Религия, которую часто считают силой, разделяющей людей, способна также удерживать вместе то, что в противном случае рассыпалось бы на составные части.

Ливия Батлер. Запись в личном дневнике

Исанские грязевые плантации располагались в широком лимане, где русло реки, расширившись, превратилось в смесь ила и воды. Без рубашки, голый по пояс, мальчик Исмаил каждый день стоял в этой жидкой грязи, едва сохраняя равновесие. Каждый вечер он тщательно мыл стертые в кровь ладони и смазывал их мазью, запасы которой быстро подходили к концу.

Надсмотрщики не проявляли никакого сочувствия к страданиям рабов. Один из них схватил Исмаила за руку, повернул к себе ладонь, осмотрел кровавые мозоли и сказал:

— Ничего, иди работать, от работы мозоль скоро затвердеет.

Исмаил вернулся на работу, отметив, что рука надсмотрщика гораздо мягче, чем его собственная.

Когда сезон работ на плантации панцирных рыб закончится, рабовладельцы найдут для рабов иное занятие, возможно, их отправят на север, на поля, где после уборки тростника осталась сочная обильная трава, которую надо скосить и добыть из нее сладкий сок.

Некоторые дзенсунниты ворчали, что если их отправят на сельскохозяйственные работы, то ночью они сбегут и спрячутся в глуши. Но Исмаил не видел никакой возможности уцелеть на Поритрине, не зная ни местных съедобных растений, ни хищников. Это на Хармонтепе он знал все уголки родной природы. Любой беглец неизбежно оказался бы среди враждебной природы без оружия и инструментов, а в случае поимки его ждало бы жестокое наказание.

Некоторые рабы с грязевых плантаций начали петь, но народные песни имели особенности на разных планетах, слова песен были разными у разных буддисламических сект. Исмаил работал так, что каждый вечер болели все мышцы и кости, а в глазах рябило от яркого солнца, отражавшегося в стоячей грязной воде. Бесконечные переходы от бассейнов с семенем рыб до посевных площадок и обратно. Наверное, Исмаил уже высеял до миллиона зародышей раковин, и, нет сомнения, ему придется высеять еще миллион.

Услышав три коротких свистка, Исмаил поднял голову. Свистел толстый надсмотрщик с лягушачьими губами на обрюзгшем лице. Он стоял на высокой платформе, ему было удобно и сухо. Свистки удивили Исмаила, так как еще не настало время короткого утреннего перерыва.

Прищурив глаза, надсмотрщик оглядел рабов, словно выбирая кого-то из них. Взгляд его остановился на нескольких самых молодых рабах, в число которых попал и Исмаил. Надсмотрщик приказал им выйти на берег и собраться в одном месте.

— Почиститесь, вы назначены на другие работы.

Исмаил почувствовал, как холодная лапа сжала его сердце. Хотя работать в грязи было страшно тяжело, рядом были рабы с Хармонтепа и он чувствовал, что пока не утеряна его связь с родной планетой, с милым дедушкой.

Некоторые «избранные» выли в голос. Двое рабов, которых не отобрали, схватили своих товарищей, не давая им идти. Похожий на лягушку надсмотрщик разразился бранью и сделал угрожающий жест. Два вооруженных драгуна, разбрызгивая грязь и пачкая свою шитую золотом форму, приблизились к рабам и силой повели их в указанное место. Исмаил не стал оказывать сопротивление, у него не было никаких шансов победить в схватке.

Надсмотрщик растянул губы в улыбке.

— Вам повезло, всем. В лаборатории саванта Хольцмана произошел взрыв, и ему нужны новые рабы, чтобы производить расчеты. Ему нужны умные парни. Там легкая работа в сравнении с этой.

Скорчив скептическую гримасу, Исмаил посмотрел на группу отобранных, забрызганных грязью оборванцев.

Снова вырванный из обстановки, которая, несмотря на свою тяжесть, начала казаться нормальной, Исмаил побрел куда велели, не понимая, чего от него ждут теперь. Но, что бы его ни ждало, он сумеет выстоять. Дедушка учил его, что умение выжить и выдержать есть основа всякого успеха и что насилие — это последнее средство неудачника. Таков был закон и обычай дзенсунни.

Чисто вымытый и коротко подстриженный, Исмаил привыкал к своей новой одежде. Он вместе с другими молодыми ребятами, набранными в рабочих командах на улицах Старды, сидел в большой комнате и ждал решения своей дальнейшей участи. Гвардейцы-драгуны стояли в дверях, их шитые золотом мундиры, стальное вооружение и блестевшие золотом шлемы делали их похожими на больших хищных птиц.

Исмаил сидел рядом с подростком такого же возраста, темноволосым мальчиком со светло-коричневой кожей и узким худым лицом.

— Меня зовут Алиид, — тихо произнес мальчик, хотя гвардейцы приказали всем молчать. У Алиида было напряженное лицо, что говорило о пережитой беде или о склонности к лидерству. Такие люди бывают либо ясновидящими, либо преступниками.

— А меня — Исмаил. — Он нервно оглянулся на стражу.

Драгунский гвардеец повернулся на шепот, и оба мальчика тотчас сделали непроницаемые лица. Гвардеец отвернулся, и Алиид снова заговорил:

— Нас захватили на IV Анбус, а откуда ты?

— Я с Хармонтепа.

В помещение стремительно вошел хорошо одетый человек, и гвардейцы сразу подтянулись. По залу прошло неуловимое движение. Мужчина с удивительно белой кожей и аккуратно подстриженной гривой густых седых волос выглядел и вел себя как настоящий лорд. На аристократе была надета украшенная золотыми цепями накидка с широкими свободными рукавами. По лицу и острым зорким глазам было видно, что ему, в сущности, нет никакого дела до новой партии рабов. Он осмотрел новоприбывших без особого удовольствия, но со смирением.

— Эти подойдут, если удастся научить их и если за ними внимательно следить.

Рядом с лордом стояла маленькая женщина с мелкими невыразительными чертами лица. У нее было тело ребенка, хотя лицо изобличало взрослую даму. Седовласый мужчина что-то сказал ей и вышел с таким видом, будто у него были более важные дела, чем разбираться с ничтожными рабами.

— Это был савант Хольцман, — объявила женщина. — Этот великий ученый теперь ваш хозяин. Наша работа поможет победить мыслящих машин.

Она одарила рабов поощрительной улыбкой, но мало кому из мальчиков были интересны цели господ.

Придя в волнение от такой неожиданной реакции, она продолжила:

— Меня зовут Норма Ценва. Я тоже работаю у саванта Хольцмана. Вас научат выполнять математические вычисления. Война с мыслящими машинами затрагивает всех нас, и, таким образом, вы тоже примете участие в этой борьбе.

Было такое впечатление, что она повторяет давно заученную речь.

Алиид презрительно нахмурился, слушая слова Нормы.

— Я выше, чем она.

Словно услышав его, Норма обернулась и посмотрела на Алиида.

— Одним росчерком пера вы сможете закончить вычисления, которые позволят добиться победы над Омниусом. Помните об этом.

Когда она повернулась, чтобы уйти, Алиид произнес, почти не шевеля губами:

— Но даже если мы выиграем их войну, дадут ли они нам свободу?

Вечером, когда рабов привели в общежитие на скале, их оставили одних. Здесь рабы, последователи буддислама, могли соблюдать свои законы и обычаи.

Исмаил был удивлен тем, что оказался среди членов дзеншиитской секты, последователи которой исповедовали другое течение буддислама. Они откололись от дзенсуннитов много столетий назад, еще до бегства из разваливающейся Старой Империи.

Познакомился Исмаил и с их предводителем, мускулистым чернобородым и темноглазым Белом Моулаем, человеком, который добился для своих людей разрешения носить традиционную одежду поверх серой рабской униформы. Наряд был символом их идентичности — белый цвет означал свободу, красный — кровь. Поритринские рабовладельцы не разбирались в символике, и это было большое благо для рабов.

Ясноглазый Алиид уселся рядом с Исмаилом.

— Слушай Бела Моулая. Он даст нам надежду, у него есть план.

Исмаил устроился поудобнее. Живот был набит какой-то странной пищей, но она дала ощущение сытости. Хотя мальчику очень не понравился новый хозяин, работать на новом месте было несравненно лучше, чем в ужасной грязи плантации.

Сильным грубым голосом Бел Моулай призвал всех на молитву, он произнес несколько сутр на языке, которым пользовался и дедушка Исмаила. Это был тайный язык, который понимали только немногие посвященные. На этом языке они могли общаться между собой без риска быть подслушанными иноверцами. Хозяева не позаботились выучить этот язык и не понимали его.

— Наш народ ждал отмщения, — заговорил Моулай. — Мы были свободны, потом нас взяли в плен. Некоторые из нас стали новыми рабами, другие же служили господам в неволе в течение многих поколений.

Глаза его сверкали, белые зубы ярко выделялись на фоне темных губ и черной бороды.

— Но Бог дал нам разум и нашу веру. От нас зависит, найдем ли мы оружие и столь нужную нам решимость.

Ропот, поднявшийся среди дзеншиитов, заставил Исмаила почувствовать себя очень неудобно. Ему стало не по себе. Бел Моулай призывал к открытому неповиновению и бунту, к восстанию против хозяев. Для Исмаила это было не совсем то, чего можно было ожидать от буддисламской проповеди.

Сидя тесными рядами, рабы с IV Анбус шепотом произносили угрозы мести. Моулай рассказал о страшном резонансном генераторе и о его разрушительном испытании, которое унесло жизни семнадцати ни в чем не повинных рабов.

— Мы пережили бесчисленные унижения нашего достоинства, — говорил Моулай. Рабы согласно выразили свое одобрение. — Мы делаем все, чего требуют от нас наши господа. Они пользуются плодами того, что делаем для них мы, но дзеншииты, — он быстро взглянул на Исмаила и других новоприбывших, — и наши дзенсуннитские братья не получат от этого желанной свободы.

Он подался вперед, словно согнувшись под тяжестью темных и мрачных мыслей.

— Ответ на это зависит только от нас самих.

Исмаил помнил, что его дедушка учил решать проблемы философски, не прибегая к насильственным способам. Но старый Вейоп не смог спасти от смерти и рабства своих односельчан. Пацифизм дзенсунни подвел их всех в самый критический момент.

Бел Моулай поднял мозолистый кулак, словно намереваясь ударить пылавший костер.

— Наши господа, которые считают себя «рабовладельцами по праву», утверждают, что не испытывают никаких угрызений совести, принуждая наш народ работать на себя. Они говорят, что мы находимся в долгу перед человечеством, потому что отказались принимать участие в их безумной войне с машинными демонами — демонами, которых они сами создали и самонадеянно полагали, что смогут контролировать. Но после веков угнетения народ Поритрина находится в неоплатном долгу перед нами. И мы взыщем этот долг, и взыщем его кровью.

Алиид был воодушевлен речью предводителя, но Исмаилу снова стало не по себе. Он не был согласен с таким подходом, но не мог предложить ничего взамен. Он был всего лишь мальчик и не имел права прерывать взрослых или самостоятельно брать слово.

Вместо этого он, как и его товарищи, продолжал внимательно слушать Бела Моулая...

***