возможно, это справедливо в отношении какой-то её части.
С молодых лет Соломон имел сильное стремление к знанию и мудрости (3 Царств 3:9-12). Он был необыкновенно одарённым человеком для своего времени. Его интеллектуальные способности поражали мир. Со всех концов земли приходили цари послушать его. Он вёл беседы по ботанике и зоологии. Он был учёным, политическим правителём, коммерсантом, ведущим большую торговлю, поэтом, моралистом и проповедником.
Имя Соломона встречается в первых стихах 1-й, 10-й, и 25-й глав, а главы 30 и 31 приписываются соответственно Агуру и Лемуилу. Значит, что он не является автором всей Книги притчей в том её виде, в котором она известна нам, хотя на Соломона как основного автора указывает 3-я книга Царств (4:29-34). И что касается раздела, охватывающего главы 25-29, то в него входят «притчи Соломона, которые собрали мужи Езекии, царя Иудейского» (29:1).
Стихи 1:1-7 указывают на то, что книга в целом является не случайным собранием разрозненного литературного материала, а обдуманным и цельным произведением, имеющим определенные задачи. Безусловное влияние личности Соломона сказывается на всем содержании книги, а принадлежность его перу большей её части не подлежит сомнению. Вполне возможно, что имя Соломона в названии книги не закрепляет его авторства на всю книгу, а служит лишь обозначением общего характера того жанра, к которому она принадлежит.
Содержание и литературные формы Книги притчей позволяют считать временем её написания период, предшествовавший времени падения Иерусалима и вавилонскому пленению, однако определить, когда именно книга обрела теперешнюю свою форму, не представляется возможным.
По содержанию эта книга принадлежит к назидательно-поучительной литературе и содержит рассуждения по извечному вопросу, занимающему человечество: «Что есть мудрость, и как жить мудро?».
Эти рассуждения облечены в традиционную для древних литературную форму – притчу, что как нельзя более соответствует содержанию, поскольку иносказание, предполагающее подтекст или второе значение, позволяет соотносить явления мира физического с миром духовным, причем второе уясняется через первое.
В основе притчи лежит сравнение, подобие, но его логическая интерпретация может варьироваться, что порождает различные виды притчей:
1) Синонимические притчи – вторая половина стиха является переосмысленным повторением первой.
2) Антитетические притчи – вторая часть стиха противопоставляется первой.
3) Параболические притчи – первая часть является аллегорией, которую раскрывает часть вторая.
Совокупность изречений, содержащихся в Книге притчей, являет «мудрость», в основе которой лежит премудрость Божия. Цель этой книги состоит в том, чтобы внедрить добродетель, о которой говориться во всей Библии. Очень частым напоминанием и в разных формах Бог предоставляет человеку обилие наставлений, строчка за строчкой, правило за правилом. Бог указывает нам, как жить. Поучение притчами не является прямыми заповедями Бога. Они учат опытом человеческих переживаний, испробованы и проверены всем опытом жизни.
Слава Соломона пронеслась во все концы земли и он стал примером в выражении Божьей мудрости. Книгу Притчей считают одной из лучших книг наставления, ведущей молодого человека к успешной жизни. В Книге «Притчей Соломоновых» предлагаются нормы поведения человека. Они рисуют образ человека в христианском понимании. Этот образ может быть истинен как основные качества характера, которые наиболее часто повторяются в Книге притчей.
Чтение Книги Притчей Соломоновых позволяет увидеть множество суждений, имеющих отношение к языку и речи. Автор Книги в целях поучения постоянно обращается к тому, как надо пользоваться языком. Таких притчей (афоризмов, суждений) примерно одно третья. Условно можно выделить суждения, где употребляются слова язык, речь, слово, уста – список этих притчей приведен в Приложении к диссертации.
Мы можем начать наш анализ с эпитетов, которые даются языку. Грамматически эти эпитеты даются либо в форме прилагательного (например: мудрый язык, лживая речь, и т.д.) либо в форме существительного в родительном падеже со значением принадлежности (например: язык мудрых, речь лжецов, и т.д.). Результат наших наблюдений обобщается в следующих примерах, которые сопровождаются некоторыми подсчетами:
1. Как в анализе образа человека, все оценки антонимичны, т.е. либо положительны, либо отрицательны. Поэтому можно разделить каждую тему на оценки + и – следующим образом:
ТАБЛИЦА
 | Оценки положительные (+) | Оценки отрицательные (–) | ||
| В форме прилагательного | В форме сушествительного (р.п.) | В форме прилагательного | В форме сушествительного (р.п.) | |
| Уста | Уста сдержающие (15), уста правдивые (24,36), уста разумные (29,48) | уста Господа(1), уста разумного(12), уста праведника (11,17), уста праведного (16,18,21), уста мудрых(28), уста царя(38), | уста лживые (5, 14, 25, 40, 46), уста коварные (7), уста беззаконные (39), уста льстивые (61) | уста беззаконных (8,11,47), уста глупого (13,28,30,32,43,44), уста нечестивых (18,34), уста злых(54), уста глупцов(57, 58), уста блудниц(51), уста пламенные(59) |
| Слово | Слово вдохновенное(14), слова добрые(21), слова разумные(22), слова умные(23), слова верные(24), слово, сказанное прилично(25) | слово непорочных(13), слово наушника(18), слово мудрых(20), слово Бога(27) | слово ложное(9), слово оскорбительное (11) | Слово глупого(17), слово законопреступника (19) |
| Язык | язык кроткий (11), язык мягкий (20) | язык праведного(6), язык мудрых(8, 10) | язык лживый (3,9,18,22), язык льстивый (4), язык зловредный(7), лукавый язык(15), тайный язык(21), | язык пагубного(14), язык глупого(16) |
| Речь | речь сладкая (3), речь приятная (4), речь важная (5) | мягкая елея речь (1), речь ложная (6) | речь нечестивых(2) |
Таким образом, среди положительных эпитетов (слово, язык, речь, уста) находим следующие:
мудрый, разумный, умный, непорочный, праведный, правдивый, вдохновенный, добрый, верный, сказанный прилично, кроткий, мягкий, сладкий, приятный, важный, и т.д.
Среди отрицательных эпитетов (уста, слово, язык, речь) выявляются следующие:
глупый, нечестивый, лживый, лукавый, льстивый, коварный, беззаконный, законопреступный, злой, оскорбительный, зловредный, тайный, пагубный, пламенный , и т.д.
Перечень этих эпитетов неформален. Из них выводятся следующие рекомендации: практическая речь должна быть мудрой, а не глупой; правдивой, а не лживой; полезной, а не зловредной; кроткой, а не гордой и необузданной. Эти рекомендации даются не как догма, а как размышление и творческое направление.
К сожалению, дать полную классификацию правил речи в данной работе не представляется возможным, однако можно показать фундаментальные советы относительно свойств языка, характеризующих человека в целом:
¨ Речь должна основываться на честности и праведности.
¨ Мудрость и знания также основа речи.
¨ Стилевыми качествами хорошей речи являются кротость, мягкость, открытость, сладость, и т.д. Все эти качества проявляются и в содержании, и в отборе слов, и в характере произношения.
Однако, есть и конкретное риторические советы к тому, как строить хорошую речь, например:
1. Практическая речь должна быть мудрой, а не глупой: «В устах глупого - бич гордости; уста же мудрых охраняют их.(14:3); Уста мудрых распространяют знание, а сердце глупых не так. (15:7); Сердце разумного ищет знания, уста же глупых питаются глупостью. (15:14); Приклони ухо твое, и слушай слова мудрых, и сердце твое обрати к моему знанию; потому что утешительно будет, если ты будешь хранить их в сердце твоем, и они будут также в устах твоих. (22:17,18); Приклони ухо твое, и слушай слова мудрых, и сердце твое обрати к моему знанию; (22:17); Иной пустослов уязвляет как мечом, а язык мудрых - врачует. (12:18); Язык мудрых сообщает добрые знания, а уста глупых изрыгают глупость. (15:2); Сердце мудрого делает язык его мудрым и умножает знание в устах его. (16:23); Мудрые сберегают знание, но уста глупого - близкая погибель. (10:14); Неровно поднимаются ноги у хромого, - и притча в устах глупцов. (26:7); Что колючий терн в руке пьяного, то притча в устах глупцов. (26:9); И глупец, когда молчит, может показаться мудрым, и затворяющий уста свои - благоразумным. (17:28) Уста праведного пасут многих, а глупые умирают от недостатка разума. (10:21); В устах разумного находится мудрость, но на теле глупого - розга. (10:13); Мудрые сберегают знание, но уста глупого - близкая погибель. (10:14); Отойди от человека глупого, у которого ты не замечаешь разумных уст. (14:7); Уста глупого идут в ссору, и слова его вызывают побои. (18:6); Язык глупого - гибель для него, и уста его - сеть для души его. (18:7); В уши глупого не говори, потому что он презрит разумные слова твои. (23:9); Видал ли ты человека опрометчивого в словах своих? на глупого больше надежды, нежели на него. (29:20); Сердце разумного ищет знания, уста же глупых питаются глупостью. (15:14); и т.д.
2. Практическая речь должна быть правдивой, а не лживой: «Благословением праведных возвышается город, а устами нечестивых разрушается (11:11); Речи нечестивых - засада для пролития крови, уста же праведных спасают их (12:6); Приятны пред Господом пути праведных; чрез них и враги делаются друзьями (15:28); Благословения - на голове праведника, уста же беззаконных заградит насилие. (10:6); Уста праведника источают мудрость, а язык зловредный отсечется.(10:31); Уста праведника - источник жизни, уста же беззаконных заградит насилие. (10:11); Лживый язык ненавидит уязвляемых им, и льстивые уста готовят падение. (26:28); Вот шесть, что ненавидит Господь, даже семь, что мерзость душе Его: глаза гордые, язык лживый и руки, проливающие кровь невинную, (6:16,17); Уста правдивые вечно пребывают, а лживый язык - только на мгновение. (12:19); Злодей внимает устам беззаконным, лжец слушается языка пагубного. (17:4); Всякое слово Бога чисто; Он - щит уповающим на Него. Не прибавляй к словам Его, чтобы Он не обличил тебя, и ты не оказался лжецом. (30:5,6); и т.д.»
3. Практическая речь должна быть полезной, а не зловредной: «Мерзость пред Господом - помышления злых, слова же непорочных угодны Ему. (15:26); Если ты в заносчивости своей сделал глупость и помыслил злое, то положи руку на уста; (30:32); Уста праведника источают мудрость, а язык зловредный отсечется. (10:31); и т.д.»
4. Практическая речь должна быть кроткой, а не гордой и оскорбительной: «[Гнев губит и разумных.] Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость. (15:1); Кроткий язык - древо жизни, но необузданный - сокрушение духа. (15:4); Уста свои открывает с мудростью, и кроткое наставление на языке ее. (31:26); и т.д.»
5. Практическая речь должна быть краткой: «При многословии не миновать греха, а сдерживающий уста свои - разумен.(10:19); и т.д.»
Как сказано выше, речевое поведение тесно связано с образом человека в христианском сознании. Поэтому человек должен быть достойным своего речевого поведения. Это значит, что речевое поведение человека зависит от личности человека. Это утверждает нас в мысли о том, что если хочешь правильно говорить, то, прежде всего, стараешься стать не глупым, а мудрым; не невеждой, а благоразумным; не ложным, а праведным; не гордым, а смиренным, кротким и т.д. Правильное речевое поведение является не простым продуктом обучения языку и усвоения его, а результатом духовного развития самого человека.
Выводы по 1-й главе.
Таким образом, анализ концептов язык – речь – слово в фольклорной и древней филологической традиции на русской почве позволяет прийти к следующим выводам:
1. Концепты язык – речь – слово встречаются в фольклорных текстах как синонимы при обозначении главной коммуникативной функции языка как орудия общения и взаимодействия людей.
2. Основная задача фольклорных текстов о языке – дать правила речевого поведения, предупреждая об опасностях и возможностях языка, речи, слова. Каждая пословица описывает конкретную ситуацию использования языка и имеет дидактические и эстетические функции.
3. В фольклорных текстах концепт язык наиболее частотен, он метонимически обозначает главное свойство человека как существа словесного. Концепт речь имеет обозначает распространенный текст, реализующий возможности языка, а концепт слово чаще всего употребляется, чтобы обозначить минимальную единицу языка, реализованную в отрезке текста.
4. Фольклорные правила ведения и построения речи, которые реализованы в фольклорных текстах разных культурных традиций, принципиально одинаковы. При этом каждый национальный фольклор имеет свою образно-словесную систему.
5. В фольклорных текстах еще не встречаются значения концепта язык как 1) наречия, на котором говорит весь народ, 2) собственно нации, народа (язык = народ). Также отсутствует и значение слова как Логоса, т.е. единства Мысли-Слова, сакрального феномена, инструмента творения мира, синонима Создателя мира, жизни и природы – это значение обнаружится только в письменных текстах. Эта логосическая функция своеобразно проявится как в русской философии слова, так и в китайской трактовке понятий дао и вэнь (правило и литература).
6. В ранней письменной культуре концепт язык получает развитие в приобретении нового значения: «народ, племя», а также «люди, народ». Это связано с тем, что язык начал ассоциироваться с нацией, он осмысляется как главное средство ее создания и образования. Однако обозначений национального языка типа «русский язык» или «английский язык» на ранней стадии письменности еще нет.
7. Основным концептом в письменной культуре становится концепт слово – это доказывается количеством словоупотреблений и богатством значений, приписанных данному концепту. Слово обозначает не только единицу языка, речи, но и дар слова, жанр публичного монологического высказывания, главное же - оно имеет сакральный смысл, будучи синонимом Слова Божия как Сына Божия.
8. В то же время концепт язык активно употребляется в работах по грамматике и особенно по новому для того времени языкознанию – см. работы А.Х Востокова, И.И.Давыдова, из переводных см. работы В.Ф.Гумбольдта, Я.Х.Гримма.
9. Концепты язык – речь – слово получают развитие в связи с возможностями, которые позволяет дать сама письменная речь. Так, создаются сложные слова по типу «качество речи» (добро-, благо-, зло-) + вторая часть (язычие-, словие-, речие-)». В словах данного типа также превалируют слова с корнем «слово-».
10. При сопоставлении русской и китайской традиций выяснено: в русской (европейской) традиции существует основное понятие слово, которое воплощает идею Слова-Логоса, равнозначную идее Бога, который наделяется даром слова. Китайская культура воплощает идею творения мира, истины и правильности пути в Дао, которое находит выражение в концепте вэнь, означающем всё совершенное в мире и человеке как существе словесном.
11. Существуют основные ключевые тексты русской и китайской культур: Священное Писание (Книги Ветхого и Нового Завета) и сочинения основателей китайской философии, исторического китайского мировоззрения (прежде всего, Конфуция и Чжоу-гуна). Эти главные тексты лежат в основе культур и именно из них начинают развиваться все последующие основные культурно значимые тексты.
12. Каждая словесная культура создает свою «филологию» как излюбленные, отобранные тексты культуры (ныне их называют также прецедентными, так как они становятся образцами для последующих текстов). Каждая культура создает свою антологию текстов, которую в русской традиции называют «словесностью», «литературой», а в китайской традиции - вэнь.
13. Русская духовная литература предлагает множество текстов, оценивающих избранные концепты и предлагающих правила речи. Так, в «Книге притчей Соломоновых» концепты слово, язык, речь, уста имеют следующие положительные эпитеты: мудрый, разумный, умный, непорочный, праведный, правдивый, вдохновенный, добрый, верный, кроткий, мягкий, сладкий, приятный. Среди отрицательных эпитетов: глупый, нечестивый, лживый, лукавый, льстивый, коварный, беззаконный, законопреступный, злой, оскорбительный, зловредный, тайный, пагубный.
14. Из «Цветника духовного» и «Книги притчей» выводятся следующие правила: 1) язык оценивается антиномично, то есть он может быть и орудием для достижения блага, и привести человека к несчасть; 2) в речи выражаются все чувства человека, а чувства оцениваются либо с положительной стороны (уступчивость, кротость, милосердие и т.д.), либо с отрицательной (гнев, бешенство, грубость и т.д.);
Отмечаются множество конкретных ситуаций и свойств положительного и отрицательного употребления языка (положительного – когда язык сдерживается; связывается с мудростью; говорится вовремя; речь готовится и т.д.; отрицательного – когда язык не сдерживается; не соединяется с мудрыми мыслями; речь говорится не вовремя; неподготовлена; говорятся пустые слова и звучит пустой смех). ГЛАВА 2. КОНЦЕПТЫ ЯЗЫК – РЕЧЬ – СЛОВО В РУССКОЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ XVIII-XIX ВЕКОВ