Именно христиане возвеличили Дьявола, почти уравняв его в правах с Богом.
Убежденные в безупречной благости Бога, они тем не менее чувствовали пугающую близость великого сверхъестественного Врага, квинтэссенции всего мирового зла. Падение Дьявола католики стали объяснять грехом гордыни; эта версия стала ортодоксальной и остается таковой по сей день.
В Средние века и на заре Нового времени Дьявол почти для каждого христианина оставался устрашающе реальным и близким. Он фигурировал в народных сказках, театральных постановках и рождественских пантомимах; священники то и дело поминали его в своих проповедях; зловещим взглядом он следил за прихожанами с церковных фресок и витражей. И приспешники его были повсюду — невидимые для простых смертных, всеведущие, злобные и коварные.
Зло по-своему притягательно, и чем большей силой наделялся Дьявол в воображении людей, тем более привлекательным становился этот образ.
Дьявола, как и Бога, обычно изображали в облике человека, и в восстание верховного архангела против Бога христиане не в последнюю очередь верили потому, что эта легенда затрагивала некие потаенные струны человеческого сердца. Люцифер воспринимался как мятежный человек, а гордыня, как ни странно, представлялась более достойной причиной падения ангелов, нежели похоть, обуявшая Хранителей. В результате образ Дьявола приобрел романтические черты. В «Потерянном рае» Мильтона этот величайший из мятежников предстает как бесстрашный, волевой решительный бунтарь, не пожелавший склониться перед превосходящей его силой и не смирившийся даже после поражения. Столь мощный образ поневоле внушал восхищение. Учитывая, насколько великолепны и грандиозны были дьявольская гордыня и могущество, неудивительно, что в некоторых людях пробуждалось желание поклоняться именно Дьяволу, а не Богу.
Люди, поклоняющиеся Дьяволу, не считают его злым. То сверхъестественное существо, которое в христианстве выступает в роли Врага, для сатаниста является добрым и милосердным богом. Однако слово «добрый» применительно к Дьяволу в устах его приверженцев отличается по смыслу от традиционного христианского понимания. С точки зрения сатаниста, то, что христиане считают добром, на самом деле — зло, и наоборот. Правда, отношение к добру и злу у сатаниста вес же оказывается двойственным: например, черный маг испытывает извращенное удовольствие от сознания того, что он творит зло, но при этом убежден, что его действия на самом деле праведны.
Поклонение Дьяволу как доброму богу естественным образом влечет за собой веру в то, что христианский Бог-Отец, ветхозаветный Господь, был и остается богом злым, враждебным человеку, попирающим истину и мораль. В развитых формах сатанинского культа Иисус Христос также порицается как злая сущность, хотя в прошлом секты, обвинявшиеся в дьяволопоклонстве, далеко не всегда разделяли это мнение.
Утверждая, что Бог-Отец и Бог-Сын, создатели иудейской и христианской морали, в действительности являются носителями зла, сатанисты, разумеется, приходят к отрицанию всего иудейско-христианского нравственного закона и основанных на нем правил поведения. Приверженцы дьявола в высшей степени озабочены чувственными наслаждениями и мирскими успехами. Они стремятся к власти и самоутверждению, удовлетворению плотских желаний и чувственных страстей, к насилию и жестокости. Христианское благочестие с его добродетелями самоотречения, смирения, душевной чистоты и непорочности представляется им безжизненным, блеклым и вялым. Они от всего сердца готовы повторять вслед за Суинберном: «Ты победил, о бледный Галилеянин, — и мир утратил краски от дыханья твоего».
В сатанизме, как и во всех формах черной магии, любые действия, традиционно осуждаемые как порочные, высоко ценятся за их особые психологические и мистические эффекты. По мнению дьяволопоклонников, достичь совершенства и божественного блаженства возможно, например, посредством экстаза, в который приводят себя участники сексуальной оргии (нередко включающей извращенные формы секса, гомосексуализм, мазохизм, а подчас и каннибализм). Поскольку христианская церковь (в особенности — римско-католическая) воспринимается как отвратительная секта приверженцев злого божества, то следует пародировать и профанировать ее обряды. Тем самым сатанисты не просто выражают свою преданность Дьяволу, но и передают в распоряжение Сатаны ту силу, которая заключена в христианских обрядах.
Термина ''святой'' в Исламе нет. Но среди имен Аллаха есть имя Аль-Куддус, Святой. Так же в Коране говорится про Духа Святого - Рух аль-Кудус. Что же касается людей, то про них говорят ''уали'' то есть приближенный к Аллаху, на русский язык иногда это переводят как святой, но это не точно. Вообще, сколько лет я уже в Исламе, но признаюсь никогда не читал и не слышал чтобы исламские богословы как-то касались темы святости. Точно так же и тема греха не раскрывается изнутри, так сказать. Так же среди имен Бога в Исламе отсутствует имя Спаситель. Наверное это одно из существенных отличий от христианства, где темы греха, спасения, святости одни из ключевых.
Святость (праслав. svętъ, svętъjь[1]) — одно из наиболее фундаментальных понятий христианства.
В других "религиях" это слово заимствовано с христианства.
Воровство и не более того.
В православном христианстве святость — это онтологическая характеристика, подразумевающая внутреннее преображение,восстанавление первозданной нетленной природы, для людей также восстановление Образа Божия, обожение.
Понятие святости связано с учением о спасении.Падший мир будет спасен и преображен в результате Второго пришествия Иисуса Христа, однако отдельные предметы и люди могут при помощи Божественной Благодати, понимаемой как нетварная энергия Бога, приобретать аспект преображенной, прославленной материальности будущего века уже в настоящую эпоху.
Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей.
Не имеет смысла говорить о святости, не признавая вопроса греха.
А грех в исламе создал Аллах.
Т.е. и бороться с грехом нет смысла, то о востановлении падшей природы у людей, не имеет смысла говорить о святых людях в исламе.
Святые ислама
Е.Е.Березиков