Исправительное учреждение посреди полей

Ходят по кругу

арестанты один за другим,

колесо вращая —

вспомнилось полотно Ван Гога

«Заключенные на прогулке»…

* * *

Сквозь мглистый сумрак,

в грудь ночи вторгаясь, летит

с лязгом холодным

по металлу металла удар —

вдалеке пробили часы…

* * *

Стыло мерцает

над Фудзи в лунную ночь

снег на вершине —

в небесах над горой нависает

чуть заметный облачный полог…

* * *

Полнолуние.

Спит в колыбели дитя

сном безмятежным.

Я смотрю на него — и в душе

разливается благодать…

Оплакиваю отца

Извозчичий кнут

все нахлестывает раз за разом

лошадь по спине —

звук бессмысленный и ненужный

на последнем пути к погосту…

Ацуси Исихара

* * *

Я вечерней порой

по улицам и переулкам

беззаботно брожу —

а меж тем туман наступает,

с гор на город дохнув прохладой…

* * *

Ласточкино гнездо

притулилось во внешней прихожей

прямо на потолке,

подле толстой кровельной балки

в небольшом городском рёкане[8]…

* * *

Я с высокой горы

спускаюсь по южному склону —

в белых венчиках волн,

отражая полдневное солнце,

ослепительно море блещет…

* * *

Я всю ночь напролет

вспоминаю минувшие годы

и грущу о былом,

до рассвета глаз не смыкая

в отдаленном пристанище горном…

* * *

У подножья горы

клубится туманная дымка —

и при виде ее

сердце полнится отчего-то

странной, необъяснимой грустью…

* * *

В пору летних дождей

не радует серое небо.

Мы в вагоне сидим

и с тревогой смотрим в окошко —

слишком низко нависли тучи…

* * *

Сумрак вечерний.

Теснятся один к одному

семь горных пиков —

в эту дальнюю деревушку

я приехал проведать друга…

* * *

Грустной думой объят,

забрел я в тенистую рощу —

там, на склоне холма,

из сплетенья ветвей раздается

горной горлицы зов одинокий…

* * *

Серый, пасмурный день.

В саду голубей перекличка.

Вечер уж недалек,

а пока коротаем время

за неторопливой беседой…

* * *

Долог, долог мой путь!

Конца нет сосновому бору —

и чем дальше иду,

тем пронзительней это чувство

одиночества и печали…

Нисимура Ёкити

* * *

Алый отсвет зари

тонов распустившейся розы,

и в закатных лучах

рацветает ирис лиловый —

вот он, образ нашего мира…

* * *

По тропе через луг,

где вьюнок отцветает печально,

одиноко бреду —

но в ушах звучит, не смолкает

смутный шум городских кварталов…

* * *

Я, смешавшись с толпой,

в прогулочной лодке сплавляюсь

вниз по Сахо-реке.

Держим путь прямиком к столице,

но тоска моя не уходит…

* * *

В зимний сумрачный день

на стену больничной палаты

лучик солнца упал —

и от этого пятнышка света

сразу стало тепло на сердце…

* * *

Дочка зеленщика

предлагает в лавчонке клубнику —

держит горстку в руках.

Как мне мил в это летнее утро

вид знакомых рядов торговых!..

* * *

На циновку легла

тень от листьев павловнии[9]пышной —

и ажурный узор

отпечатан на старых татами

в отдаленном приюте горном…

* * *

Распевают сверчки

во мгле опустившейся ночи —

спать давно уж пора

беспокойным колосьям риса,

что колышутся за калиткой…

* * *

Я в сосновом бору

прислушался и огляделся —

что за странная тишь!

И чем больше слух напрягаю,

тем полней и гуще безмолвье…

* * *

Все живут лишь одним —

заботами о пропитанье

и более ни о чем.

Мириады людей теснятся в

мириадах домов-ячеек…

* * *

Чуть откроешь глаза —

пора впопыхах собираться,

на работу идти.

Ведь и впрямь сожаленья достойны

беспокойные наши души…

* * *

В электричке ночной

витающие ароматы —

запах женских духов.

Отчего-то стало на сердце

так невыразимо печально…

Кохэй Цутида

* * *

Подошла их пора —

опадают соцветия вишен.

В эти вешние дни

так приветливы и безмятежны

склоны гор, выходящие к морю…

* * *

Поутихли в саду

сверчков неумолчных напевы —

верно, там, за стеной,

теплый летний дождь поливает

молодую буйную зелень…

* * *

Обрывавший листву

с деревьев осенних на склонах,

дождь на время утих —

на другой стороне залива

белый снег по отрогам Фудзи…

* * *

Опускается мгла,

и холодом веет под вечер.

Слышно, как по плетню

барабанит ливень осенний,

поливая мой палисадник…

* * *

В пору летних дождей

проглянуло яркое солнце,

озарило траву —

и кузнечики со сверчками

вновь заводят свои напевы…

* * *

В обрамленье листвы,

густой, иссиня-зеленой,

окропленный дождем

шар гортензии смутно белеет,

в глубине куста затерявшись…

* * *

С гор спустился туман,

надвинулся плотной стеною —

из его глубины

слышно лишь, как падают капли

с веток вымокших криптомерий…

* * *

Зарядили дожди,

осенние долгие ливни,

и в саду у меня

распускаются георгины, —

правда, мелкие уродились…

* * *

Вдруг в разгаре зимы

день выдался ясный, погожий.

Я вдоль моря брожу —

и никак не могу наглядеться,

по его синеве стосковавшись…

* * *

Разошлись облака —

и в тусклом сиянье рассвета

далеко-далеко

видно, как на горной вершине

свежевыпавший снег белеет…

* * *

На тропинке лесной

сгущаются к вечеру тени.

Одиноко бреду —

а вокруг надрывно и горько

на ветвях рыдают цикады…

Поэты хайку первой половины XX века[10]

Одзаки Хосай

* * *

Входил, выходил —

а цветы вьюнка у калитки

уж стали плодами…

* * *

На сосновую хвою

прямо в солнечное пятно

ставлю бамбуковый короб…

* * *

Слушаю, как тает

и трескается лед —

болею дома…

* * *

Сёдзи задвинул —

и тем одиночества грусть

усугубляю…

* * *

Холод крепчает.

У кромки воды намело

опавших листьев…

* * *

Смастерил лачугу в горах —

ращу при ней хризантемы…

* * *

Этой дивной луной

в одиночку полюбовался —

и засыпаю…

* * *

Жив и сегодня —

пронзительный стрекот сверчка

у белой стенки склада…

* * *

Взъерошил шерсть

на загривке бродячей собаки

осенний ветер…

* * *

Порция на одного —

промываю горсточку риса…

* * *

Подставляю руки —

Принять в подаянье плоды…

* * *

Колесо водяное

прилепилось у самой кромки

горной дороги…

Накацука Иппэкиро

* * *

Чайки кричат в ночи.

Прохладная женская рука…

* * *

В лунном сиянье

рыбачьих лодок

огни там и сям мерцают…

* * *

В дождливую ночь

аромат хорошей сигары.

Женщина прикрывает грудь…

* * *

Весенней ночью

в комнате выпил воды,

не пролив ни капли…

* * *

Среди гор

светлые воды струятся —

вешняя река…

* * *

На вишне зимой

в прозрачном воздухе вижу

набухшие бутоны…

* * *

Меж деревьями в солнечном свете —

цветок горечавки…

* * *

С ложа болезни

вижу там, вдали,

синеву зимнего моря…

* * *

Дом, где хочу умереть:

во дворе чтоб росла хурма

и луг виднелся цветущий…

* * *

Ветер весенний

налетает, как в первый день

моей болезни…

* * *

Стало ясно, когда умру —

когда на кустиках чая

распустятся цветы…

Хара Сэкитэй

* * *

Высоко в горах

клонятся цветы под ветром —

особенно ромашки…

* * *

Тени от цветов —

наступил на их смешенье.

Луна над обрывом…

* * *

Осенний денек.

По мосту через ущелье

переходит кошка…

* * *

Под сенью горы

даже птиц водяных не видно —

темная глубь…

* * *

На исходе весны

дождливая ночь в ущелье

сменилась светом…

* * *

К самой двери купальни

из лощины он накатил —

туманный сумрак…

* * *

И в такую высь

взлетела бабочка снизу!

Глубина ущелья…

* * *

Эти краски гор!

В ведерке моем так и плещет

пойманная форель…

* * *

В осеннее небо

упирается горный пик —

будто совсем рядом!..

* * *

Мать на ложе болезни —

осенний засохший луг

виден сквозь сёдзи…

* * *

Головы задрав,

гуси из травы глядят

туда, на солнце…

Хино Содзё

* * *

Сливы белый цвет

в лучах заходящего солнца —

людей голоса…

* * *

Весенняя ночь —

непорочную девицу

в жены я беру…

* * *

Вешний светильник

у изголовья постели

жена погасила…

* * *

Аромат этих роз

в нашу первую ночь —

понемногу светает…

* * *

Весь долгий день

так с тобой и проведем,

рук не разнимая…

* * *

Вышла из ванной —

так мне мило ее естество.

Весенний полдень…

* * *

В аппетитности

тостов, поданных на завтрак,

некое бесстыдство…

Сугита Хисадзё

* * *

Над цветами вьюнка

летучие муравьи

кружат в полумраке…

* * *

Тень моего зонта —

как на темном кругу белеют

эти ромашки!

* * *

Как хочет поет

горная кукушка,

рассыпая эхо…

* * *

Ставила в вазу пион —

и вот

с ужином припозднилась…

* * *

Дождик полил

на поля, где землю

только что вскопали…

* * *

Дзамбоа[11]в цвету —

это май принес собой

сиянье солнца…

* * *

Над вершинами

эхом прокатился звонкий

журавлиный клич…

* * *

В колокол бью,

озарена луною —

гулкий отголосок…

Кавабата Бося

* * *

В прозрачной росе —

всего и конец, и начало —

отблески зари…

* * *

Радует глаз

хурма шарами на ветках —

где красный, где желтый…

* * *

Короткий день,

озаренный долгим багрянцем

зимнего солнца…

* * *

Зимние дожди —

к миске рисовой каши добавлю

маринованной сливы…[12]

* * *

Зимние дожди —

как свирель, в огне напевают

коленца бамбука…[13]

* * *

Зимняя луна

проплывает в холодном небе —

так одинока…

* * *

Брезжит рассвет.

На складской стене вся промерзла

стайка воробьев…

* * *

Воз редьки тяжел!

Морда лошади — лик бодхисатвы,

слезы на глазах…

* * *

Холод ранней весной —

в глубине бамбуковой рощи

водопад замерзший…

* * *

Редька цветет.

Утащив колокольчик,

играет черная кошка…

* * *

Над чащей лесной

в синеве бескрайнего неба

бабочки вьются…

* * *

Одна бабочка —

ей достанется вся лазурь

над снежным пиком…

* * *

Цветущий пион —

два цветка склонились друг к другу,

влекомы ветром…

* * *

Под ветром осенним

мои легкие —

словно флажолет…

* * *

Изголовье — что камень.

Уж не цикада ли я?

Все пою, заливаясь слезами…

Мацумото Такаси

* * *

Цветок нарцисса —

древним бронзовым зерцалом

раскрывается венчик…

* * *

Как дар бесценный

приемлю осенних дней

вешнюю ясность…

* * *

Все ветви груш

на деревянных подпорках

усыпаны цветами…

* * *

Как красивы следы

отступившей волны прибоя —

яркие ракушки!..

* * *

Бутоны цветов

на ветках уже набухли —

прямо в небесах…

* * *

День кончины Сайгё[14]—

и не хочется никуда

выходить из дома…

* * *

На посох присев,

серебристым теплым сияньем

бабочка лучится…

* * *

Одуванчики —

большие шары так похожи

на облачка в небе…

* * *

Устали цвести —

и легли отдохнуть немного

желтые нарциссы…

* * *

Иду, погружен

в несмолкаемый рокот ливня —

свежая зелень…

* * *

Прижался лицом

к стеклянной двери веранды —

дождь в лунных бликах…

* * *

Дон-диги-дон —

звенит ветряной колокольчик [15]

под осенним ветром…

* * *

Кончается год.

Оглянувшись назад, итожу

все свои хайку…

Сайто Санки

* * *

Хиросима —

сосна в вечерних тенях

умирает стоя…

* * *

Хиросима —

увидел яблоки

и дышать стало легче…

* * *

Лотосы после зимы —

пришла пора им встрепенуться,

и все встрепенулись…

* * *

Осенний сумрак —

вот и скелет большой рыбы

море смыло волной…

* * *

Клюем понемногу —

человек с вырезанным желудком

и воробьишко зимой…

* * *

Какое лицо!

Упавшее пугало в поле…

* * *

Люди так далеки —

а близко лишь вешний месяц

да кончина моя…

Маэда Фура

* * *

Верещанье цикад.

Со мною чай распивает

тень моя на стене…

* * *

Плакучая ива —

а за ней идет почтальон

с утренней почтой…

* * *

Холода весной.

Постелю сегодня в два слоя

Медвежьи шкуры…

* * *

Бушует буран —

то появится, то исчезнет

одинокий путник…

* * *

Пришел напиться —

а колодец весь укрыт

белесой дымкой…

* * *

В просторах небес

луна весенняя светит —

тени деревьев…

* * *

Только и всего —

пара томиков стихов,

свеча вешней ночью…

* * *

Близится рассвет —

запевают на полях

песнь свою лягушки…[16]

* * *

На узкой тропе

рядом с крупом рабочей клячи —

цветок фиалки…

* * *

Белых камелий

просвечивают цветы

в зарослях бамбука…

* * *

Возле лачуги

кожу сменила змея

посреди полей…

* * *

Летят с высоты

соловьиные звонкие трели

меж криптомерий…

Фукио Сиба

* * *

Белые гребни,

накрытые пеленой, —

туман над морем…

* * *

Храм в горной глуши —

над камнем надгробным нависли

цветущие ветви…

* * *

Люди вошли,

за собой у ворот оставив

позднюю весну…

* * *

Остатки снега —

но уж ветки яблонь в саду

полны цветами…

* * *

Мостик дощатый —

отраженье поздней весны

в водах потока…

По дороге от храма Тюдзэн-дзи к ^«Полю боя»[17]

Туман на горах.

Дух медовый плывет над лугом —

ирисы в цвету…

* * *

Собираю хворост.

Только веточка хрустнет порой

в тиши осенней…

* * *

Осенняя ночь.

Как картина, на перегородке —

черные тени…

* * *

Роса поутру

на траве обратилась в иней

вдоль горной тропки…

* * *

Ветер подул —

и вот уже летней жары

нет и в помине…

* * *

Стреляю уток —

Какой ароматный дух в

плавнях прибрежных!..

* * *

Зеленый склон.

Вешний цвет растеряли клены —

остались листья…

Поэты гэндайси

Котаро Такамура

К г-же N.

О, как больно мне думать о твоем уходе!

Словно плод, созревший еще до поры цветенья,

словно семя, проросшее, еще не упав в землю,

словно лето, что вдруг сменилось весною,

Вопреки рассудку, вопреки законам природы.

О, пожалуйста, не уходи, не надо!

Этот будущий муж, отштампованный по трафарету,

И ты, с твоим почерком в завитушках…

Я готов заплакать при одной мысли

о тебе, робкой, как птичка,

о тебе, что своенравнее вихря.

О, пожалуйста, не уходи, не надо!

Как могла ты задешево продаться,

если можно так назвать твой поступок?

Как могла из Единственной и Несравненной

стать одной из десятков тысяч подобных,

что достанутся за бесценок

какому-то мужчине?!

О бесчестье, позор!

Будто полотно Тициана

с молотка ушло в «веселый квартал» Цурумаки.

Опечален ли я? Скорблю ли?

Я как будто смотрю на глоксинию в вазе,

на огромный прекрасный цветок, что ты подарила —

и цветок на глазах у меня увядает, блекнет.

Так и ты увянешь, меня покинув.

Я как будто бы слежу за птицей в небе,

провожая ее скорбным взглядом.

О, какое мучительное чувство крушенья!

Будто рухнула волна, об утес разбившись.

Это чувство — не то, что зовут любовью.

О святая Мария!

Оно иное! Иное…

Я не знаю, что это, я не знаю…

О, как больно мне думать о твоем уходе!

Как ужасно представить, что ты выйдешь замуж,

будешь выполнять прихоти какого-то мужчины!..

Марс виднеется в небе

Марс виднеется в небе.

Что дано мне свершить?

Вновь тот самый вопрос, на который не знаю ответа.

Впрочем, разве это столь важно?

Да нет, должно быть, не важно.

Надо лишь подождать, набраться силы

и покончить со слабостью, что порождает вопросы.

Что хорошего в жизни, если все наперед в ней знаешь?

Надо жить, припадая к чистым истокам —

в чистоте правда…

Освежить бытие,

поднять голову к небосводу —

вон она, сияет над спящими домами,

над темным холмом Комагомэ.

Как же хороша эта красная планета!

Марс виднеется в небе.

Студеный ветер шуршит

стручками гледичии [18]на ветках.

Бешено мечется собака в течке.

Я ступаю по осенним листьям,

миную кустарник, миную скалы.

Марс виднеется в небе.

Я не знаю,

что следует делать человеку.

Я не знаю,

к чему он должен стремиться.

Но, мне кажется,

человек должен быть един с Природой.

О, я чувствую:

человек велик, ибо в нем космос,

пустота Вселенной.

Потрясающе!

Быть Небытием мира.

Но Вселенная расширяется — и Пустота убывает…

Марс виднеется в небе.

За ним — темная бездна.

Мириады далеких миров светятся в пространстве.

Я, в отличие от средневековых пиитов,

там не вижу ангелов, разливающих сиянье, —

лишь пытаюсь уловить

могучие потоки эфира.

И такой, как он есть,

мир поистине прекрасен!

Красота неведомого все плотнее

окружает меня, окутывает, сжимает.

Марс виднеется в небе.

Сливовая наливка[19]

Бутыль сливовой наливки,

что осталась от покойной Тиэко, —

вобравшая лучи света десятилетняя густая настойка.

В чашечке играет, переливается янтарная влага.

«Вот когда-нибудь ранней весной в холодную полночь

ты нальешь себе стопку и выпьешь», — так она сказала.

И теперь я вспоминаю о ней, моей Тиэко.

Постепенно теряя рассудок, уже наверное зная,

что впереди ожидает лишь темная бездна,

Тиэко все вокруг тщательно приводила в порядок…

Семь лет безумья — и вот ее нет на свете.

Я сижу на кухне и потихоньку смакую

эту терпкую душистую сладость сливовой наливки.

Дальний рев прибоя меня не тревожит.

Для того, кто итожит жизнь, внешний мир не важен.

Вот и ветер в ночи как будто бы затихает…

Кавадзи Рюко

Горящие книги[20]

Куда исчезло вчерашнее пламя?

Куда подевался вчерашний город?

На рассвете из мглы проступают

незнакомые пейзажи.

Обугленные столбы — остов моего дома,

замерший в могильной скорби.

Поседевшие струны пианино

вперемешку с покореженными кусками железа.

Рухнувшая печная труба словно встала на колени.

Рядом с ней все еще пылают

в разверзшейся дьявольской пасти

книги на полках.

Книги горели всю ночь,

вздымая языки пламени к небу.

О, что же стало со всем этим сонмом слов?!

С бесчисленными мыслями,

что взлетают ворохами искр в воздух

и опадают хлопьями пепла?!

Книги все еще горят,

уподобляясь то распустившимся розам,

то разгневанным демонам.

Прогорая, они обращаются в белесую золу, в пепел,

который, кажется, все еще дышит.

В этом пепле скорбные песни,

слова, что хочет донести не угасшее пламя

из мертвого вчера в длящееся сегодня —

для той новой любви, которой дано зародиться…

Сакутаро Хагивара