Яко каменем, телом покрывся, видением Невидимаго зря, Моисей Боговидец взывааше: Избавителю Богу нашему поем

Книга Исход свидетельствует о явлении Бога Моисею на горе Синай: «…И потом сказал Он: лица моего не можно тебе увидеть; потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых. И сказал Господь: вот место у Меня: стань на той скале. Когда же будет проходить слава Моя, я поставлю тебя в расселине скалы, и покрою тебя рукою Моею, доколе пройду мимо» (Исх 33, 20-22). Св. Григорий Богослов, приводя этот эпизод в одной из своих проповедей, замечает в скобках: «что бы ни означал… камень», намекая на то, что в его время существовали разные типологические истолкования этого места. Здесь Дамаскин использует одно из них: камень скалы означает телесность, нахождение в смертной плоти, которая не позволяет человеку «видеть Бога как Он есть».

Каким же образом мог видеть Моисей невидимое Божество? Св. Григорий Нисский в своем аллегорическом изъяснении жизни Моисея пишет:

«Моисей, нетерпеливо желающий видеть Бога, научается теперь,… что идти вслед Бога, куда ни поведет Он, – это и значит взирать на Бога, ибо мимохождение Божие(ср. Исх 33, 22) означает то, что Он ведет идущего за Ним вслед.(…) Ибо порок смотрит вопреки добродетели, добродетель же не представляется лицом к лицу противостоящей добродетели. Поэтому Моисей смотрит не в лицо Богу, но видит Его сзади» (свт. Григорий Нисский. О жизни Моисея законодателя. – По изд.: Восточные отцы и учители Церкви 4 в. Т. 2. М., 1999. – Сс. 316-317).

В такой витиеватой форме нисский епископ выражает простую и ясную мысль Евангелия: доступное человеку видение Бога – это приближение к Нему по пути добродетелей.

Отметим разночтения в тексте тропаря.

Ныне принятый греческий текст, по буквальному переводу, имеет начало: «Как камнем, телом покрывшись обоженным (то тефеомено), взирая на Невидимого…»

В русском послениконовском тексте, соответственно, читаем: «Яко каменем телом покрывся, обожением, Невидимаго зря…»

Остается установить, какой из трех вариантов ближе к древнему оригиналу. Если в каком-то из древних святоотеческих творений, послуживших источниками для прп. Дамаскина при создании канона, или в его собственном «Слове на Преображение», мы встретили бы упоминание об «обоженном теле» Моисея, это было бы весомым аргументом в пользу нынешнего греческого варианта. Однако, напротив, у св. Григория Богослова читаем, что обожение человеческой природы является следствием Боговоплощения (Кледонию, 1). Поэтому мы затрудняемся считать Моисея получившим обожение при его земной жизни только по причине Его собеседования с Богом. И, на основании этого, выбираем за основу для своего перевода вариант славянских старопечатных книг. Возможно, в древнем подлиннике вместо нынешнего то тефеомено стояло: то феоремено (от феорао – рассматривать, созерцать).

Как камнем, укрытый телом, взирая в видении на Невидимого, Моисей боговидец взывал: поем Избавителю нашему Богу.

Тропарь 3

Ты на горе законней, и на Фаворстей виден бысть Моисею, во мраце древле, во свете же ныне неприступнем Божества.

Книга Исхода свидетельствует, что Моисей получил на Синае Закон для Израиля, беседуя с Богом «во мраке» (Исх 20, 21).

Св. Григорий Нисский, сравнивая это явление Бога Своему пророку с первым явлением, – посреди горящего куста («неопалимой купины»), – пишет:

Тогда Божество было видимо во свете, а теперь – во мраке. (…) Ведение благочестия сначала бывает светом для тех, в ком появляется. Поэтому представляемое противоположным благочестию есть тьма, а отвращение от тьмы – становится причастием света. Но ум, простираясь далее, с большей и совершеннейшей внимательностью постоянно углубляясь в уразумение истинно постижимого, чем больше приближается к созерцанию, тем более усматривает несозерцаемость Божественного естества. Ибо, оставив все видимое, – не только то, что воспринимает чувство, но и то, что, кажется, видит разум, – непрестанно идет к более глубокому, пока пытливостью разума проникнет в незримое и непостижимое и там увидит Бога. (…) Потому что искомое выше всякого познания, и как бы неким мраком – объято отовсюду непостижимостью. Потому и возвышенный Иоанн, быв в таком же светозарном мраке, говорит: «Бога никто нигде не видел»(Ин 1, 18), – решительно утверждая этими словами, что не только людям, но и всякому разумному естеству недоступно ведение Божией сущности.

Поэтому Моисей, когда стал выше ведением, тогда исповедует, что видит Бога во мраке, то есть – тогда познаёт, что Божество в самом естестве Своем и есть то самое, что выше всякого ведения и постижения» (свт. Григорий Нисский. О жизни Моисея законодателя. –Ук. изд., с. 299)[5].

Отметим особо, что св. Григорий упоминает здесь и евангелиста Иоанна, бывшего свидетелем Христова Преображения. Толкователь не говорит, что Иоанн в Преображении познал Бога «в самом существе Его», в то время как Моисей во мраке – не познал. Свет, в котором предстал апостолам на Фаворе Господь, – не есть откровение самой Божией сущности, но видение славы Божией, явление несотворенных энергий Божества, изливаемых на тварный мир. И Моисею на Синае, и апостолам на Фаворе приоткрылся «неприступный свет», в котором обитает Бог. Новизна богооткровения на Фаворе состояла в том, что лучи «неприступного света» воссияли апостолам от преображенного человеческоготела Христа, в Котором вселилась вся полнота Божества (Кол 2, 9).