Православная психопатология 4 страница

Выше мы подчеркнули, что к числу наиболее действенных орудий в борьбе со страстями принадлежат плач, покаяние и исповедь. "Помрачившиеся от вина часто истрезвляются водою, а помрачившиеся от страстей истрезвляются слезами" (Леств. 26:167).

Покаяние дополняется и различными искушениями, и жизненными испытаниями, то есть "невольными скорбями". "Поелику заложенный в нас яд греха многообилен, то многого и огня требует для очищения своего, то есть слез покаяния и произвольных подвижнических трудов". Ведь мы очищаемся от скверны греха либо "произвольными трудами" подвижничества, либо "невольными скорбями" искушений.

"Когда то, что от воли, предупредит сделать требуемое, тогда не встречается нужды в том, что не от воли", то есть в искушениях. Бог устроил так, что если добровольное подвижничество не производит очищения, тогда невольные скорби посылаются "в сильнейшей степени к восстановлению в нас древнего устроения" (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.114).

Таким образом, многие искушения, постигающие нас в нашей жизни, связаны с тем, что мы не покаялись добровольно. Добровольно поднимая крест покаяния, мы избавляемся от невольного и нежеланного креста искушений и испытаний.

Точно так же мощным орудием в деле исцеления страстей служит безмолвие, главным образом умное безмолвие, о котором речь пойдет в другой главе. Апостол Павел подтверждает, что никакой воин не связывает себя делами житейскими (2Тим. 2:4). Преподобный Марк Подвижник также замечает, что желающий победить страсти, но привязанный к мирским делам, "подобен человеку, который хочет соломою потушить пожар" (Добр. Т.1. С.530). Конечно, безмолвие и отшельничество представляют собою отдельную и очень сложную тему для разговора. Отшельничество подходит не для всех. Ведь, если в душе имеется какая-либо скрытая страсть, то она не может быть исцелена в пустыне, где отсутствуют предметы, посредством которых она могла бы обнаружиться.

"Недугующий душевной страстию и покушающийся на безмолвие, – говорит преподобный Иоанн Синайский, – подобен тому, кто соскочил с корабля в море и думает безбедно достигнуть берега на доске" (Леств. 27:13).

Советы святых отцов относительно безмолвия не противоречат друг другу. Безмолвие – это "пребывание в Боге" и чистота ума. Таково так называемое умное безмолвие. Старание оградить чувства от внешних раздражений и предаться молитве помогает освобождению от страстей. Однако, если человек, не имея должной подготовки и не получив специального благословения от рассудительного духовника, бежит от людей и удаляется в пустыню, то существует вероятность, что он не сможет исцелиться. Ведь в человеке, не имеющем необходимых качеств, пустыня скрывает страсти, но не исцеляет их (Φιλοκαλία T.А'. Σ.72).

До сих пор мы говорили о различных средствах, способствующих исцелению страстей вообще. Теперь нам хотелось бы описать и некоторые специальные средства, которыми лечатся отдельные страсти.

По словам преподобного Иоанна Кассиана Римлянина, существуют восемь порочных помыслов, то есть помыслы чревоугодия, блуда, сребролюбия, гнева, печали, уныния, тщеславия и гордости. Как же лечатся эти восемь помыслов, соответствующие восьми страстям?

Чревоугодие лечится воздержанием чрева, "бегством и отвращением от насыщения чрева", "ежедневным постом" и тем, чтобы "не увлекаться наслаждением гортани" (там же, Σ.61-62).

Чтобы исцелиться от блуда, человек блюдет сердце "от скверных помыслов". Блуд исцеляется сокрушением сердца, "напряженной молитвою к Богу, частым изучением Писаний, изнурением и рукоделием... но прежде всего помогает смирение душевное" (там же, Σ.63).

Сребролюбие лечится отказом и нестяжанием, как тому учит Священное Писание и божественные отцы (там же, Σ.68-70).

Гнев, ослепляющий сердечные очи, лечится незлобием к подобным нам людям. Внутренний мир, противоположный гневу, "достигается не великодушием ближнего по отношению к нам, но нашим незлобием к ближнему". Недопустимо гневаться не только на людей, но даже и "на бессловесные создания, и на неодушевленные предметы". Лечится он также изгнанием "не только внешних проявлений гнева... но и мысленного гнева". Мы должны не только затворять свои уста в час искушений, но и "очищать сердце от памятозлобия, и не вращать в своей мысли лукавых помыслов, направленных против брата". Совершенное же исцеление будет достигнуто тогда, когда мы поверим, что "ни на праведных, ни на неправедных не дозволено нам обращать гнев" (там же, Σ.72-74).

Печаль лечится той бранью, которую надлежит вести "против внутренних страстей". Нам следует бороться "против духа печали, ввергающего душу в отчаяние, чтобы изгнать его из нашего сердца", и возделывать лишь "печаль, бывающую при покаянии о согрешениях, соединенную с благим упованием". Это значит, что мы можем изгнать и исцелить печаль, если с помощью благодати Христовой и собственного мужества обратим ее в печаль духовную, печаль покаянную. Такая печаль по Боге рождает в человеке готовность и расположение ко всякому благому делу, делая человека "доступным, смиренным, кротким, незлобивым, терпеливым в отношении всякого благого труда и скорби" (там же, Σ.75-76).

Уныние не лечится ничем, кроме "молитвы, воздержания от праздных слов, размышления о божественных Писаниях и терпения в искушениях". Требуется здесь и телесный труд. Египетские отцы "никак не позволяют монахам быть праздными". Они трудятся, доставляя тем пропитание и самим себе, и имеющим в нем нужду. Они трудятся не только для себя, "но и посылают странникам, нищим и находящимся в темницах, веря, что это благодеяние окажется приятной жертвою Богу" (там же, Σ.76-78).

Тщеславие многовидно, и бороться с ним трудно. Человеку надлежит всеми силами стараться победить "этого многоликого зверя". Он не должен делать ничего, что имело бы целью заслужить похвалу у людей. "Постоянно отвергая приходящие в сердце восхваляющие его помыслы, пусть он уничижает себя перед Богом" (там же, Σ.78-79).

Наконец, гордость – это брань "тяжелейшая и злейшая всех предыдущих". Она исцеляется смирением, происходящим от веры и страха Божия, кротостью и совершенным нестяжанием, которыми достигается совершенная любовь (там же, Σ.79-80).

Однако диавол, враг нашего спасения, очень искусен. Поэтому и христианину, подвизающемуся в этой брани, надлежит быть искусным. Сообразительность человека проявляется в том, каким образом ему удается насмеяться над диаволом. В отеческих творениях приводится много примеров такой сообразительности, с помощью которой исцеляется душа и изгоняется диавол.

Обыкновенно страсти "удобно опять возвращаются" (Леств. 3:7). Через некоторое время, когда кажется, что страсти уже исцелились или ушли, они возвращаются с еще большею силой. Известны слова Господа о нечистом духе:

"Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого" (Мф. 12:43-45).

Это известно святым, принимающим против того свои меры.

Далее нам хотелось бы привести несколько предписаний и указаний святых отцов.

Война должна вестись преимущественно против главнейшей страсти: "Кто видит в себе какую-нибудь господствующую страсть, тому должно прежде всего противу ней вооружаться... ибо если мы не победим сей страсти, то от победы над прочими не будет нам никакой пользы" (Леств. 15:41).

Если на нас одновременно нападают две страсти, следует уступить легчайшей из них, чтобы не позволить одержать победу более сильной. Два таких примера приводит преподобный Иоанн Синайский. Бывает, что во время молитвы к нам приходят братья. Тогда нужно сделать что-то из двух: или не принимать братьев, или ради них прекратить молитву. Тогда лучше оставить молитву, ибо "любовь больше молитвы". Другой пример таков: по словам преподобного, однажды, когда он находился в каком-то городе и как раз сел за стол, на него напали помыслы чревоугодия и тщеславия. Святой предпочел быть побежденным тщеславием (то есть проявить воздержание и заслужить похвалу в качестве постника), поскольку больше боялся объядения: "Боясь исчадия объядения (то есть блуда), я рассудил лучше быть побежденным тщеславием" (Леств. 26:69-70).

Авва Иосиф учит, что иногда лучше позволить страстям войти в нашу душу и там сражаться с ними, а иногда – отсечь их с самого начала. Поэтому одному брату, спросившему об этом старца, тот ответил: "Позволь им войти и сражайся с ними". Это требовалось для приобретения опыта. Однако другому брату, задавшему тот же вопрос, следует ли позволять страстям приблизиться или же отсекать их, старец сказал: "Отнюдь не позволяй страстям войти, но сразу же отсеки их" (Γεροντικόν. Σ.53, γ'). Это значит, что только духовник может определить для нас образ и способ подвижничества и борьбы. Ведь люди различаются между собой и каждый случай является особым.

Преподобный Иоанн Лествичник приводит несколько способов, с помощью которых мы можем победить бесов. Эти приемы выглядят как крайности, однако надо заметить, что применять их может не каждый человек, но "победивший страсти". Это значит, что чистый сердцем располагает многими средствами, с помощью которых может поражать бесов.

"Некоторый брат, будучи однажды обесчещен, нисколько не подвигшись сердцем, помолился в уме своем; а после начал плакать о том, что его обесчестили, и притворною страстию утаил свое бесстрастие.

Другой брат, который совсем не хотел председательствовать, притворился, будто сильно этого желает".

Третий брат, отличавшийся чистотою, "взошел в блудилище как бы для греха и находившуюся там блудницу привел к чистому и подвижническому житию".

Еще одному подвижнику принесли гроздь винограда. "Он же, по отшествии принесшего, тотчас устремился на виноград и съел его, но без всякого услаждения, с тем только, чтобы показать себя перед бесами чревоугодником".

Таковы деяния так называемых Христа ради юродивых, которыми те насмеялись над диаволом и принесли пользу братиям. Но для этого требуется особая чистота, особое благословение и Божия благодать. Вот почему преподобный Иоанн Синайский, описывая эти случаи, говорит, что "таким делателям нужна большая осторожность, чтобы, покусившись посмеяться над бесами, сами они не были от них осмеяны" (Леств. 26:139).

После многих подвигов человек, с помощью благодати Христовой, достигает исцеления своих страстей, этих душевных ран, и становится царем над страстями. Подвижник духовной брани неоднократно испытывает эту радость, так что может повторить слова аввы Иосифа: "Сегодня я царь, ибо воцарился над страстями" (Γεροντικόν. Σ.54, ι'). Такой человек вкушает жизни Христовой, поскольку "из жизни сей в живот вечный переходит тот, кто умертвил страсти и освободился от неведения" (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.313).

Однако до тех пор, пока мы находимся в этой жизни и несем на себе груз смерти и тления, нам надлежит вести постоянную брань. Поэтому, даже когда "человек Божий все почти победит в себе страсти, два беса остаются еще ратующими против него". Один из них нападает надушу подвижника, "возбуждая его по великому боголюбию к непомерной ревности, так что он не хочет допустить, чтоб другой кто угодил Богу паче его", то есть побуждает его с несвоевременной ревностью стремиться к совершенству. Другой бес, по попущению Божию, возбуждает тело "огненным некиим движением к похотению плотскому". Господь попускает это искушение подвижнику, слишком высоко восходящему в преумножении добродетелей, "чтобы он почитал себя худшим всех живых людей" и таким образом через смирение и самоосуждение обрел свое спасение. Первому из этих искушений следует противопоставить великое смирение и любовь, второму же – воздержание, безгневие и глубокую память о смерти (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.72-73). Бог попускает диаволу нападать на нас в течение всей нашей жизни, чтобы мы смирялись.

Некий брат сказал авве Пимену: "Тело мое ослабело, а страсти не ослабевают" (Γεροντικόν. Σ.99, ρξα'). Тем не менее человек, стремящийся к очищению, может испытать блаженное состояние бесстрастия. Поэтому сейчас мы рассмотрим благословенную бесстрастную жизнь.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

4. БЕССТРАСТИЕ

О бесстрастии мы постараемся сказать как можно короче, поскольку способ достижения этого блаженного состояния явствует из всего вышесказанного.

Ценность бесстрастия для духовной жизни очень велика. Человек, который приобрел бесстрастие, тем самым приблизился к Богу и соединился с Ним. С другой стороны, само его общение с Богом является свидетельством его бесстрастия. Согласно учению отцов, бесстрастие есть "здравие душам" (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.296). Если страсти являются болезнью души, то бесстрастие – это ее здоровое состояние. Бесстрастие есть "воскресение души прежде воскресения тела" (Леств. 29:4). Бесстрастен тот, "кто тело сделал нетленным, ум возвысил превыше всякой твари, все же чувства покорил уму, а душу свою представил лицу Господню" (Леств. 29:3). Бесстрастие есть вход в землю обетованную (Преп. Илия Екдик. Добр. Т.3. С.433). "Приблизившийся к пределам бесстрастия правые о Боге и естествах вещей творит умозрения и, от красоты тварей, соразмерно со своей чистотою, востекая к Творцу, приемлет светолития Духа" (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.107). Иными словами, бесстрастие имеет великую ценность и превозносится святыми отцами как освобождение ума. Если страсти порабощают и пленяют ум, то бесстрастие освобождает его, препровождая к ведению сущего и Бога. "Бесстрастие подвигает ум к познанию сущего" (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.224). Следовательно, это "путь к ведению" (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.222). Благодаря этому ведению человек приобретает великий дар рассуждения. Человек, пребывающий во благодати, может отличить хорошее от дурного, тварные энергии от нетварных, сатанинские от Божиих. "Бесстрастие рождает рассудительность" (Добр. Т.3 С.181).

Наши современники много говорят об общей собственности и нестяжании. Однако ошибка большинства из них заключается в том, что они ограничивают нестяжание материальными благами, забывая о том, что существует и нечто большее. Человеческий ум, освободившись от всего тварного и от порабощения тварными предметами, восходит к Богу, и тогда он испытывает подлинное нестяжание. Это подлинное нестяжание духа доступно бесстрастному человеку: "Нестяжательность духовная есть совершенное бесстрастие, при коем ум удаляется от всего здешнего" (Преп. Фалассий Добр. Т.3. С.302).

Однако необходимо определить, что такое бесстрастие. Еще в античности философы-стоики понимали под бесстрастием умерщвление страстной части души. Мы уже отметили, что страстная часть души состоит из раздражительной и вожделевательной сил. Согласно древнему толкованию, человек становится бесстрастным, умертвив эти силы. Однако отцы, говоря о бесстрастии, имеют в виду не умерщвление страстной части души, но ее преображение. Если душевные силы падшего человека находятся в противоестественном состоянии, то бесстрастие, то есть освобождение от страстей, возвращает душу к естественному состоянию.

Согласно учению святых отцов, "бесстрастие есть неподвижность души на худое", чего, конечно, невозможно достичь без милости Божией (Добр. Т.3. С.292). По словам преподобного Максима, "бесстрастие есть мирное состояние души, в котором она неудобоподвижна на зло" (там же, с.167). Таким образом, бесстрастие есть способность пребывать бесстрастным при помышлениях о вещах (Св. Максим Исповедник Добр. Т.3. С.202). Это значит, что душа свободна от помыслов, вызываемых чувствами, и от самих вещей. Как в древности "огонь обнимал купину, но не опалял", так и бесстрастный человек: хотя бы он носил "тело очень тяжелое и горячее", "жар тела не беспокоит и не сквернит в нем ни плоти, ни ума", поскольку в таком случае "глас Господень пресекает пламень (Пс. 28:7) естества" (Преп. Иоанн Карпафский. Добр. Т.3. С.77). Таким образом, ум бесстрастного человека полностью свободен: его не беспокоит ничто земное, даже и жар тела. Конечно, эта свобода ума от всех движений плоти и помышлений о вещах непостижима для людей, испытывающих не состояние бесстрастия, а действие страстей. Однако для людей Божиих то, что мир называет естественным, является противоестественным, а так называемое вышеестественное переживается ими как естественное. Преподобный Симеон Новый Богослов, отвечая на обвинения тех, кто утверждал, будто человеку невозможно испытать эти вышеестественные состояния и освободиться от влияния плоти, писал, что тот, кто сам не является бесстрастным, не только не знает, что такое бесстрастие, "но и поверить не может, что такое существует на земле" (SC. Vol.51. Р.66, πε'). И это в каком-то смысле естественно, поскольку каждый, "исходя из своего состояния, судит и поступки ближнего, добродетельны ли они или порочны" (там же). Каждый выносит суждение согласно образу и содержанию собственной жизни. В любом случае для опытного человека ясно, что отличительной чертой бесстрастного является способность "все переносить без смущения и страха", поскольку он получил от Бога силу "мочь все" (Св. Петр Дамаскин. Φιλοκαλία T.Г'. Σ.63).

Все сказанное необходимо нам для того, чтобы обратить внимание на ту истину, что бесстрастие есть вполне естественное состояние, то есть преображение страстной части души и ее возвращение к естественной жизни. Этот вопрос в XIV веке стал предметом большого спора между святителем Григорием Паламой и философом Варлаамом. Варлаам, порицая тот вид молитвы, который применялся и применяется исихастами, утверждал, что бесстрастие есть умерщвление страстного начала. Этой точке зрения противостоял святитель Григорий Палама, который, зная предмет спора на собственном опыте, был выразителем и общецерковного опыта. "Но мы научены, о философ, что бесстрастие – это нечто иное, не умерщвление страстной силы души, а ее изменение от худшего к лучшему и привычное действие в отношении божественного, когда она совершенно отвращается от дурного и обращается к доброму" (Свт. Григорий Палама. Триады... С.178). Бесстрастен тот, для кого "так же привычны добродетели, как для страстных – недобрые наслаждения". Страстные люди подчиняют разумную часть души страстной, бесстрастный же подчиняет страстную силу души, то есть волю и желание, "познающей, рассуждающей и разумной способности" (там же). С помощью разумной силы он через познание сущего придет к богопознанию, а через страстную часть души "возделает подобающие добродетели, с помощью вожделевательной силы усвояя себе любовь, а с помощью раздражительной приобретая терпение" (там же, с.179). Итак, бесстрастие – это преображение страстной силы души, ее подчинение уму, имеющему по природе господственное положение, и движение "с помощью непрестанной памяти Божией к Богу". В таком состоянии страстная часть души приобретает божественное расположение и высшее состояние – "любовь к Богу" (там же). Таким образом, ясно, что страстное начало не умерщвляется, но приобретает жизнь и великую силу. В другом месте святитель Григорий учит, что распять плоть со страстями и похотями (Гал. 5:24) значит не убить все действия и всякую силу души, то есть покончить с собой, но "воздерживаться от пакостных желаний и действий", и, навсегда отвернувшись от них, стать таким образом мужами духовных желаний (см.: Дан. 9:23; 10:11), и всегда мужественно идти вперед, подобно Лоту, покинувшему Содом. Можно сделать вывод, что, по мнению Григория Паламы, "бесстрастные не умерщвляют страстную силу души, но она в них жива и действует во благо" (Свт. Григорий Палама. Триады... С.183).

Таким образом, бесстрастие связано с любовью и является жизнью, движением. По словам преподобного Иоанна Синайского, "как свет, огонь и пламень соединяются в одном действии", так должно рассуждать и о любви, бесстрастии и сыноположении. "Любовь, бесстрастие и сыноположение различаются между собою одними только названиями" (Леств. 30:9). Бесстрастие, теснейшим образом связанное с любовью и сыноположением, есть жизнь и общение с Богом.

Разумеется, говоря о бесстрастии, мы не имеем в виду, что диавол больше не нападает на человека. Враг нашей жизни продолжает беспокоить и бесстрастного человека (он искушал даже Самого Господа в пустыне, предложив Ему три известных искушения), но бесстрастие есть то, чтобы, "когда они (бесы) борют нас, пребывать не боримыми" (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.71).

Существует много этапов или степеней бесстрастия, которые мы сейчас перечислим, взяв за основу учение святых отцов.

Преподобный Максим называет четыре степени бесстрастия. Первое бесстрастие наблюдается в новоначальных и состоит в "воздержании от действенных страстей". На этой ступени человек не совершает страстных поступков. Второе бесстрастие, свойственное людям добродетельным, – это совершенное избавление мысли от страстных помыслов. Третье бесстрастие, состоящее в совершенной неподвижности вожделевательной силы к страстям, наблюдается у людей обóженных, и четвертое, представляющее собою совершенное очищение даже и простого воображения, присуще совершенным (PG. T.90 Col.1281). Отсюда ясно, что уровень бесстрастия соответствует степени очищения человека.

Преподобный Симеон Новый Богослов выделяет два вида бесстрастия: бесстрастие души и бесстрастие тела. "Одно есть бесстрастие души, и другое – бесстрастие тела: ибо первое освящает и тело собственным сиянием и светолитиями Духа, второе же само по себе не может принести стяжавшему его никакой пользы" (SC. Vol.51. P.66, πστ'). Хотя бы человек и прошел все относящееся к деятельной жизни, ему не следует надеяться на то, что он уже достиг бесстрастия (Преп. Феогност Добр. Т.3. С.384).

Преподобный Иоанн Лествичник, следуя церковному преданию, пишет, что "между бесстрастными один бывает бесстрастнее другого". Один "сильно ненавидит зло, а другой ненасытно обогащается добродетелями" (Леств. 29:6). Отсюда опять-таки можно видеть, что бесстрастие – это не только избавление от страстей, но и приобретение добродетелей, которые являются плодом Всесвятого Духа.

Никита Стифат выделяет два вида бесстрастия. В ревностных бесстрастие проявляется двояким образом. Первое бесстрастие "приходит по достижении конца деятельной философии", то есть после законного подвижничества, когда в человеке умирают страсти, "останавливаются в бездействии стремления плоти и начинают по естеству своему действовать силы души". Второе, совершеннейшее, бесстрастие приходит "с начатками естественного созерцания". В этом совершенном бесстрастии

"ум их, по убезмолвлении помыслов, возводится в мирное устроение и делается зрительнейшим и презрительнейшим: зрительнейшим – в вещах божественных, в узрениях лучшего, в раскрытиях тайн Божиих; презрительнейшим – в вещах человеческих, кои издали еще идут и имеют случиться" (Добр. Т.5. С.106-107).

Святые отцы вообще советуют нам быть очень внимательными к страстям, поскольку человек может и не возмущаться страстями при отсутствии их предметов, "но едва появятся предметы, страсти тотчас начинают влещи ум". Таково частичное бесстрастие (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.221). В бесстрастии есть свои степени, поэтому подвизающемуся ради его приобретения никогда не следует останавливаться, но нужно подвизаться постоянно. Ведь совершенство не имеет предела. Вообще необходимо подчеркнуть, что одно дело – отпущение грехов и другое – бесстрастие. Преподобный Иоанн Лествичник пишет: "Прощение грехов многие скоро получили, но бесстрастия никто скоро не приобрел; ибо для приобретения его нужно долгое время, великое усердие, многий труд любви и помощь Божия" (Леств. 26:242). Вот почему, как мы уже отметили в другом параграфе, для человека недостаточно одной исповеди, но требуется и исцеление души, то есть приобретение частичного или даже совершенного бесстрастия.

Из сказанного вполне ясно, что существуют определенные признаки, по которым подлинное бесстрастие можно отличить от ложного. Преподобный Иоанн Лествичник, который был знатоком внутренней жизни души и обладал даром рассуждения, пишет, что "бесы и страсти отходят от души иногда на некоторое время, а иногда и навсегда; но не многие знают, по каким причинам они нас оставляют". Во-первых, страсти уничтожаются божественным огнем. Божественная благодать, как огонь, сжигает страсти и очищает душу. Во-вторых, "бесы отступают и сами собою, чтобы ввести нас в беспечность" и потом, внезапно напав на душу, расхитить ее. В-третьих, бесы отступают, когда душа, привыкнув к страстям, "уже сама себе наветует и противоборствует", то есть становится своим собственным врагом и злоумышленником. С нею происходит то же, что и с младенцами, "которые, когда не дают им сосцов матерних, по долговременной привычке своей сосут пальцы". И, наконец, существует иное бесстрастие, "которое бывает в душе от многой простоты и похвального незлобия" (Леств. 26:61-66).

Кроме того, разница между подлинным и ложным бесстрастием явствует из нашего отношения к окружающим. Бесстрастие должно сочетаться с любовью, и поэтому наше отношение к собратиям обычно обличает истинный или ложный характер бесстрастия. "Тот еще не имеет бесстрастия, кто в случае искушения не может оставить без внимания погрешность друга". Ведь находящиеся в душе страсти, "возбуждаясь, ослепляют ум и не дают усмотреть лучи истины и различить доброе от худого" (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.226). Крайнее и совершенное бесстрастие "бывает лишь в достигших совершенной любви и непрестанным созерцанием держимых выше всего чувственного и взошедших на верх смирения" (Преп. Феопюст. Добр. Т.3. С.385). "Приблизившийся к пределам бесстрастия" имеет правильное представление о всех людях и "о всех всегда думает он хорошо, всех видит святыми и непорочными и правое о вещах божеских и человеческих произносит суждение". Ум человека освобождается от всего тварного, "весь предается мысленным благам Божиим в едином духе и, зря Божескую красоту, любит боголепно пребывать мысленно в божественных местах блаженной славы Божией, в неизреченном молчании и радовании, и, изменившись всеми чувствами, как ангел, в вещественном теле невещественно сообщается с людьми" (Св. Никита Стифат. Добр. Т.5. С.107). Даже если бесстрастный говорит о грехе брата, он делает это по двум причинам: "или чтоб его исправить, или чтоб принесть пользу другому". Если же кто-либо говорит о грехе брата, "осуждая или оклеветывая" его, то такой "не избежит посрамления от Бога, но непременно впадет или в то же, или в другое прегрешение и, быв обличен и укорен другими, посрамится" (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.208).

Совершенное бесстрастие – это когда человек остается невозмутимым как при виде предмета, так и при воспоминании о нем. "...Хотя долговременная добродетель умерщвляет страсти, но если понебрежешь о ней, то они опять возбудятся" (Добр. Т.3. С.221). Поэтому стяжавшим бесстрастие

"должно почитать не того, кто иногда осаждаем бывает страстьми, а иногда мирен и покоен бывает от них, но того, кто непрестанно наслаждается бесстрастием и, когда присущи причины страстей, недвижимым от них пребывает" (Преп. Феогност. Добр. Т.3. С.383).

Еще один признак совершенного бесстрастия в человеке заключается в том, что "никогда во время молитвы не осаждает ума" его никакое помышление мирское (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.175).

Преподобный Иоанн Синайский говорит, что многие из гордых, считавших, что они достигли бесстрастия, лишь "при исходе из сего мира усматривают свое убожество" (Леств. 23:36).

Это различие между истинным и ложным бесстрастием заставляет нас перейти к рассмотрению истинныхпризнаков настоящего бесстрастия.