V. Альтернатива страшным снам
1. Что есть болезнь, если не чувство ограничения? Разъединение с и отчуждение от? Расщелина, воспринятая между тобой и братом; а в чем же теперь воспринимается здоровье? Вот так добро увидено снаружи, а зло — внутри. Вот так болезнь отъединяет я от блага, удерживая зло внутри. Бог есть Альтернатива кошмарным снам. Кто разделяет сны, Его не разделяет. Но кто изымет разум из подобных снов, — Его разделит. Другого выбора не существует. Именно этот выбор ты разделяешь, ибо иного нет. Ведь ты и существуешь благодаря тому, что разделил с тобой Всевышний Свою Волю, чтобы Его творение могло творить.
2. Лишь соучастие в пустых, и злобных, и полных горечи снах ненависти и смерти, страдания и греха, потерь и боли наделяет подобные сны реальностью. Неразделяемые, они воспринимаются бессмысленными. Страх покидает сны благодаря тому, что им отказано в поддержке. Туда, откуда страх исчез, должна прийти любовь, поскольку всего и есть-то две альтернативы. Если появится одна, уйдет другая. И та, которую ты разделяешь, становится твоей единственной. Ты остаешься с той, какую принимаешь, ибо она и есть желанная альтернатива.
3. Ты не разделишь тщетных снов, если простишь сновидца и осознаешь, что он — не созданный им сон. И следовательно он — не образ твоих снов, от коих вы свободны оба. Прощение отделяет спящего от пагубного сна и так его освобождает. Помни, что разделяя праздный сон, ты будешь верить, будто ты и есть тот сон. Боясь его, ты не захочешь знать своего Тождества, поскольку посчитаешь Его страшным. И ты отвергнешь собственное Я, пойдешь чужой землею, не созданной
твоим Творцом, и там окажешься совсем не тем, что есть. Там ты, увидев в своем Я врага, затеешь с ним войну и нападешь на брата как на часть того, что люто ненавидишь. 3десь невозможен компромисс. Ты — либо твое Я, либо — иллюзия. Что может быть между иллюзией и правдой? Срединная земля, где ты способен быть не тем, что есть, должна быть сном, она не может оказаться истиной.
4. Ту небольшую брешь между иллюзиями и истиной задумал ты как безопасное убежище, где твое Я надежно скрыто всем, тобою созданным. 3десь учрежден недужный мир, и это — мир, воспринимаемый глазами плоти. 3десь — звуки, слышимые миром и голоса, внимать которым созданы мирские уши. Но зрелища и звуки, воспринимаемые телом, бессмысленны. Тело не видит и не слышит. Оно не знает, что такое видение, для чего нужен слух. И в равной мере оно не может воспринимать, и рассуждать, и понимать, и знать. Глаза его слепы, уши — глухи. Тело не мыслит и значит не порождает следствий.
5. Разве Всевышний сотворил что-либо недужным? И мыслимо ли что-либо, не сотворенное Им? Не позволяй глазам своим увидеть сон, не дай ушам — свидетельствовать об иллюзиях. Глаза и уши созданы, чтобы увидеть мир не сущий, чтобы внимать беззвучным голосам. Но есть другие звуки и картины, которые возможно видеть и слышать, и понимать. Ибо глаза и уши — это ощущения без смысла; они всего лишь сообщают о том, что видят или слышат. А видят или слышат не они, но ты, кто подбирает каждый зазубренный осколок и ничего не значащий обрывок, крупицу доказательства, и создает свидетеля желаемому миру. Не позволяй глазам или ушам, принадлежащим телу, воспринимать эти бесчисленные фрагменты, увиденные внутри выдуманной бреши, не дай им убедить их же создателя, будто придуманное им — реально.
6. Творение подтверждает реальность, разделяя функцию, присущую всему творению. Реальность не состоит из небольших кусков стекла, кусочка дерева, одной иль пары нитей, собранных вместе, чтобы засвидетельствовать ее истинность. Реальность независима от всего этого. Нет интервала, отделяющего истину от снов и от иллюзий. Нигде во времени или в пространстве истина не оставила им места. Ведь истина заполоняет собою всё время и всё пространство и делает их абсолютно неделимыми.
7. Ты, кто уверен, что существует небольшая брешь между тобой и братом, не видишь, что эта вера вас обращает в пленников в мире, якобы существующем в этом интервале. Мира, тобою видимого, нет, поскольку место, в котором ты его воспринимаешь, нереально. Брешь тщательно замаскирована туманом, и смутные картины встают из мглы, чтобы закрыть это пространство расплывчатыми, неопределенными и изменяющимися формами, лишенными субстанции и чрезвычайно ненадежными. Но в этом интервале нет ничего. Ни трепетных секретов, ни помрачающих рассудок склепов, где ужас источается костьми усопших. Всмотрись в ту небольшую брешь и ты узришь невинность, отсутствие греха в себе, когда утратишь страх перед признанием любви.
VI. Тайные обеты
1. Только безумец наказывает тело. Ибо хотя в нем и воспринимается то малое пространство, его там нет. Тело не судит самое себя, не притворяется не тем, что оно есть. Оно не ищет в прахе длительной услады и не спешит принять за радость боль. Оно не сообщает тебе, в чем его цель, не понимая собственного назначения. Телу не свойственно преследовать свою жертву, ведь у него нет воли, нет предпочтений или сомнений. Оно не размышляет над тем, что оно есть. Поэтому у него нет нужды соперничать. Его можно преследовать, оно же себя не ощущает жертвой. Оно не принимает на себя ролей, а исполняет то, что велено ему, не нападая.
2. Наверняка бессмысленно считать ответственным за видение предмет незрячий, винить его, глухого, за звуки, неугодные тебе. Не обладая чувствами, он не страдает от твоих наказаний. Его поступки соответствуют твоим желаниям, он никогда не выбирает. Он не рождается, не умирает. Он может только следовать бесцельно ему назначенным путем. А если путь изменится, он с легкостью пойдет путем иным. Он не становится на чью-то сторону, не судит своей дороги. Лишенный ненависти, он не воспринимает бреши. Его можно использовать в целях ненависти, но даже так его не сделать ненавидящим.
3. Предмета, который ты ненавидишь и боишься, к которому одновременно испытываешь отвращение и влечение, тело не знает. Ведь ты его послал вперед на поиск разделения, чтобы остаться разделенным. 3атем ты ненавидишь сей предмет, но не за суть его, а лишь за то, как ты его используешь. Ты прячешься от видимого им и слышимого; ты ненавидишь его за хрупкость и ничтожность. Ты презираешь его действия, но не свои. Он действует и видит за тебя. Это твой голос слышит он. И хрупок и ничтожен он — твоим желанием. Кажется, он наказывает тебя и потому достоин ненависти за принесенные ограничения. Но это ты сделал его символом ограничений, желая в своих мыслях их иметь, и видеть, и сохранять.
4. Тело представляет собою брешь между ничтожной частью разума, что ты зовешь своею, и остальною его частью — действительно твоей. Ты его ненавидишь, и всё же считаешь своим я, и думаешь, что без него ты собственное я утратишь. Таков тайный обет, тобою заключенный с каждым братом, согласным идти отдельно от тебя. Такова тайная клятва, которой ты клянешься вновь и вновь, считая, что на тебя напали. Никто не в состоянии страдать, если он не считает, что на него напали и что в атаке этой он проигрывает. В сознании не регистрируется и остается неуслышанным каждый обет болезни. Но тот обет есть обещание другому от него страдать и нападать в ответ.
5. Болезнь — не что иное как гнев, обращенный против тела, дабы оно почувствовало боль. Болезнь есть явное следствие того, что создавалось втайне, в согласии с затаенным желанием другого пребыть с тобою врозь, равно как и ты — с ним. Покамест вы не согласитесь, что подобное желание обоюдно, оно не возымеет действия. Кто говорит: "Нет интервала между моим разумом и твоим", тот сохраняет обещание Богу, а не свою жалкую клятву остаться верным смерти навсегда. А его исцелением исцелится его брат.
6. Пусть вашим обоюдным соглашением станет: быть вместе, а не врозь. Брат сдержит обещание, данное с тобою вместе, ибо оно есть обещание Богу и Божье обещание ему. Бог исполняет Свои обещания, Сын — свои. При сотворении его Отец сказал: "Сей есть мой Сын возлюбленный, в Котором Мое благоволение". "Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный", ибо вы неразлучны со Мной. Но Сын Его не помнит, что он ответил: "Будь посему", хоть в этом обещании он был рожден. А Бог ему о том напоминает всякий раз, когда он не разделяет обет болезни, но позволяет объединить и исцелить свой разум. Тайные его клятвы бессильны перед Волей Бога, Чье обещание он разделяет. А всякая тому подмена — воля не его, пообещавшего себя Всевышнему.
VII. Ковчег сохранности
1. Бог ни о чем не просит, и Сыну Его Богоподобному не нужно ни о чем просить. Ибо в нем нету недостатка. Пустое место, мизерная брешь были бы недостатком. И только там он мог просить о чем-либо недостающем. Пространство, где Бога нет, брешь между Сыном и Отцом, — не Воля Их Обоих, пообещавших быть единым целым. Обет Господень есть обещание Самому Себе, а ведь никто не остается неверным тому, что он считает частью своей Сущности. Обещание, что нет пространства между Ним и тем, что Он есть, не может быть фальшивым. Какая воля способна вклиниться в то, что едино, в Чьей Целокупности невозможна брешь?
2. Прекрасные взаимоотношения со всеми твоими братьями суть часть тебя, поскольку они — часть Самого Бога. Разве не болен ты, отказывая себе в здоровье и полноте, в Истоке помощи, в Призыве исцелиться, в Призыве исцелить? Спаситель твой ждет исцеления, а вместе с ним и мир. Ты неразлучен с ним. Ведь исцеление будет либо единым, либо его не будет вовсе, так как его единство — там же, где исцеление. Что же послужит исправлением разделению, если не его противоположность? В любом аспекте исправления срединной нет земли. Ты либо принимаешь избавление полностью, либо не принимаешь вовсе. То, что не врозь, должно быть вместе. Единое не разлучить.
3. Либо есть брешь между тобой и братом, либо вы — как один. Третьего не дано, другого выбора не существует, иную преданность не разделить. Преданность расщепленная явится вероломством по отношению к вам обоим, заставит вас в неопределенности кружить, чтоб ухватиться за соломинку в надежде на обещанное избавление. Но разве можно, возводя дом на песке, рассчитывать укрыться в нем от ветра? Тело можно сделать похожим на этот дом, поскольку в истине у него нет фундамента. Но именно поэтому, возможно в нем разглядеть не цитадель, а просто средство, которое поможет прийти домой, где обитает Бог.
4. С подобной целью тело исцелится. Ведь им не пользуются как свидетелем сна разделения и недуга. Его не обвиняют праздно в том, в чем оно неповинно. Тело служит исцелению Божьего Сына, а с подобной целью оно не может быть больным. Оно не присоединится к цели, что не является твоею, а ты для него выбрал не быть больным. Все чудеса основаны на
этом выборе, и дарятся тебе в тот миг, как только сделан выбор. Ни одна форма недуга не исключение, ведь выбор не обусловлен формой. Выбор болеть хотя и видится выбором формы, но он един, как и ему обратный. И соответственно ему, ты либо болен, либо здоров.
5. Но никогда — один. Мир — только сон о возможности быть одиноким и мыслить, не затрагивая тех, кто не с тобой. Оди-ночество предполагает отчужденность, а в отчуждении ты только и способен что болеть. Казалось бы, болезнь — свидетель одиночества. Но это значит только то, что ты старался сдержать обет остаться верным неверию. Неверие, однако, и есть болезнь. Она — как дом, возведенный на песке. Сам по себе он кажется устойчивым и крепким. Однако его устойчивость нельзя оценивать в отрыве от фундамента. Дом, выстроенный на песке, не требует замков, закрытых ставень и крепких дверных засовов. Подует ветер и опрокинет его, и дождь пойдет, и смоет его в небытие.
6. Какой же смысл искать прибежище в том, что создавалось угрожающе опасным? 3ачем его и далее отягощать замками, якорями и тяжелыми цепями, когда непрочность его таится не в нем самом, но в хрупкости ничтожно малой бреши небытия, где он стоит? Разве сохранно то, что зиждется на тени? Разве свою обитель ты основал на том, что свалится под тяжестью пера?
7. Твой дом построен на здоровье брата, на счастье, на безгре-шии его, на всем, что обещал ему его Отец. Тайный обет, тобою данный взамен Его обета, не пошатнул Фундамента его дома. Подуют ветры и пойдут дожди, но он устоит. Мир будет снесен потопом, но этот дом останется стоять навечно, поскольку сила его — не только в нем самом. Это — ковчег сохранности, он зиждется на Божьем обещании, что Сын Его навеки в Нем сохранен. Какая брешь способна вклиниться между сохранностью подобного убежища и ее Источником? Отсюда тело можно видеть таким, какое оно есть, не большей и не меньшей ценности чем та, которая послужит с пользой освобождению Сына Божьего и приведет его в родимый дом. И с этой святою целью оно становится, пусть ненадолго, домом святости, ибо оно с тобою разделяет Волю твоего Отца.
Глава 29 ПРОБУЖДЕНИЕ
I. Смыкание бреши
1. Не существует такого места, такого времени и состояния, где бы отсутствовал Господь. Бояться нечего. В присущей Богу Цело-купности немыслима какая-либо брешь. Самая незначительная брешь в Извечной Его Любви была бы невозможным компромиссом. А это значило бы, что Его Любовь может таить, пусть незначительный, намек на ненависть; что доброта Его подчас способна вылиться в атаку и что извечное Его терпение по временам Ему отказывает. Во всё это ты веришь, когда воспринимаешь брешь между собой и братом. Тогда возможно ли довериться Ему? Обманчива, по-видимому, Его Любовь. Поэто-му будь осторожен и слишком близко к себе Его не подпускай, оставь между собою и Его Любовью пространство, через которое ты сможешь убежать, если нужда заставит спасаться бегством.
2. Здесь страх перед Всевышним проступает наиболее явно. Трепещущим от страха любовь и вправду кажется коварной, поскольку ненависть и страх неразлучимы. Любви боится тот, кто движим ненавистью, поэтому он должен бояться Бога. Ему неведом смысл любви. Боится он любить и любит ненавидеть; он принимает любовь за страх, считает ненависть любовью. К таким последствиям приводит крошечная брешь тех, кто ее лелеет и видит в ней свою надежду и спасение.
3. Страх перед Богом! Великое препятствие, через которое предстоит излиться покою, всё еще здесь. Все остальные — уже в прошлом, но это стоит преградой на пути; благодаря ему дорога к свету кажется устрашающей и мрачной, унылой и опасной. Ты порешил, что брат твой — тебе враг. Подчас он тебе друг, но при условии, что ваши личные и разные интересы сделают вашу дружбу временно возможной. И не без интервала между вами, дабы он снова не превратился во врага. Его поближе подпустив, ты тотчас же отпрянешь; как только ты приблизишься к нему, он быстро ретируется назад. Продуман-ная, ограниченная, тщательно взвешенная дружба становится двусторонним договором. Вы с братом заключили пакт, в котором ваше разделение — неприкосновенный пункт. Невыполнение его считалось бы недопустимым нарушением пакта.
4. Брешь между братом и тобой не есть пространство меж двумя отдельными телами. Только на вид она отъединяет один разум от другого. Брешь — символ обоюдного завета встретиться в удобное для вас обоих время и разойтись до следующей встречи. 3атем ваши тела, похоже, соберутся вместе, тем обозначив место единения и встречи. Однако у вас всегда останется возможность пойти различными путями. Согласно "праву" находиться врозь, вы временами соглашаетесь на встречу и снова хоронитесь в интервалах разделения, что исключает необходимость "жертвы" любовью. Тело тебя спасает, позволив избежать тотальной жертвы, давая тебе время подправить собственное я, которое (чему ты искренне веришь) убывает во время ваших встреч.
5. Тело не в силах разъединить твой разум с разумом брата, если конечно, ты не желаешь телу быть причиной разделения и расстояния, увиденного между вами. Своим желанием ты наделяешь тело силой, ему несвойственной. И в этом — суть его власти над тобой. Ибо теперь ты полагаешь, что именно оно диктует, когда тебе встречаться с братом, и ограничивает твою способность общения с его разумом. Ныне оно тебе указывает, куда идти и как туда добраться, что нужно предпринять, за что и вовсе не стоит браться. Тело решает, что приемлемо для его здоровья, что его утомляет, что делает больным. Его "наследственные" слабости ограничивают твои действия, ограничивая и ослабляя твою цель.
6. Если ты пожелаешь, тело приноровится к этому. Оно допустит ограниченные поблажки "любви" с периодами ненависти между ними. И будет отдавать приказы, когда "любить", когда сохранней заслониться страхом. Тело будет болеть из-за того, что смысл любви тебе неведом. И так ты станешь дурно обращаться с каждым встречным, злоупотреблять всяким обстоятельством, видя цель братьев твоих отличной от своей.
7. Любовь не просит жертв. Страх же, напротив, требует пожертвовать любовью, ибо любовь изгоняет страх. Чтобы поддерживалась ненависть, любовь должна страшить, лишь ненадолго показаться и исчезнуть. Подобная любовь воспринимается коварной, поскольку кажутся случайными ее приходы и уходы, не предлагающие тебе стабильности. И ты не замечаешь, как ограничена, как немощна твоя преданность, как часто ты настаиваешь на том, чтобы любовь тихонько ретировалась, оставила тебя "в покое".
8. Тело, не имея собственных целей, служит оправданием для твоих переменчивых целей, поддерживать которые ты его за-
ставляешь. Боишься ты не слабости его, а отсутствия в нем силы либо слабости. Желал бы ты узнать, что ничего не разделяет тебя и брата? Что нету бреши, за которой можно скрыться? Шок настигает тех, кто понимает, что их спаситель более им не враг. Осознанию нереальности тела, как правило, сопутствует появление настороженности. И отзвуки воображаемого страха сопровождают радостную весть: "Бог есть Любовь". 9. Вот что произойдет с исчезновением бреши: наступит нескончаемый покой. Не более и не менее. Ведь не возникни страха перед Богом, что побудило бы тебя Его оставить? Какие пустяки и безделушки в этой бреши могли бы удержать тебя хотя бы миг с Его Любовью врозь? Позволишь ли ты телу ответить "нет" на зов Небес, где ты не убоишься, обретая Бога, утратить собственное я? И разве же утратишь я, его найдя?
II. Приход Гостя
1. Так отчего же постижение собственной свободы ты не воспринимаешь как избавление от страданий? И отчего тебе не радоваться истине, вместо того чтобы считать ее врагом? От-чего легкая и ясно обозначенная дорога, с которой просто невозможно сбиться, воспринимается неровной и тернистой, и слишком трудной? Не оттого ли, что ты видишь в ней дорогу в ад, а вовсе не путь без трудностей, без жертв и без потерь к Царству Небесному и к Богу? Покуда ты не осознаешь, что ты ни от чего не отказался, что никакая потеря невозможна, не исключены и сожаления по поводу выбранного пути. Ты не увидишь многих выгод, предложенных подобным выбором. Но и невидимые тобою, они здесь. Задействована их причина, и они должны быть там же, где она.
2. Ты принял причину исцеления и, стало быть, ты исцелен. А исцеленный, ты обладаешь силой исцелять. Чудо — не изолированный феномен, вдруг происшедший как следствие без причины. Но и само по себе оно не есть причина. Однако оно там же, где его причина. Оно уже вызвано причиной, хотя еще и не воспринято. И следствия его должны быть там же с ним, правда еще невидимые. Взгляни теперь вовнутрь и ты там не увидишь повода для сожалений, а разглядишь причину для радости и надежду на покой.
3. Тщетны надежды отыскать покой на поле брани. И бесполезно обращаться с просьбой освободить тебя от боли и греха
к тому, чья функция — поддерживать и боль, и грех. Ведь грех и боль — одна иллюзия, так же как страх и ненависть, атака и вина. Там, где изъята их причина, исчезают и следствия, а с их исчезновением является любовь. Так отчего же ты не радуешься? Ведь ныне ты свободен от боли, от недуга, несчастий и потерь, и всех последствий ненависти и атак. Боль тебе более не друг, вина — не бог, и ты с радушием встречаешь следствия любви.
4. Твой Гость пришел. Ты пригласил Его, и Он пришел. Ты не услышал Его прихода, поскольку не был рад Ему всецело. Но вместе с Ним пришли Его дары. Он их сложил к твоим стопам и просит тебя ныне их увидеть, принять как свои собственные. Ему необходима твоя помощь в раздаче их бредущим одиноко, уверенным и в одиночестве своем, и в отчужденности. Как только ты примешь свои дары, они исцелены, ибо твой Гость приветит каждого, ступившего на святую землю, где ты стоишь и где Его дары разложены для них.
5. Тебе не видно, как много нынче ты можешь дать благодаря всему, что получил. Но Он, Пришедший, просто ждет, что ты войдешь туда, куда ты пригласил Его. Другого места нет, где мог Он встретить Своего радушного хозяина и где радушный Его хозяин мог встретиться с Ним. И более нигде не получить даров спокойной радости и счастья, даримых Его Присутствием. Ибо радость и счастье находятся там же, где и Он, Принесший их с Собою для тебя. Нельзя увидеть Гостя, но можно разглядеть Его дары. А их увидев, ты поверишь в Его Присутствие. Ведь то, на что ты теперь способен, не сделать без любви и милосердия Его Присутствия.
6. Вот обещание живого Бога: Сын Его жив, и каждое живое существо есть часть его; всё остальное безжизненно. Нет жизни в том, что ты "жизнью" одарил; оно символизирует твое желание быть живым, от жизни отстранясь, живым остаться в смерти, воспринимая жизнью смерть и смертью — жизнь. 3десь путаница наслаивается на путаницу, ибо на путанице вырос этот мир, и нет у него фундамента иного. Фундамент мира не меняется, хотя и кажется меняющимся непрестанно. Так что же это, если не состояние полного смятения? Стабильность полностью бессмысленна для разумов смущенных, а перемены и смещения становятся законом жизни.
7. Тело не изменяется. Оно собою представляет больший сон о том, что изменения возможны. Изменить — значит достигнуть состояния, отличного от того, в котором ты был прежде.
Нет перемен в бессмертии, Царству Небесному они неведомы. Но на земле изменчивость имеет двоякую цель, ибо ею можно учить вещам, диаметрально противоположным. В них отразится тот учитель, который учит им. Тело может предстать меняющимся со временем, с болезнью, со здоровьем, с событиями, на первый взгляд, меняющими его. Но это означает, что разум остается неизменным в своих идеях о назначении тела.
8. Недуг есть требование к телу быть не тем, что оно есть. Никчемность тела — гарантия немыслимости его болезни. А в твоем требовании к нему быть большим, нежели ничто, и заключается концепция недуга. Ибо это есть требование к Богу быть меньше, нежели всё, что Он есть. Но что же станется с тобою, ведь жертва эта спрашивается с тебя? Ибо Ему объявлено, что Его часть отныне Ему не принадлежит. Он должен пожертвовать твоим я, и Его жертвою ты вроде бы увеличиваешься, а Он умаляется, потеряв тебя. Потерянное Им становится твоим богом, предотвращая для тебя возможность стать Его частью.
9. Тело, коему велено быть богом, подвергнется атакам, ибо его никчемность не распознана. Поэтому и предстает оно могущественным само по себе. Как нечто, оно воспринимается активным и чувствительным, способным сделать тебя узником, держать в своем плену. Но оно может и не оправдать твоих надежд. И ты его возненавидишь за его малость, не замечая, что его несостоятельность не в том, что оно менее ему положенного, а в твоей неспособности разобраться: тело — ничто. Однако в его ничтожности — твое спасенье, от коего ты бежишь.
10. Как "нечто", телу предложено быть Божьим недругом, замещающим Его Сущность малостью и ограниченностью, и отчаянием. Это утрату Бога ты празднуешь, увидев в теле предмет любви иль ненависти. Ибо если Он есть Сумма всего, то всё, что вне Его — не существует, а Его целокупность и есть небытие чего угодно вне Его. Спаситель твой не мертв, и он не обитает в том, что было выстроено как храм смерти. Он обитает в Боге, и только это и делает его твоим спасителем. Никчемность его тела тебя освобождает от болезни и от смерти. То, что принадлежит тебе, не может быть ни больше и не меньше принадлежащего ему.
III. Божьи свидетели
1. Не осуждай же своего спасителя за то, что он себя считает телом. Ибо за гранью его снов лежит его реальность. Но ему нужно постичь, что он — спаситель, прежде чем вспомнить, кто он такой. И должен он спасти желающего спастись. От твоего спасения зависит его счастье. Ибо кто есть спаситель, если не тот, кто дает спасение? И так он постигает: чтобы дарить спасение, оно должно принадлежать ему. Покуда он спасения не даст, он не узнает, что оно — его, ибо отдачей подтверждается наличие. Это не ясно только тем, кто думает, будто их силой умалился Бог. Ибо кто мог бы, не имея, отдавать и кто способен, отдавая, утратить то, что при отдаче возрастает?
2. Ты думаешь, что наш Отец Себя утратил, когда творил тебя? Что Он стал слабым, разделив Свою Любовь? Что твое совершенство сделало Его неполноценным? Или же ты, напротив, -— доказательство и полноты Его, и совершенства? Так не лишай Его свидетеля в том сне, который Сын Его предпочитав ет своей реальности. Он должен стать спасителем от сна, который сам же создал, дабы освободиться от него. Он должен не видеть другого телом, себя воспринимать единым с ним и без стены, которую построил мир, чтобы разъединять живые существа, не знающие что они живут.
3. Но даже в сне о смерти и телах есть один истинный мотив; не большее чем искра пространство света, сотворенного во тьме, где Бог сияет и поныне. Тебе не пробудить себя. Однако ты можешь себе позволить пробудиться. Увидеть то, что запределом братских снов. И полностью простить ему его иллюзии, чтобы он стал твоим спасителем от снов. Увидев его сияющим в пространстве света, где пребывает Бог посреди тьмы, ты Самого Всевышнего узришь в том месте, где ныне — тело брата. Под этим светом исчезает тело, как уступает свету густая тень. У тьмы нет выбора — остаться или нет. Явление света означает ее уход. Тогда-то ты увидишь брата в сиянии славы и поймешь, что же в действительности заполняет брешь казалось, вас так долго разделявшую. В том месте свидетель Божий наметил мягкий, добрый путь к Божьему Сыну. Прощенному тобой дается сила простить тебе твои иллюзии. Тво-им даром свободы она дана тебе.
4. Так приготовь же место для любви, которую не сотворил, но в состоянии продолжить. 3десь, на земле, под этим понимается прощение брата ради освобождения собственного разума от тьмы. Когда же свет к нему придет через твое прощение, он не забудет своего спасителя и не оставит без спасения и его. Ибо в твоем лице он видел свет, который пожелал хранить подле себя, идя сквозь тьму к вечному Свету. 5. Как же ты свят, если из гущи снов отчаяния и бедствий Сын Божий может вызволить тебя! Смотри, как он стремительно выходит из застилавшей его тяжелой тени, сияя благодарностью и любовью. Таков, каков он есть, но не один. И равно как его Отец не потерял ни части его в твоем сотворении, свет в нем сияет ярче, поскольку ты подарил ему свой свет, спасая его от тьмы. И ныне свет в тебе должен быть так же ярок, как и в нем. Это и есть искра, которая сияет внутри сна, чтобы ты брату помог проснуться и был уверен: бодрствующий его взгляд покоится на тебе. И в его радостном спасении ты спасен.
IV. Роли во сне
1. Веришь ли ты, что истиною могут оказаться некие иллюзии? Иллюзии суть сны, поскольку в них нет правды. Равное отсутствие истины в них становится фундаментом для чуда, а это значит: ты осознаёшь, что сны суть сны и что спасение зависит вовсе не от снов, а только от пробуждения. Можно ли пробудиться от одних снов и сохранить другие? Выбор не в том, какие сны оставить, какие — нет, а в том желаешь ли ты жить во сне или же от него воспрять? Вот почему чудо не выбирает снов, чтобы их обойти своим благодеянием. Нельзя очнуться от одних и сохранить другие сны, ибо ты либо бодрствуешь, либо спишь. А сновидения присущи только одному из этих состояний.
2. Сны, что на первый взгляд приятны, задерживают тебя в той же мере, что и сны, в которых страх очевиден. Ведь каждый сон, независимо от формы, побуждаем страхом. Страх видится внутри или снаружи, а иногда — снаружи и внутри. Способен он рядиться в ласкающие глаз личины. Но без него не существует снов, ведь страх — та ткань, из коей скроен всякий сон. Форма снов может изменяться, само же сновидение нельзя создать ни из чего другого. Чудо было бы вероломно, позволив тебе остаться в страхе лишь оттого, что страха ты не распознал. Тогда ты не желал бы пробуждения, к коему чудо готовит путь.
3. Можно сказать, что в простейшей форме атака есть ответ на нереализованную функцию, какою ты понимаешь ее. В тебе или в другом — неважно; где эта функция воспринята, там она подвергнется атаке. Депрессия или нападение должны быть темой любого сна, ибо сны сотканы из страха. Тонкая маска радости или наслаждения, в которую способны рядиться сны — убогая завеса для глыбы страха в их сердцевине. И именно ее воспринимает чудо, а не личины, в которые рядится страх.
4. Не оттого ли ты приходишь в ярость, что кто-то не исполнил функции, тобой предписанной ему? Не станет ли и это "поводом", оправдывающим твою атаку? Сны, что, по-твоему, тебе приятны, — это такие сны, в которых все функции, распределенные тобою, осуществились; все нужды, приписанные самому себе, удовлетворены. Осуществились ли, остались ли желанными, неважно. Сама идея их существования рождает страх. Снов не желают более или менее. Они — либо желанны, либо нет. Каждый сон представляет некую функцию, тобой определенную, некую цель, которую какое-то событие, тело или предмет должны представлять и для тебя осуществлять. Если так происходит, сон кажется приятным. Если же нет, печален сон. При этом и неудача, и успех вовсе не суть его, а тонкая личина.
5. Каким бы счастьем преисполнились твои сны, когда каждому лику в них ты не приписывал бы "надлежащей" роли! Никто не терпит неудач за исключением твоей концепции кого-то, а кроме этого нет никакого иного вероломства. Стра-ху не стать остовом снов, навеянных Святым Духом, возможно даже их форма не изменится, зато меняется их суть, поскольку за личиной теперь стоит совсем другое. Любое восприятие определяется своею целью в том смысле, что оно всегда предстанет тем, для чего создано. Тень — образ, нападавший на тебя, становится тебе братом и предлагает шанс помощи, если такою станет функция твоего сна. Так оборачиваются радостью скорбные сны.
6. Какая роль у брата твоего? Ты этого не знаешь, поскольку собственная твоя функция не очень-то тебе ясна. Не наделяй же его ролью, что, по твоим расчетам, сделает тебя счастливым. И не пытайся навредить ему, если не примет он навязанной тобою роли в той жизни, которую ты выстроил в собственных грезах. Взывает он о помощи в каждом сне, и ты ее способен оказать, если воспримешь функцию сна такой же, какой ее воспринимает Тот, Кто пользуется снами как средствами осуществления данной Ему функции, благодаря Его любви к сновидцу, а не ко сну его, каждый сон обращается в дар любви. Ведь в центре каждого из них — Его Любовь к тебе, высветляющая любую форму сна.
V. Неизменная обитель
1. Есть место внутри тебя, где позабыт весь мир, где не осталось памяти ни об иллюзии, ни о грехе. Есть в тебе место, покинутое временем, где отдается эхом голос вечности. Есть место отдохновения в тебе, покойное настолько, что в нем не различить ни звука, за исключением гимна Небесам, звучащего на радость Богу-Отцу и Его Сыну. А где Они Оба пребывают, там они Оба помнятся. И где Они, там Рай Небесный и покой.
2. Не думай, что тебе под силу изменить место Их пребывания. Ибо в них твое Тождество; там, где Они, должен извечно пребывать и ты. Неизменяемость Небес — так глубока в тебе, что всё, имеющее отношение к миру, проходит мимо незамеченным, незримым. Недвижимый, без края и конца покой там нежно принимает тебя в свои объятия, столь мирные, и тихие, и сильные могуществом его Творца, что ничего не помешает святому Сыну Божьему внутри.
3. Такая роль дается Святым Духом тебе, кто ожидает Сына Божьего и кто его увидит пробужденным и возрадуется. Сын Божий — часть тебя, а ты — его по той причине, что он — Сын своего Отца, какую бы иную цель ты в нем ни разглядел. И от тебя не нужно ничего, только принять в нем неизменное и вечное, поскольку твое Тождество — в нем. Лишь в нем возможно отыскать свой собственный покой. Любая мысль, исполненная любви и адресованная брату, приблизит тебя к собственному пробуждению, к покою вечному и счастью без границ.
4. Этот Сын Божий тебе подобен; он — зеркало Любви Отца к тебе и нежное напоминание о сотворившей его Отчей Любви, доныне пребывающей в нем и в тебе. Остановись, услышь в нем Голос Божий, позволь Ему поведать, в чем его функция. Он сотворен, чтобы ты мог быть цельным, ибо лишь цельному суждено быть частью сотворившей тебя Божьей целокупности.
5. Отец не просит у тебя иного дара, как только видеть во всем творении сияющую славу Его дара тебе. Гляди на Его Сына, совершенный дар, в котором навсегда запечатлен его Отец и кому в собственное его владение полностью отдано творение. А ежели оно подарено ему, то также и тебе, и там, где ты его увидишь в нем, ты свой узришь покой. Безмолвие, объявшее тебя, пребудет в нем; из этого безмолвия родятся радостные сны, где ваши руки соединены в невинности. Это не руки в судорожной хватке из скорбных снов. В них нет меча, поскольку они больше не цепляются за каждую пустую иллюзию мирскую. И будучи пустыми, они получат взамен i иллюзий руку брата, в которой и лежит вся полнота.
6. Знай ты о дивной цели, лежащей за пределами прощенья, ты не удерживал бы ни единой мысли, пусть еле тронутой печатью зла. Ибо ты понял бы, как велика цена за удержание всего, что Бог не дал, в тех разумах, которые способны направить к благословению руку и повести Божьего Сына в Отчий дом. Разве ты не желаешь стать другом тому, кто сотворен его Отцом обителью Самому Себе? Если Господь считает его Себя достойным, поднял бы ты на него в ненависти руку? Кто возлагая на Царство руки, обагренные в крови, надеется найти покой? Твой брат уверен, что держит руку смерти. Не верь ему. А вместо этого постигни, как ты блажен, способный дать ему свободу, просто взяв за руку его.
7. Тебе дан сон, в котором брат тебе не лютый враг, а твой спаситель. Тебе дан сон, в котором ты его простил за все его сны о смерти, а вместо злобных, обособленных снов ненависти, • ты с ним разделишь сон надежды. Но почему же представляется таким нелегким разделить с ним этот сон? Да потому, что если сон наделен своею функцией не Святым Духом, то создан он из ненависти и будет продолжать служение смерти. Любая его форма, так или иначе, — призыв к смерти. А те, кто служат богу смерти, пришли почтить его в разделенный мир, каждый неся свое тщедушное копье и ржавый меч, чтобы исполнить свой завет старинный и умереть.
8. Таково средоточие страха в каждом сне, не отданном Тому, Кто видит во сне иную функцию. Когда в снах соучаствуют, они теряют функцию разъединения и атаки, хотя лишь с этой целью и создавались. Но в мире снов ничто не остается без надежды на перемену и улучшение, ведь неизменность найдет на не здесь. Порадуемся этому и перестанем охотиться за* вечным в этом мире. Прощающие сны суть средства отойти от' сновидений мира вне тебя. Они — те средства, которые уводят, наконец, за грани снов к покою жизни вечной.