Народ книги или народ книг?

В вопросе инспирации у адвентистской Церкви в 1920-х годах была еще одна проблема, а именно неослабевающий соблазн выстраивать богословие на основании трудов Елены Уайт, делая их равным, а то и превосходящим Библию по авторитету источником. Подобный подход, безусловно, шел вразрез с теми рекомендациями, которые она давала на протяжении всей жизни. Но в те годы ее уже не было в живых, и разные деятели Церкви поступали с ее трудами так, как считали нужным.

Так, Ч. Л. Бенсон отмечал на библейской конференции 1919 года, что «на полях мы подчеркивали важность Духа пророчества [трудов Елены Уайт] более, нежели Библии, и многие наши люди по-прежнему поступают точно так же» (Материалы библейской конференции 1919 года, 30 июля, с. 39). Подобный ход мысли отражен и в словах Даниэльса, который говорил, что адвентизм сделает большой шаг вперед, когда «мы будем относиться с собратьям, которые по-иному истолковывают Свидетельства, точно так же по-христиански, как мы относимся к ним, когда они разнятся с нами в истолковании Библии» (там же, с. 37). Прескотта одолевало подобное же беспокойство, когда он отмечал, что «если человек не верит в вербальную инспирацию Библии, то у нас к нему претензий нет; если же он говорит, что не верит в вербальную инспирацию Свидетельств, то на него сразу же начинают бросать косые взгляды. Я думаю, это нездоровая ситуация. Таким образом мы ставим Дух пророчества выше Библии» (там же, с. 30).

В противоположном лагере были такие люди, как Клод Е. Холмс и Дж. С. Уошборн, по-прежнему дискутировавшие с Прескоттом, Даниэльсом и У. Уайтом по поводу того, давала или нет Елена Уайт определение «ежедневной» из Дан. 8:13, хотя сама она неоднократно увещевала их не обращаться к ее трудам для решения этой проблемы. Будучи убеждены в непогрешимости и вербальной инспирации ее писаний, Уошборн и Холмс в один голос утверждали, что «существует опасная доктрина, быстро проникающая в наши ряды», о которой «нужно говорить открыто. И звучит она следующим образом: будто бы сестра Уайт не является авторитетом в области исторических данных». Для них все ее труды были «как Писание». Они воспользовались умеренной позицией Даниэльса по поводу инспирации Елены Уайт, чтобы сместить его с поста президента Генеральной Конференции в 1922 году (Claude Е. Holmes, Have We An Infallible "Spirit of Prophecy"? 1, 11; J. S. Washburn, The Startling Omega and Its True Genealogy; Письмо Клода Холмса к Артуру Даниэльсу от 1 мая 1922 г.).

О том, чтобы труды Елены Уайт занимали центральное место в адвентизме, позаботились не только такие «диссиденты», как Холмс и Уошборн. О том же ратовали и руководители, занимавшие ключевые посты в адвентистском движении. Так, ф. М. Уилкокс заявил в 1921 году, что ее труды «составляют духовный комментарий на Священное Писание», а в 1946 году - что они «являются богодухновенными комментариями» на Библию (Ревью энд Геральд, 3 февраля 1921 г., с. 2; 9 июня 1946 г., с. 62). Эта позиция, безусловно, была ближе к точке зрения А. Т. Джоунса, которую он отстаивал на протяжении 1890-х годов, чем к воззрениям Елены Уайт относительно дискуссий 1888 года о законе в Послании к Галатам или более позднего кризиса по поводу «ежедневной» в Книге Даниила. Многие адвентисты крайне неохотно усваивали уроки церковной истории на эту тему.

Даниэльс был гораздо ближе к Джеймсу и Елене Уайт и другим пионерам адвентизма седьмого дня, когда отмечал, что «нам надлежит извлекать наши толкования главным образом из самой Библии. Я думаю, эта Книга объясняет сама себя и мы можем постигать ее глубинный смысл с ее же помощью, не прибегая к Свидетельствам в подтверждение своих выводов». Ему вторил У. Хауэлл, директор отдела образования Генеральной Конференции: «Дух пророчества говорит, что Библия истолковывает сама себя». На это замечание Даниэльс отвечал так: «Да, но я слышал, как служители говорят, что толкователем Библии является Дух пророчества. Несколько лет назад на сессии Генеральной Конференции мне довелось услышать проповедь [произнесенную А. Т. Джоунсом], в которой говорилось, что единственный путь к пониманию Библии лежит через труды Духа пророчества». Дж. М. Андерсон добавил: «А еще он сказал, что эти труды - „безошибочный толкователь"». На что Даниэльс ответил: «Мы смотрим на это иначе, Дух пророчества нельзя считать единственным верным толкователем Библии. Это ложное учение, ложный взгляд. Он не устоит».

Далее Даниэльс справедливо подметил, что пионеры адвентистского движения «приобретали знания о Библии, разбирая сами Писания. Мне больно слышать от некоторых людей, что Дух пророчества вел пионеров, во всем их наставляя - и в доктринах тоже... Это не так, даже судя по трудам самой Елены Уайт... Мы читаем, как... они вместе исследовали эти Писания и молились над ними, пока до них не доходил их смысл». В конце своего выступления Даниэльс высказал тревогу за тех адвентистов, что «выискивают в Свидетельствах разного рода утверждения, а глубокому изучению Библии времени нисколько не уделяют» (Материалы библейской конференции 1919 года, 30 июля, с. 9-11).

Одна из величайших трагедий адвентизма 1920-х годов состояла в том, что выверенная с исторической и богословской точек зрения позиция Даниэльса оказалась не востребованной большинством адвентистов в последующие десятилетия. Увы, в адвентистском движении взяла верх позиция, отстаиваемая Холмсом, Уошборном и Уилкоксом. Как рядовые верующие, так и служители адвентистской Церкви очень часто обращались с трудами Елены Уайт так, что «меньший свет», исходящий от ее произведений, стал на деле «большим светом», затмив собой Библию (см. Литературный евангелизм, с. 125). Именно эта тенденция доминировала в адвентистском богословии в течение нескольких десятилетий после 1920 года - вкупе с уклоном в сторону вербальной инспирации и сугубой непогрешимости. По сути дела, адвентисты, начинавшие свой путь как «народ Книги», превратились скорее в «народ книг». Они забыли, как развивалось их собственное вероучение в этом вопросе.