Эволюция развития жанра жития в 17 веке. « Житие Юлиании Лазаревской»

ЖИТИЕ ЮЛИАНИИ ЛАЗАРЕВСКОЙ

В числе житий XVII в., отступающих от установившегося шаб­лона и стремящихся к заполнению изложения реальными биогра­фическими фактами, наиболее значительное место принадлежит житию Юлиании Лазаревской (умерла в 1604 г.), написанному в 20—30-х годах XVII в. её сыном, муромским городовым дворя­нином из детей боярских Калистратом Осорьиным. Это не столько житие, сколько повесть, даже своего рода семейная хроника, вы­шедшая из-под пера светского автора, хорошо знающего подробно­сти биографии того лица, о котором он пишет, и любовно, без холодной, трафаретной риторики постороннего повествователя из­лагающего их в своём рассказе, где мы также находим отражение бытового уклада и исторической эпохи, в которую жила Юлиания.

Житие не лишено обычных традиционных элементов: в качест­ве активно действующей силы в нём выступает, как обычно, бес, насылающий на семью Юлиании тяжёлые бедствия: по его попусти­тельству погибают двое её сыновей, он дважды преследует и пугает самоё Юлианию и отступает лишь благодаря вмешательству и по­мощи святого Николы; элементы чуда, хотя и в очень небольшой степени, также имеют место в житии. Идеал жизни Юлиании в ко­нечном счёте — аскеза, которой она особенно предаётся после ги­бели своих сыновей: она отказывается от физической близости с мужем, постепенно усиливает пост, увеличивает пребывание в мо­литве и труде, спит на острых поленьях, кладёт в сапоги ореховую скорлупу и острые черепки, наконец после смерти мужа переста­ёт ходить в баню. Вместе с тем она проводит всю свою жизнь, с детства до смерти, в непрерывном труде и в попечении о благо­состоянии и судьбе своих крепостных, которых кормит во время страшных голодных лет, отказывая себе и своей семье в самом не­обходимом, дойдя до полной нищеты. В пору своего богатства, ма­териального изобилия она, полновластная госпожа, распорядитель­ница участи своих «рабов», неизменно покровительствует своим «подданым», вступается за них и оправдывает их даже тогда, когда они приносят ей большие огорчения, и этим заступничеством вы­зывает упрёки мужа и его родни, вообще живущих с ней в мире и в любви. Отличаясь необыкновенной кротостью, смирением и де­ликатностью, Юлиания отказывается от обычных услуг, какими пользуется в своём доме госпожа со стороны слуг, не позволяет, например, снимать с себя обувь, а делает это сама. Деликатность и душевная чуткость Юлиании сказываются и в такой детали: устраивая по субботам и по воскресеньям в своём доме трапезу для духовенства, вдов, сирот и своих домочадцев, она выпивает одну чарку вина не потому, что она, преданная аскетической жизни, лю­била вино, а для того, чтобы своим ригоризмом не обидеть гостей.

Самое существенное для Юлиании, как житийной героини но­вого типа, то, что она ведёт благочестивую жизнь, подвизаясь не в монастыре, а в миру, в обстановке бытовых забот и житейских хлопот, которые возлагаются на неё обязанностями жены, матери тринадцати детей и госпожи, имеющей большое и сложное хозяй­ство. Традиционная биография святого, с детства подпадающего под исключительное влияние церкви, не характерна для Юлиании: на первых порах, до самого замужества, она из-за дальности рас­стояния не бывала в церкви и, таким образом, значительное время жила вне её прямого воздействия. Но и после, по болезни и опять-таки из-за дальности расстояния, она на долгое время перестаёт посещать церковь, утешая себя тем, что «пользует и домовная мо­литва». После гибели двух своих сыновей она пыталась уговорить мужа разрешить ей удалиться в монастырь, но, убеждённая его до­водами о том, что «не спасут нас ризы чёрные, если не по-монаше­ски живём, и не погубят ризы белые, если богоугодное творим», она остаётся в миру, отказавшись лишь от плотского сожительства с мужем. Даже перед смертью она не принимает монашества, как это сделали, например, Пётр и Феврония и как делали другие свя­тые, фигурирующие в житиях.

Вообще через всё житие в качестве основного положения прово­дится мысль о том, что возможно достичь спасения и даже свято­сти, не затворяясь в монастыре, а благочестиво, в труде и самоот­верженной любви к людям живя жизнью мирянина. Тут в извест­ной мере сказалось, видимо, то, что автор жития был выходцем из общественной среды, которая некогда пополняла ряды заволж­ских старцев, отрицавших внешнее богопочитание и самодовлею­щий, формальный монашеский уклад жизни '.

Житие Юлиании Лазаревской

Повесть о Юлиании Лазаревской (+ 1604) обычно трактуется исследователями не столько как житие, сколько как биографические записки, составленные одним из ее сыновой (Г.П. Федотов называет Дружину Осорьина, Р. Пиккио – Каллистрата Осорьина). В таком случае перед нами - единственная собственно биография древнерусской женщины, замечательная своей правдивостью, простотой и богатством бытового содержания. С другой стороны, сопоставление структуры "Жития Юлиании Лазаревской" с традиционным житийным каноном позволяет понять, что перед нами – очередной этап эволюции житийного жанра в древнерусской литературе.

Юлиания происходила из муромского дворянского рода. Отец и мать девочки были благочестивы и боголюбивы, но они рано оставили этот свет, и девочка осталась сиротой в 6-летнем возрасте. Юлиания воспитывалась сначала бабушкой (тоже в течение 6 лет), а потом теткой. Родня ее была довольно состоятельной. Описывается, что тихая и послушная Юлиания боголюбива, почтенна, смиренна, не любит детских игр, суеты, песен и смеха, но все ночи проводит за пряжей и пяльцами. Уже тогда она помогает в округе сиротам и нуждающимся. Хотя при отсутствии поблизости храма Юлиания до замужества редко бывала в церкви, но уже в детские годы она терпела насмешки от тетки и двоюродных сестер за свою молитву и постничество: "Сия же блаженная Ульяния от младых ногтей Бога возлюбив и пречистую Его Матерь, и помногу чтяше тетку свою и дети и дщери ея, и имея во всем послушание и смирение, молитве и посту прилежаше, и того ради от тетки много сварима бе и от дщерей ее посмехаема. И глаголаху к ней: "О безумная, что в толицей младости плоть свою изнуряеши и красоту девственную погубляеши?" И принуждаху ея рано ясти и питии. Она же не вдавашеся воли их, но все со благодарением приимаше и с молчанием отхождаше и послушание имея ко всякому человеку. Бе бо измлада крепка и молчалива, небуява и невеличава, от смеха и всякия игры отгребашеся". Таким образом, перед нами предстает традиционный образ ребенка, гнушающегося детскими играми, постника и молитвенника, в силу обстоятельств вступающего в определенный конфликт с властью старших (в данном случае – не родителей, а опекунов-воспитателей). Этот конфликт святая Юлиания, подобно преподобному Сергию, несет с кротостью и смирением, что отнюдь не означает отсутствия внутренней твердости. Представляется весьма характерным упоминание о "крепости" Юлиании: оно находится в русле традиции, неоднократно показывающей телесную и духовную крепость святых подвижников (крепки телом и душою были и преподобный Феодосий, и преподобный Сергий).

Когда Юлиании исполняется 16 лет, она выходит замуж за богатого и добродетельного человека Георгия Осорьина, тоже зажиточного дворянина, и живет с ним в селе Лазаревском, в 4-х верстах от Мурома. Именно с замужеством связывается воцерковление святой: после венчания священник "поучи их по правилом святым закону Божию, она же послуша учения и наказания внятно и делом исполняше". Теперь Юлиания живет близко от храма и никакие внешние препятствия не мешают ей присутствовать на церковных службах. Но в поле зрения ее жизнеописателя попадает не только церковная, и не только духовная сторона ее жизни. Как образцовая жена, она покорна свекру и свекрови и исполнена всяческого почтения к ним. В результате они довольно скоро передают ей все хозяйственные заботы. Послушание родителям мужа и ведение хозяйственной деятельности у Юлиании Лазаревской заменяют собой монашеское послушание. Она кормит и одевает многочисленных рабов и рабынь, задает им работу, но не принимает от них никаких личных услуг: не позволяет им ни снимать обуви, ни подавать воды для умывания. Неразумных она учит кротостию, а не наказанием. Вечером и утром за молитвой она кладет 100 поклонов. Муж ее часто ездит по служебным делам в Астрахань на 2–3 года, но даже в это время она не имеет права распоряжаться имуществом и подает милостыню только из своего рукоделия. Своими руками она обстирывает вдов и сирот и кормит их. После Бога и Богородицы она больше всего чтит св. Николу, который и защищает ее от бесовских страхований.

Во время голода и моровой язвы, еще при Грозном, она хитростью выпрашивает у свекрови пищи, будто бы для себя, и раздает все голодным. Она хоронит умерших, заказывает по ним сорокоусты, а заразных больных, от которых все сторонятся, она моет в бане своими руками, тайно от родителей мужа.

У Юлиании было много детей, но в них она не была счастлива. Среди них, как и среди челяди, возникают частые свары; старший сын убит холопами, другой – на царской службе. Юлиания стала подумывать о монастыре, но муж не отпустил ее, приведя ей слова Косьмы пресвитера о том, что человека украшают не монашеские ризы, а добродетели: "Ничтоже пользуют ризы черныя, аще не творим мнишскаго дела. Дела бо спасают человека, а не ризы. Аще и в мире живуще, а мнишеское исполняющее, не погубит мзды своея. Не место бо спасает человека, но нрав". Так в "Житии Юлиании Лазаревской" еще и еще раз настойчиво возникает тема "монастыря в миру".

Муж освобождает Юлианию лишь от обязанностей супружества, и с этих пор она, постелив ему постель, сама укладывалась на печке, подложив под ребра поленья и ключи. Впрочем, обычно она проводила ночи за молитвой, а рано утром спешила к заутрене и к обедне в церковь.

Через 10 лет ее муж умер, и Юлиания может свободно расточать свое имущество на дела любви. Она раздавала все деньги и даже занимала еще. Выпрашивая себе у детей денег, якобы на теплую одежду, она ходила без шубы и надевала обувь на босу ногу, подкладывая в сапоги вместо стелек орехи и острые черепки. В эти годы ее благочестие принимает более монашеский характер. Она непрестанно с четками в руках творит молитву Иисусову, и даже во сне ее губы шепчут ее. Повторяются видения и угрозы от бесов, от которых избавляет ее св. Никола своею палицей. В житии рассказывается, что однажды св. Никола схватил одного из бесов и долго не отпускал его. Рассерженный бес прокричал Юлиании, что, хотя сейчас она оделяет нуждающихся хлебом, скоро придет время, когда она сама будет умирать от голода. И действительно, это предсказание сбывается.

При царе Борисе снова настали голодные годы (1601–1602), каких давно не было на Руси. Люди ели человеческое мясо и умирали во множестве. Но в эти страшные дни в полной мере раскрывается подвиг жизни Юлиании – подвиг любви. Ее амбары давно были пусты, она распродала весь скот, одежду и посуду ради голодных и сама дошла до последней нищеты. Тогда ей пришлось переселиться в свою нижегородскую вотчину, где, может быть, голод не так свирепствовал, и отпустить на волю всех своих рабов, которых нечем было кормить. Некоторые из них, впрочем, остались и собирали для своей госпожи лебеду и древесную кору, из которых она пекла хлеб, кормилась сама с детьми и слугами, питала и захожих нищих, которых было в то время "без числа". Соседи говорили им с укоризной: "Что вы ходите к ней в дом? Она сама помирает с голоду". Но нищие уверяли, что они нигде не едали такого сладкого хлеба, как у этой вдовы. Брали и соседи для пробы ее хлеба из лебеды и удивлялись: "горазды рабы ее печь хлебы". Так через пять веков Юлиания повторила подвиг печерского монаха Прохора Лебедника.

Юлиании на тот момент было около 70 лет. Разболевшись на Рождество, на причастилась, простилась с детьми и слугами, "поучив их о любви и о милостыне". О себе она призналась, что давно желала ангельского образа, но не сподобилась по грехам своим. Прощавшиеся с ней видели над головой ее золотой круг, "яко же на иконах пишется".

Когда через 10 лет у Лазаревской церкви хоронили ее сына Георгия, то нечаянно раскопали ее могилу и нашли ее полной мира. Этим миром мазались больные и получали исцеление. Посмертные чудеса очень подробно описываются агиографом (именно эта осведомленность заставила исследователей приписать авторство жития одному из сыновей Юлиании). Как правило, эти чудеса традиционны и связаны с исцелением от болезни (кровотечения, зубной боли) или от одержимости злым духом. Но одно чудо довольно специфично. Рассказывается, как "во едино же нощь загорелося село, и объят огнь 4 двора средние. И воста буря велия, и уже огню к церкви приближающуся. Аз же егда возмог от зноя въскочити в церковь и похватити персти от гроба святыя обема рукама. И явися в рука моих аки вода – и вергох во огонь против ветру, тако же и с другия стороны пожара. И абие ветр возротися въспять и нача свитатися кругом, и две храмины, сущия от края, яко водою, угоихом. А по обе стороны по четыре двора, такожде вкупе соломою крыты, соблюде Бог от огня невреждены молитвою святыя Ульянии".

Житие Юлиании Лазаревской имеет ряд общих черт с библейской историей об Иове Многострадальном. Святая Юлиания проходит через множество испытаний и искушений, и в каждом из них доказывает свою верность Богу. Это голод, холод, мор, смерти детей, бесовские страхования и т.д. Никакие обстоятельства не могут ее сломить, во всех случаях она ведет себя по-христиански: обмывает, погребает, раздает хлеб, деньги и одежду, лечит язвенных и заразных, посещает узников, заказывает сорокоусты в разных монастырях. Подводя итог, агиограф говорит о ней: "Потерпе же в той нищете… а не оскорбися и ничему об том не поропта. И не согреших ни во устнах своих, не даде безумия Богу и не изможе нищетою, но паче первых лет весела бе". И умирает святая со славословием Богу на устах: "Слава Богу, всех ради. В руце Твои предаю дух мой. Аминь".

Г.П. Федотов писал, что Юлиания Лазаревская – святая преимущественно православной интеллигенции, т. к. в ней находит свое оцерковление ее традиционное народолюбие и пафос социального служения. Хотя Юлиания прошла через суровую аскезу и мечтала о монашестве, но не внешние причины помешали ей принять его. Она осталась верной своему личному христианскому призванию служению мира и деятельной христианской любви.

Эволюция развития жанра жития в 17 веке. « Житие Юлиании Лазаревской».

В 17 веке житие постепенно переходит в бытовую повесть , а затем в автобиографическую исповедь. Каноны жития разрушаются вторжением бытовых реалий, фольклорной легенды.

« ПОВЕСТЬ О ЮЛИАНИИ ЛАЗАРЕВСКОЙ»-1-я в лит-ре биография женщины-дворянки. Написал это житиё её сын, это произведение вошло в 51 список и было составлено 2 редакции.

Житие фактически носит светский характер.

Повесть изображает положение замужней женщины в большой дворянской семье , её бесправие и многочисленные обязанности.

Она утверждает святость подвига высоконравственной мирской жизни, служения людям.

Здесь ещё не полностью отошли от агиографической традиции, с ней связано начало повести.

Юлиания Лазаревская - олицетворение доброты, терпения, желания помочь близким. Она так много трудится, что ей даже некогда ходить в церковь. Образ Юлиании Лазаревской не идеален; это женщина, окружённая бытом и рядовыми сложностями.

Традиционные мотивы религиозной фантастики: бесы хотят убить Юлианию. но вмешательство святого Николая спасает её.

Переплетены элементы бытовой повести с элементами житийного жанра, но преобладают повествовательные бытовые элементы.

Интерес к частной жизни человека, его поведению в быту.