Проблема разграничения устных и письменных текстов

На первый взгляд, решение вопроса о разграничении устных и письменных текстов не

составляет особого труда. Если исходить из материальной формы знака, то устная речь

всегда легко отграничивается от письменной: устная речь реализуется в форме звуковой

материи и воспринимается акустически, а письменная речь реализуется в форме графической

материи и воспринимается визуально. Однако, как заявляет Г. Бертхольд, «не все, что мы

слышим, может считаться устной речью (зачитывание резолюции), не все, что мы читаем,

может рассматриваться в качестве письменной речи (чтение записанных на магнитную ленту

свидетельских показаний)» (Berthold 1984: 8).

В специальной литературе ученые снова и снова возвращаются к вопросу о различиях

в устной и письменной формах речи, подчеркивая при этом естественный характер устной

речи и вторичную, искусственную природу письменной речи. Одним из аргументов в пользу

признания кардинальной разницы между этими речевыми формами является невозможность

полноценного перекодирования текста из одной формы в другую и наоборот. Характерными

чертами устного общения признаются сиюминутность, эфемерность сказанного, важная роль

просодии, мимики и жестикуляции, а также значение ситуативного контекста для понимания

высказывания. Напротив, письменный текст сохраняется значительно дольше, чем устный,

графические средства и разметка текста берут на себя функцию просодии; в письменном

тексте содержится больше чисто языковой информации, потому что роль

экстралингвистического контекста в данном случае сведена к минимуму.

Кроме всего прочего, устная форма речи отличается большим количеством

грамматических ошибок, обрывов и повторного начала высказывания, запинок, пауз на

обдумывание и т. п. Наконец, в устной и письменной речи используется разная лексика,

длина предложений в письменной речи превышает длину в устной речи, очень часто предло-

жения в письменной речи построены по правилам, которые неприемлемы в устной речи. При

такой оппозиции обычно имеется в виду, что устная речь представляет собой спонтанную

речь в прямой коммуникации, а письменная речь соответствует формально выверенной

книжной речи (Sol-mecke 1993: 9-10).

Интересный эксперимент, затрагивающий специфику письменных текстов, был

проведен Е. Р. Ватсон. Она поставила своей целью сопоставить авторское и неавторское ис-

полнение художественных произведений. В работе использовались сделанные при жизни

записи отрывков из произведений Дж. Джойса и У. Фолкнера. С ними сравнивались записи

тех же самых отрывков в исполнении других чтецов, имевших высшее лингвистическое

образование и знакомых с творчеством этих писателей. При этом авторское чтение

рассматривалось как модель наиболее полного раскрытия произведения (Ватсон 1998: 9).

В результате комплексного аудиторского анализа материала выяснилось, что при

устном воспроизведении письменного художественного текста на его интонационную ин-

терпретацию оказывают влияние три основных параметра: содержательный компонент

(реализация ключевой фразы и фразовых информационных центров), форма (наличие или

отсутствие многоголосия) и динамика развития текста (темп, ритм и интенсивность). При

этом каждый из перечисленных факторов по-разному отражается в интонационной реализа-

ции текста.

Оказалось, что традиционные художественные тексты в наибольшей степени

подвержены правильной интонационной реконструкции. Наибольшие трудности связаны с

исполнением произведений так называемого потока сознания. Эти трудности выражаются,

например, в том, что автор выделяет один информационный центр, а чтецы — другой, или в

том, что автор делит сплошной текст на отдельные реплики и придает им различные

интонационные рисунки, что отсутствует в неавторском исполнении. Самым трудным для

неавторского воспроизведения оказалось передать авторское понимание динамики текста.

Если на уровне фразы или фонетического абзаца читающие более или менее точно отражали

изменения в громкости, темпе и ритме, соответствующие содержанию и смыслу эпизода, то

на уровне текста этого не было достигнуто (там же: 9-14). Все эти факты говорят о том, что

письменные тексты изначально предполагают различное прочтение, в то время как устные

тексты обычно представлены «в единственном и неповторимом варианте».

С момента зарождения научной теории текста ученые стремились обнаружить,

критерий, который, по словам К. Гаузенблаза, «точно отражал бы наиболее существенные

различия в структурах речевых произведений с учетом современных потребностей практики

общения, включая различия на всех уровнях структуры речевого произведения, от самых

маргинальных (звукового и графического) до центральных уровней, относящихся к

структуре содержания» (Гаузенблаз 1978: 64). Поиски такого критерия в значительной мере

осложнились тем, что лингвистика текста, пытаясь охватить самые разнообразные

направления изучения текстов, одно время стала превращаться в аморфную, расплывчатую и

неопределенную науку и создала тем самым предпосылки для размывания очертаний

лингвистики вообще (Кривоносов 1986: 30; Слюсарева 1987: 127; Petofi 1987: 5; Филиппов

1989: 8).

На этом фоне бесспорным представляется вывод К. Гаузенблаза о том, что «при очень

общем анализе самыми важными являются различия между устной и письменной

манифестациями речевой деятельности» (Гаузенблаз 1978: 65). Известный немецкий ученый

Г. Глинц подчеркивает, что при исследовании текстов, процессов их порождения и

восприятия, нужно всегда себе ясно представлять, какие речевые произведения служат

объектом анализа: устные тексты, т. е. речевые произведения, записанные сначала на маг-

нитную ленту, а затем преобразованные в графическую запись, или же письменные тексты, т.

е. речевые произведения, которые с самого начала зарождались и производились в качестве

письменных текстов (Glinz 1986: 163-164).

Эти выводы подкрепляются мнением других лингвистов, убежденных в том, что

устная и письменная формы коммуникации обладают глубокими структурными и

содержательными различиями, позволяющими говорить об их автономии. Широко известно,

например, категоричное утверждение И. Р. Гальперина о том, что «все характеристики

устной речи противопоставлены характеристикам текста» (Гальперин 1981: 19), и

считающего, что «текст представляет собой некое образование, возникшее, существующее и

развивающееся в письменном варианте литературного языка» (там же: 15).

Столь же категорична Т. А. Амирова: «Письменный язык должен рассматриваться как

исторически новая по сравнению со звуковым языком, общественно отработанная система,

соответствующая новому виду коммуникативной деятельности. Письменный язык

появляется вследствие осознанной необходимости социального развертывания и

совершенствования форм и способов словесной деятельности; он возникает не только как

средство оптимизации коммуникативной деятельности общества, но и как новая форма

конструирования коммуникации. С развитием и совершенствованием систем письма, с

закреплением письменной коммуникации как самостоятельной разновидности социальной

деятельности звуковая коммуникация не только воспроизводится в письменной

коммуникации, но во все большей мере дополняется и замещается письменной

коммуникацией, и письменный язык начинает нередко выступать сам как "непосредственная

действительность мысли", тем самым конституируя в глобальном процессе языкового

общения отдельный вид коммуникации» (Амирова 1985: 44).

Многочисленные публикации в отечественных и зарубежных научных изданиях, а

также материалы научных форумов показывают, что многие ученые стремятся изменить

традиционные представления и по-новому подойти к проблеме разграничения устных и

письменных текстов. Оживленную (если не сказать ожесточенную) полемику по поводу

соотношения «звуков» и «букв» развернули на страницах одного из научных изданий

Мюнхенского университета, например, X. Гюнтер и Э. Шерер (Gtlnther 1981a: 53-58; 1981Ь:

103-118; Scheerer 1981a: 69-102; 1981Ь: 119-132). Тема устной и письменной форм

коммуникации была затронута также на международном симпозиуме памяти Теодора

Фрингса в Лейпциге (Heinemarm M., Mackeldey 1987: 83-94). Этот список можно

продолжить. Однако, отмечая правомерность попыток нового осмысления этого

соотношения, надо сказать, что жизнеспособность той или иной научной теории

основывается не на декларативной отмене традиционных взглядов на природу какого-либо

лингвистического феномена, а на последовательном наблюдении и вдумчивом обобщении

фактов реальной действительности.

Новейшие экспериментальные исследования показывают, что способность человека в

реальном времени воспринимать письменные и звучащие тексты, из которых удалены, на-

пример, заударные части, основывается на способности индивида восстанавливать

ритмическую структуру слова (т.е. переводить письменный текст в устную форму). Это

свидетельствует о том, что механизмы восприятия устных и письменных текстов

относительно едины. Главное, чтобы письменный текст стал звучащим (Богомазов 2001: 27-

29).