Златая цепь в сказке и в русской жизни.
импровизатор чувствовал приближение бога...
(Египетские ночи)
Русские сказки это – вечный след нашего язычества. Кому не ведомы волшебнейшие строки:
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
Что за Златая цепь, и отчего она на дубе? Совершенно неожиданная подсказка нашлась в Словаре Брокгауза и Ефрона (Б.Е):
(Рис. Н.А. Рамазанова, 1843.)
Златая Цепь— название древнерусского сборника нравоучительных наставлений о милостыне, молитве, нестяжательности и т. п., избранных из разных отцов церкви. Содержание его в различных списках не одинаково и довольно разнообразно. В некоторых списках встречаются произведения и русских авторов, например в одном — четыре слова Серапиона, епископа владимирского, в другом —"слово Христолюбца", замечательное по изображению языческих верований древней Руси.
За рьяной проповедью христианства в его началах на Руси открытою критикой вплетались тщательные описания языческих верований обрядов и образов. И ведь исключительно языческими образами наполнил поэт свое Поддубье в Лукоморье. Естествен вопрос – знал ли он про такое значение этого словосочетания? Несложно подтвердилось, что один из списков Золотой Цепи имелся в Троице-Сергиевом монастыре, и именно этот список первым был подготовлен к печати и опубликован И.И. Срезневским, но… лишь в 1861-ом году. Сам Пушкин в Троицком монастыре не бывал. В его бумагах таковое значение не отмечено. "Слово Христолюбца" замечательно обработано Е.В. Аничковым (Язычество и древняя Русь. С.-П. Тип. М.М. Стасюлевича), но опять-таки только в 1914 году. Так что сам собою напрашивается вывод о случайном («Случай есть инкогнито Провидения.» В.А. Жуковский) поэтическом совпадении или, если угодно, предвидении. Когда б, когда бы не одно, бытовое, фактологическое обстоятельство. А именно – сказки в изложении няни поэта, Арины Родионовны. Ее язык словоохотный Пушкин слушал с упоением, пиша об том не единожды:
Л. С. Пушкину. Первая половина ноября 1824 г. Михайловское.
…Знаешь ли <мои> занятия? до обеда пишу записки, обедаю поздно; пос.<ле> об.<еда> езжу верьхом, вечером слушаю сказки - и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма! Ах! боже мой, чуть не забыл! вот тебе задача: историческое, сухое известие о Сеньке Разине, единственном поэтическом лице рус.<ской> ист.<ории>. (ПСС XIII, стр. 121.)
Д. М. Шварцу. Около 9 декабря 1824 г. Михайловское.
…Уединение мое совершенно - праздность торжественна. Соседей около меня мало, я знаком только с одним семейством, и то вижу его довольно редко - целый день верьхом - вечером слушаю сказки моей няни, оригинала няни Татьяны; вы кажется раз ее видели, она единственная моя подруга - и с нею только мне нескучно. (ПСС XIII, стр. 129.)
П. А. Вяземскому. 9 ноября 1826 г. Михайловское.
Вот я в деревне… Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни, хамов и моей няни - ей богу приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр. Няня моя уморительна. Вообрази, что 70 лет она выучила наизусть новую молитву о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости, молитвы вероятно сочиненной при ц.<аре> Иване. Теперь у ней попы дерут молебен и мешают мне заниматься делом. (ПСС XIII, стр. 304.)
Уже отпущенный царем из ссылки, Пушкин вновь приехал в Михайловское и мог убедиться в очень простом, -- как няня за него переживала – своей молитвою о умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости. Она привыкла и умела молиться за своих господ:
Л. С. Пушкину и О. С. Пушкиной. 4 декабря 1824 г. Михайловское.
Милая Оля, благодарю за письмо, ты очень мила, и я тебя очень люблю, хоть этому ты и не веришь…. Няня исполнила твою комисию, ездила в Св.<ятые> горы и отправила панихиду или что было нужно. Она цалует тебя, я также. (ПСС XIII, стр. 127.)
А там, у стен Святогорского монастыря каких только сказаний не услышишь от слепцов, да странников, да всяких калик перехожих. Чудными импровизациями в своих сказах, речитативах и песнопениях сплетали они отдаленные им знания книжные с вечно живыми легендами времен языческих. Импровизация играет первенствующую роль в процессе народного песенного творчества. Народная песня создается путем постепенного наслоения отдельных импровизаций. Когда у народа явилась память прошлого и создалось предание, то импровизация уступила место художественной практике и песня стала народным достоянием. (Б.Е.) И сам он отмечал народность сказок*) и продолжил вечную цепь творческих импровизаций и явил свою песнь, свою сказку, ставшую народной. И позже не уставал назидать: Изучение старинных песен, сказок и т. п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка. Критики наши напрасно ими презирают. Читайте простонародные сказки, молодые писатели - чтоб видеть свойства русского языка. (ОПРОВЕРЖЕНИЕНА КРИТИКИ, ВОЗРАЖЕНИЕ НА СТАТЬЮ "АТЕНЕЯ", ПСС XI, стр. 70, 143.)
Пушкин не только слушал, но конспектировал нянины сказки в отдельную тетрадь, о чем подробно писал А. Гессен (Все волновало нежный ум. Пушкин среди книг и друзей. «Наука», М. 1965. К сожалению, тетрадь не приведена в академическом ПСС А.С. Пушкина.). Воспроизводим здесь 229-ую страницу этой книги Гессена.
Вот так, опережая время, ручейками живой народной словесности, достигали поэта еще сокрытые древние письмена и сказочные истины.
Но есть и еще одна цепь – цепь наблюдений за творчеством великого поэта. Мы здесь лишь скромно продлили ее.