Николай Лавданский, художник-иконописец, друг детства

В детстве, когда Данила с родителями жил на улице Инессы Арманд, отец Алексей, тогда еще дядя Леша, занимался с нами живописью, акварелью, и я часто бывал у них в доме.

Как-то раз мы с Данилой пошли гулять в Битцевский лесопарк, который начинался прямо на границе их двора. Мы тогда были совсем дети, еще дрались между собой. За­ходим в парк. Недалеко от входа — компания подростков вешает кошку на дереве. Надели ей на шею петлю, пере­кидывают через сук веревку. А кошка цепляется за дерево, визжит, и умирать никак не хочет. А они все смеются, потом стаскивают ее, раскручивают веревку, бьют кошку о ствол. Мы с Данилой стоим — и у обоих катятся слезы. Потом одновременно срываемся с места, бежим к ним и кричим: «Прекратите!» Нас, конечно, избили. А кошка убежала.

Все случаи из детства, которые вспоминаются теперь, связаны с какими-то происшествиями. В другой раз мы ехали к моим родителям в Чертаново. Стоим на автобус­ной остановке на улице Обручева. Два накачанных парня очень грубо приставали к девушке, и я что-то сказал им. Один из них схватил меня за шею, держит, а другой на­чал бить. Они были сильнее, и невозможно было сопро­тивляться. Данила говорит: «Ребята, не надо. Хотите — бейте меня». Парни так удивились, что прекратили меня бить, и Данилу бить не стали. А мужчины, которые стояли на остановке, продолжали усердно читать газеты. Нам тог­да было лет по двенадцать.

Однажды мы вдвоем поехали в Данилов монастырь звонить в колокола. Видим: идет какой-то батюшка. Ока­залось, архимандрит Евлогий.

— Батюшка, а можно мы в колокола будем звонить? Благословите!

— Ну, идите, детки. Звоните!

Тогда у нас было детское религиозное рвение. Мы стояли все службы, даже длинные, ночные, в первых ря­дах, не шелохнувшись, не пытаясь отойти побегать. Ког­да нам было лет по четырнадцать, ездили в Оптину пу­стынь. Ее только начали восстанавливать, и мы — Данила, я и еще один наш друг — помогали: собирали мусор, би­тый кирпич, копали...

Потом, когда стали старше, появились какие-то сомне­ния, всех куда-то кидало — из огня да в полымя. Одного из друзей мы потеряли из виду надолго. Потом я его встре­тил, оказалось, что он стал скинхедом...

Кидало всех, но не Данилу. Он с детства знал, что хотел, с самого начала. Он часто рассуждал не как ребенок или под­росток —Данила действительно очень много знал и при этом не был забитым «ботаником». Он никогда не пытался отойти в сторону от Православия, и не из-за какого-то страха, про­сто ему это было неинтересно.

Мне нравилось, что он всегда был очень веселый, ко всему относился со здоровым чувством юмора. Ему было несвойственно понурое состояние подростка, у кото­рого в теле играют гормоны, в голове полный ералаш и ко­торый не знает, что со всем этим делать.

Когда мы повзрослели, то стали встречаться редко, у нас уже были параллельные жизни. Но я всегда следил за его выступлениями, за его полемикой с мусульманами и инославными. Все-таки в детстве он не был слишком отчаянным и смелым, но как компенсировал это впослед­ствии! у отца Даниила была серьезная и правдивая сме­лость, а его оппоненты, бедняги, часто сидели красные и не знали, что ответить. Он выступал настолько открыто и умно, что это, безусловно, вызывало уважение.

Когда его убили, это был шок до слез. Мне звонили разные люди — байкеры из «Ночных волков», например. Это была злая пощечина всем нам. Православная вера — наши корни, то, на чем мы должны воспитывать наших детей. Уход отца Даниила, который так живо и правдиво нес Слово, — это утрата, которую восполнить невозможно.

Протоиерей Дионисий Поздняев, настоятель прихода святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Гонконге (Китай), супруга Кира Поздняева

Отец Дионисий

В среде абитуриентов Московской ду­ховной семинарии быстро складывались кружки земляков: ребята общались в основном с теми, кто приехал из тех же мест. Так я познакомился с москвичом, будущим священни­ком Даниилом Сысоевым, и мы быстро подружились, пото­му что нас многое связывало: оба были из интеллигентных семей, оба крестились не с самого раннего детства; объеди­няли нас и взгляды на духовную, церковную жизнь — все это обуславливало какую-то общность языка. Каждый студент нашего потока был самобытной, яркой личностью, но, пожалуй, именно отец Даниил был постоянным источ­ником идей, которые у него многие заимствовали. Причем для него не существовало авторитетов: он мог публично, ничего не опасаясь, поспорить с любым человеком, даже с профессором, если считал, что тот в чем-то ошибается.

Первой же учебной осенью мы полюбили гулять во­круг Лавры, смотреть на желтые листья, кататься на старых качелях или каруселях, которые были рядом. Недалеко на­ходился Гефсиманский скит, тогда еще не возвращенный Церкви, стояла золотая пора, и мы ходили туда, иногда прихватив с собой вино и сыр. Беседовали мы в основном на богословские темы, говорили о многом, но чаще всего — об экзегетике, толковании библейских текстов, литурги- ке. Вопросы литургики занимали нас тогда больше всего, можно сказать, мы жили богослужением.

В одном классе мы с отцом Даниилом не учились, просто были в одном потоке, а я еще и переходил из класса в класс.

Закончили учебу мы в разное время, я немного раньше. Но нам было легко общаться и понимать друг друга, поэтому наша дружба продолжилась и после учебы. Уже став священником, я венчал его с супругой Юлией, это был особый день и, пожалуй, особое венчание. Таинство со­вершалось в храме Апостола Иоанна Богослова при пра­вославной гимназии в Ясеневе. Венчался отец Даниил в подряснике — одним из первых, теперь такие случаи в порядке вещей; когда венчаются, например, чтецы, то они венчаются в подряснике. Но тогда это выгляде­ло необычно, можно сказать, что такой стиль был задан именно отцом Даниилом.

Матушка Кира

А на нашем венчании будущий отец Даниил держал надо мной венец. Мы где-то прочитали, что венцы над женихом и над невестой должны держать мужчины, и пригласили двух своих ближайших друзей. Еще со времен Лавры я помню его ярким, убежденным и бескомпромиссным, он имел твердое мнение и готов был спорить с кем угодно, принципами не поступался никогда, но при этом всегда был смеющимся, радостным.

Мы дружили семьями и частенько бывали друг у дру­га в гостях. Отец Даниил и матушка Юлия сначала жили в центре, на Маяковской, где всегда жила интеллигенция и где была особая обстановка. Там родилась Иустина — старшая дочь отца Даниила и матушки Юлии, и я стала ее крестной матерью. Мне кажется, отец Даниил не был строгим со своими детьми, он сильно их любил и относил­ся к ним очень хорошо.

Общались мы постоянно. Даже в последние годы, когда наша семья жила в Китае, мы никогда не пропускали 30 декабря, день Ангела отца Даниила. Этот день выпада­ет на рождественские каникулы, и мы в это время всегда приезжаем в Москву. Мы никогда не планировали на 30 де­кабря никаких других дел, этот день всегда был «отложен» для встречи с отцом Даниилом и его семьей. На именины мужа матушка Юлия всегда устраивала застолье, каждый год готовила какое-нибудь коронное блюдо. Людей соби­ралось много, кто-то приходил из года в год, но часто по­являлись и новые лица.

Отец Дионисий

Так получилось, что и служение наше протекало в одном направлении — миссии по отношению к традиционно неправославным народам. Да, миссионер­ство тоже стало результатом общности наших интересов, но должен сказать, что важность миссии была не в обще­нии с людьми другой веры, другой культуры, т. е. с теми, кого в старину называли «инородцами», а в осознании уни­версальности Православия, желании сделать христиан­ство всеобщим, донести его до как можно большего числа людей. Эта тема вообще была очень близка отцу Дании­лу, и он не проводил никакой линии разделения, для него не имел значения языковой или национальный контекст. По его справедливому мнению, взгляд на Православие как на традиционную религию России — это препятствие к его распространению среди других народов. Каждый человек должен слышать о Христе — в этом мы оба были уверены, и со временем у нас сложились конкретные формы работы. Так получилось, что у меня стали появляться прихожане-китайцы, а отец Даниил начал проповедовать среди мусульман.

У каждого из нас была своя практика, но мы задавали друг другу вопросы, сравнивали ситуации, в которых нам приходится миссионерствовать. Вообще, из этого опыта я вынес мнение о том, что миссия должна носить универ­сальный характер, меньше концентрироваться на разли­чиях, потому что многое приложимо и к китайцам, и к му­сульманам, и ко всем остальным. Правда, большое значение имеет язык, поэтому миссия все-таки должна принимать во внимание языко­вые особенности. Те же китайцы сегодня готовы слышать о Православии, при этом число католиков и протестантов в Подне­бесной ежегодно увеличивается на 13%. Они хотят, чтобы истину им говорили на их языке, они не обязаны усваивать чуждые им культурные формы, чтобы через них пробирать­ся к Богу. Ведь во многих странах, где христианство стало традиционным, с изнанки оно как бы прошито народны­ми, языческими нитками, т. е. хорошо сочетается с местной культурой. Так что специфика тоже имела место, поэтому советоваться друг с другом нам было почти не о чем, и в по­следние годы во время телефонных разговоров и личных встреч мы просто обсуждали что-то, сверяли свои взгляды на события современности, в том числе в церковной жизни, и наши мнения чаще всего совпадали.

У нас были общие миссионерские проекты; например, в 2005 году мы вместе ездили в Иркутск, куда я приехал из Китая со своими прихожанами. Эту поездку мы задума­ли как паломничество для моих китайских прихожан, у ко­торых нет возможности спокойно помолиться в православ­ном храме или съездить в паломничество у себя в стране. Мы такие поездки устраивали периодически — например, были в Благовещенске, затем выбрали Иркутск. Отец Да­ниил согласился приехать очень быстро, с ним вообще всег­да легко было что-то организовать, всегда все получалось хорошо. Из Китая приехало около десяти человек, мы провели в России две неде­ли: служили, молились, посещали разные храмы. Отец Даниил беседовал с ними, проповедовал, совершал Таинства. Одна китаянка в то время была в очень сложной

жизненной ситуации, у нее были тяжелые обстоятельства, и она подробно исповедовалась отцу Даниилу (женщина хо­рошо знала русский язык). Могу сказать, что на этой испове­ди она получила очень верное направление жизни.

Во время этой поездки отец Даниил занимался и дру­гими проектами: участвовал в работе с наркозависимыми, также мы проводили совместные лекции в университете. Конечно, мы ждали отца Даниила к нам в Гонконг, он хо­тел посмотреть, как в Китае организована миссия, что де­лается, как можно расширить свою деятельность, да и сама страна была для него интересна. Кроме того, мы обсуждали возможность миссионерства среди протестантов Океании: это не требует серьезных вложений и достаточно реально. Он все время собирался приехать, но так и не успел...

Но чаще всего наши совместные проекты касались издательской деятельности. Например, отец Даниил по­могал нам подготовить перевод на китайский язык Закона Божия и «Диалогов» отца Валентина Свенцицкого. Закон Божий, к сожалению, до сих пор не издан, потому что перевод оказался очень слож­ным, китайский текст не раз менялся в процессе перевода, и эта совместная ра­бота должна была расшириться, если бы не произошедшая трагедия.

Последний раз я видел отца Даниила 3 ноября 2009 года. Я приехал в Москву на очень короткий срок, у меня совсем не было времени. Он просто подвозил меня на машине из одного места в другое, и мы решили, что хотя бы в дороге поговорим. В тот день он, как будто между прочим, расска­зал мне, что ему в последнее время много угрожают. И даже

посмеялся, полушутя сказав: «А может, и убьют!» Не могу сказать, что он относился к этому несерьезно, но все это точно было для него где-то на периферии жизни.

Матушка Кира

Я видела отца Даниила в последний раз в мае 2009-го. Я приехала в Москву в командировку, и у меня образовалось два-три свободных дня. В таких ситуациях я обычно никуда не выбираюсь, остаюсь с ро­дителями, но мы созвонились с отцом Даниилом и реши­ли повидаться. Сели в кафе недалеко от Сретенского мо­настыря и разговаривали часа полтора, а потом он подвез меня к месту уже другой встречи. Сейчас, вспоминая обо всем, я воспринимаю время, проведенное мной в машине, как некую точку. Тогда отец Даниил сказал мне: «Приезжай летом, я научу тебя миссионерствовать на улице». Я уди­вилась: «Как так, выйти и начать миссионерствовать? Это не для всех!», но он убеждал: «Да нет, это может всякий!» Но летом выбраться у меня не получилось.

О гибели батюшки я узнала из Интернета, утром сле­дующего же дня. Пришла на работу, открыла Яндекс, и пер­вая же новость — убийство священника в Москве. Сначала я даже ничего не поняла, начала читать... И сразу же при­шла мысль: это — настоящее мученичество за Христа.

Отец Дионисий

А я в это время летел в самолете. Мо­бильный, конечно, был выключен. А когда самолет сел и я включил телефон, мне тут же позвонила Кира и обо всем рассказала. Возникло очень горькое и тяжелое чувство, что утеряна часть жизни. И теперь каждый раз, когда я при­езжаю в Москву, то ощущаю эту пустоту, зияющую дыру. Можно сказать, стало меньше смысла приезжать сюда.

Матушка Кира

Есть люди, для которых Бог, несо­мненно, находится в центре жизни, но таких немного, для большинства из нас Бог пребывает на периферии. Отец

Даниил был из первых, и он такое отношение ко Христу в себе не воспитывал, это просто дар, он был таким с само­го начала. Все остальное в жизни он воспринимал как при­ложение, и поэтому в нем и не было ни елейной притор­ности, ни жесткого нравоучения, ничего искусственного. Такая вера зажигает окружающих. На какую тему мы ни начинали бы говорить, отец Даниил все сводил к богос­ловию. Любил «ткнуть носом» в житие твоего святого: мол, подумай, как твоя покровительница поступила бы в этом случае? Это было очень интересно, и радостно, что среди молодых священников есть люди, которые живут своим служением, Церковью. Ведь сейчас, к сожалению, и в цер­ковной среде происходит обмирщение.

Отец Дионисий

Православие для отца Даниила было не мировоззрением или комплексом убеждений. Он был готов говорить о Христе больше, чем о Церкви, если мож­но это разделять. Он владел четкостью и ясностью форму­лировок, никогда не пускался ни в какие дипломатические игры. Его прямолинейность, готовность сказать правду, да еще и повторить ее, привлекали людей. Сейчас, обсуж­дая церковную жизнь, люди часто говорят об этом буднич­но, рассуждают о Церкви просто как о каком-то социальном институте или общественной организации.

Я считаю, что нам всем недостает серьезного, про­думанного внимания к его успешному опыту миссионер­ства. Если бы этот опыт систематизировали на общецер­ковном уровне, это могло бы иметь весьма положительный результат.

Матушка Кира

Одна из прихожанок отца Даниила за­метила, что при жизни его, конечно, многие знали, многие читали и его книги, но того, что случилось после его смерти, трудно было ожидать. Невозможно оценить, сколько людей услышали о нем, стали читать его труды, а через это — об­ратились, пришли к Богу!