Правление императрицы саймэй

[655–661]

141-142

Две песни принца Арима, сложенные им, когда он, печалясь о своей участи, завязывал ветви сосны

Ветви пышные сосны прибрежной

Здесь, в Ивасиро, я завяжу узлом,

Если счастлив буду я в судьбе мятежной,

Снова к ней вернусь

И на нее взгляну!

Если был бы я дома,

Я еду положил бы на блюдо,

Но в пути нахожусь я,

Где трава изголовьем мне служит,

Потому и еду я кладу на дубовые листья.

143-144

Две песни, сложенные Нага Окимаро в печали при виде связанных веток сосны

Тому, кто здесь на берегу,

В Ивасиро, связал у сосен ветви,

Удастся ли опять

Прийти сюда

И вновь увидеть сосны эти?

С ветвями, связанными вместе,

Стоит в полях Ивасиро

Сосна…

Не развязать и мне узла на сердце,

Когда я вспоминаю старину…

Песня Яманоэ Окура, сложенная позднее в ответ на эти песни

Подобно птицам, что летают в небе,

Быть может, он являлся здесь потом

И видел все,

Не знают только люди,

А сосны, может, ведают про то!

Песня, сложенная при виде связанных веток сосны во время путешествия императора [Момму] по провинции Кии в первом году Тайхо

{Из сборника, Какиномото Хитомаро}

Сосны зеленой ветки молодые,

Которые ты завязал узлом

В Ивасиро,

Сказав: “Потом увижу”!

Увидел ли ты снова их потом?

ПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРАТОРА ТЭНДЗИ

[662–671]

Песня императрицы [Яматохимэ], сложенная во время болезни императора

Когда взглянула вверх

И взором обвела

Широкую небесную равнину,

Я увидала: жизнь твоя длинна,

Все небеса она заполнила собою!

Из неизвестной книги

Песня, сложенная императрицей [Яматохимэ], когда болезнь императора

Оми стала опасной для жизни

Хотя глазам моим казаться будет,

Что ты витаешь в вышине

Над Кохата в зеленых флагах,

Но все равно наедине

Нам никогда не быть с тобою!

Плач императрицы [Яматохимэ], сложенный ею, когда скончался император [Тэндзи]

О, людям хорошо —

Печаль у них пройдет!

Пусть так, а я тебя не позабуду

И видеть образ твой все время буду

В сверканье жемчуга твоих венков!

Плач, сложенный придворной дамой, когда скончался император [Тэндзи]

Я мира бренного лишь человек простой,

И так как мне не быть с богами,

Легла преграда между нами.

И по утрам скорблю, любимый мой, —

В разлуке мы с тобой,

Мой государь любимый!

О, если б ты был яшмой драгоценной,

Я на руки надела бы тебя,

О, если б ты был шелковой одеждой,

Ее бы не снимала никогда!

О государь, любимый мною,

Вчерашней ночью, в снах

Я видела тебя!

151-152

Плачи, сложенные, когда останки императора [Тэндзи] находились в усыпальнице

Плач принцессы Нукада

Когда б могла заранее я знать,

Что ждет тебя беда,

Страшнее всех печалей,

Я завязала бы святой запрета знак,

Чтоб удержать на месте твой корабль!

Плач Тонэри Ёситоси

Мирно правящий страной

Наш великий государь,

Славный твой корабль,

Верно, будет ждать с любовью и тоской

В стороне Сига мыс Карасаки!

Плач императрицы [Яматохимэ]

Ловят чудище-кита…

В море Оми уходя,

Удаляйся от взморья,

Ты, плывущая ладья,

Приплывая к берегам,

Ты, плывущая ладья,

По морю вперед плывя,

Сильно веслами не бей!

К берегу назад идя,

Сильно веслами не бей!

Птицы, что любимы им,

Моим мужем, что мне мил,

Словно вешняя трава,

Государем дорогим,

Птицы улетят тогда…

Плач супруги [императора Тэндзи] из рода Исикава

В Садзанами

Страж могучих гор!

Для кого же ты

На горах запрета держишь знак святой? —

Государя больше нет теперь…

Плач принцессы Нукада, сложенный, когда все покидали усыпальницу в Ямасина

Мирно правящий страной

Наш великий государь!

В стороне Ямасина

Возле склонов Кагами

Возвели курган тебе,

Что внушает трепет нам.

Ночью темной —

Напролет,

Светлым днем —

Весь долгий день,

Громко в голос

Плачут там

Сто почтеннейших вельмож —

Слуги славные твои,

Покидая твой курган,

Расставаясь навсегда…

ПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРАТОРА ТЭММУ[673–686]

156-158

Плачи, сложенные принцем Такэти, когда скончалась принцесса Тоти

Там, среди гор священных Миморо,

Богов святые криптомерии повсюду…

Мечтал, что в снах увижу я ее,

Но много уж ночей

Заснуть не в силах…

Как короткие полоски ткани

Из священной конопли на склонах Мива,

Что несут богам с мольбой покорной,

Жизнь твоя, дитя, была короткой…

Я же думал: жить ты будешь долго…

Хотел пойти, чтоб зачерпнуть

Воды кристальной

В горах, где блещет красотой теперь

Цветок ямабуки, — но все это напрасно:

Ведь мне туда неведомы пути…

Плач императрицы [Дзито], сложенный, когда скончался император [Тэмму]

Мирно правящий страной

Наш великий государь!

Только вечер настает,

Ты, бывало, все глядишь

На пурпурную листву,

А когда придет рассвет,

Ты, бывало, уходил

На гору Камиока,

Где растет прекрасный клен!

Может, и сегодня ты

Вновь отправишься туда,

Может, завтра снова ты

Полюбуешься на клен?

Я на склоны этих гор,

Глаз не отводя, смотрю.

И лишь вечер настает,

Все сильней моя печаль,

А когда придет рассвет,

Снова я живу в тоске,

И одежды рукава

Из простого полотна

Мне от слез

Не осушить…

160-161

Из неизвестной книги

Плачи, сложенные экс-императрицей [Дзито], когда скончался император [Тэмму]

Не говорят ли, что зажженные огни

Берут бесстрашною рукою,

Не обжигаясь, прячут их в мешки,

Но нам не встретиться с тобою,

Таких чудес не знают на земле!

Средь голубых небес,

У северных вершин,

Где тянутся цепочкой облака, —

И звезды покидают небо,

И покидает небеса луна.

Плач, который повторяла императрица [Дзито] во сне накануне поминок по императору [Тэмму] на восьмой год после его смерти в девятый день девятого месяца

{Из собрания старинных песен}

Мирно правящий страной

Наш великий государь!

Ты, что озаряешь высь,

Солнца лучезарный сын!

Ты, который управлял

Поднебесной много лет

В Асука- стране,

Во дворце, среди равнин Киёмихара!

Как задумал это ты?

Как решиться только мог?

В дальней стороне Исэ,

Что незыблемо хранят

Ветры грозные богов,

В той далекой стороне

Поднялся туманом ты

В час прилива над волной,

Что сгибает до земли

Водоросли-жемчуга…

Ты, что так прекрасен был,

Как на ткани дорогой

Дивно вытканный узор,

Ты, что озаряешь высь,

Солнца лучезарный сын..

ПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРАТРИЦЫ ДЗИТО [687–696] И ИМПЕРАТОРА МОММУ [697–707]

163-164

Плачи, сложенные принцессой Оку, когда она приехала в столицу из священного храма богини солнца в провинции Исэ после смерти принца Оцу

Лучше было бы остаться мне

Даже в дальней стороне Исэ,

От врагов хранимой ветрами богов.

Для чего спешила я сюда?

Ведь тебя, любимый, больше нет…

Тебя, кого я так мечтала

Увидеть здесь, —

Ведь больше нет тебя!

О, для чего явилась я сюда?

Лишь только лошадей я загнала напрасно!

165-166

Плачи, сложенные в горе принцессой Оку, когда останки принца Оцу перенесли для погребения в Кацураги на гору Утаками

И разве я не бренный человек,

Лишь временно живущий в этом мире?

О, с завтрашнего дня

Гору Футаками

Считать горой сестры и брата буду!

Я сорвала бы цветы асиби,

Что растут

На каменистом берегу,

Но ведь больше не живет на свете

Тот, кому хотела б показать цветы…

Плач Какиномото Хитомаро, сложенный им, когда останки наследного принца Хинамиси находились в усыпальнице

В час, когда на свет явились

Небо и земля,

На равнинах вечных неба

Боги собрались.

Сотни, тысячи богов —

Бесконечное число —

И совет держали боги

И решили все дела:

Пусть богиня солнца ныне Аматэрасу

Будет править вечным небом,

В небесах царить.

А страна колосьев риса,

Где долины тростника,

До поры, когда сольются

Снова небо и земля,

Будет управляться богом —

Сыном божества.

Восемь ярусов раздвинув

Белоснежных облаков,

Бог сошел тогда на землю,

Чтоб страною управлять,

Тот, что озаряет высь,

Солнца лучезарный сын!

В дивной Асука- стране,

Во дворце Киёми ты,

Богом будучи, царил

Здесь во славе на земле.

Было сказано: страною

Будут впредь повелевать

Боги, что сошли на землю,

Внуки славные богов!

Но среди равнин небесных

Дверь пещеры отворив,

Поднялся наш бог на небо

И не возвратился вновь.

О великий государь,

Принц светлейший наш!

Если мог бы ты теперь

Поднебесной управлять,

То сверкал бы славы блеск,

Как весною блеск цветов!

И, как полная луна,

Все сияло бы вокруг.

Люди с четырех сторон

В Поднебесной, здесь,

Словно на большой корабль,

Уповали на тебя,

Как небесной влаги ждут,

Ввысь направив взор с мольбой,

Ожидали все тебя.

Как задумал это ты,

Как решиться только мог?

На холме здесь Маюми,

Что не знали мы досель,

Мы воздвигли навсегда

Вечный для тебя чертог,

И покои для тебя

Мы воздвигли до небес.

Утро каждое мы ждем,

Но не слышен твой приказ,

Много месяцев и дней

Минуло уже с тех пор.

И поэтому теперь

Свита славная твоя

Все не знает, как ей быть,

И куда теперь идти,

168-170

Каэси-ута

О, как жаль, что пустынно

В покоях светлейшего принца,

На которого все мы взирали с надеждой,

Как глядят лишь обычно

На извечное небо!

И хоть светит нам солнце,

Пустившее красные корни,

Но как жаль,

Что на небе скрывается месяц

Ночью черной, как черные ягоды тута!

Из неизвестной книги

У пруда Магари,

У дворца Сима,

Птицы ханатидори,

По людскому взгляду стосковавшись,

Не скрываются на дне пруда.

171-193

Плачи, сложенные в печали дворцовыми стражами после смерти принца Хинамиси

О дворец Сима,

Где он правил бы страной

Тысячи веков,

Он, что озаряет высь,

Солнца лучезарный сын!

Вы, живущие у светлого пруда,

У дворца прекрасного Сима,

Птицы ханатидори!

Далеко от нас не улетайте,

Хоть ушел навеки государь…

Если был бы жив светлейший принц,

Тот, что озаряет высь,

Солнца лучезарный сын,

То дворец этот

Сима Вряд ли в запустенье был!

Даже Маюми- холм, что в былое время

Был чужим и дальним для меня,

Раз там государь мой,

Охранять я буду,

Как дворец извечный моего царя!

Даже и во сне

Не снилось нам

То, что будем в горести такой

Службу мы дворцовую нести

Возле Сахинокума!

Ошиблось сердце то,

Что преданно служило

И думало всегда,

Что с небом и землей

Кончать он будет вместе путь земной!

Толпой собрались мы

Здесь, у холма Сада,

Что освещен лучами утреннего солнца,

И слезы, что мы льем,

Не будут знать конца…

Когда посмотрим на игрушку-сад,

Куда не раз он раньше приходил,

Потоком ливня

Льющиеся слезы

Не в силах мы остановить…

Ах, во дворце Сима,

В Татибана,

Излить свое не в силах горе,

Идут они к холму печальному Сада

Нести торжественно охрану.

О птицы, что всегда искали здесь приют.

Считая домом сад дворцовый,

Который он изволил посещать,

Не улетайте далеко от нас,

Пока не минут горестные годы!

Взглянешь ныне

На острова берег пустынный,

Где изволил гулять он всегда, —

И видишь, как все заросло и покрылось травою

Там, где раньше трава не росла!

Соколенок, ты, что здесь нашел приют,

Ты, что вырос здесь!

Когда гнездо покинешь,

Улетай к холму ты Маюми,

Где ныне лук его покоится прекрасный!

О, как же горько мне,

Который думал,

Что будет процветать он тысячи веков

И вечно жить,

Мой государь любимый!

К чертогам на восточной стороне,

Где мчатся в белой пене водопады,

Служить я прихожу,

Но ни вчера, ни нынче

Меня к себе он больше не зовет!

Дорогу в пышных

Горных цуцудзи

Средь скал у берега, где воды

Текут, сбегая по камням,

Придется ль мне увидеть снова?

Те огромные дворцовые ворота,

Обращенные к восточной стороне,

Где несчетно раз

Ты проходил, бывало,

Не суметь теперь тебе пройти!

С тех пор как ты сменил навеки

Дворец на дальний холм Сада,

В саду дворцовом,

У моста,

Кто будет останавливаться ныне?

В тумане утреннем

Сокрылось солнце ныне,

И потому, так горя мы полны,

Спускаясь к островкам прекрасным сада,

Где раньше ты изволил отдыхать!

В покоях пышных во дворце Сима,

Что озаряет солнце по утрам,

Пустынно стало,

И людей не слышно,

И потому печаль у нас в сердцах!

Как столб из дерева святого,

Несокрушимо было сердце у меня,

Но вот теперь

Смутилось это сердце,

И трудно обрести ему покой!

Я, верно, долго буду тосковать

О полевых просторах дальнего Уда,

Куда ты выезжал,

Когда была весна,

Охотничью одежду надевая…

У птиц, что пели

Над холмом Сада,

Что освещен лучами утреннего солнца,

Ночами песнь уже не та,

Как только этот год начался…

По той дороге,

Где, не зная дня и ночи,

Ходили без конца рабы,

Теперь идем по очереди мы

Нести близ усыпальницы охрану.

Песня Какиномото Хитомаро, преподнесенная принцессе Хацусэбэ и принцу Осакабэ

Птицы по небу летят…

И на Асука- реке,

У истоков, там, где мель,

Зеленея, поднялись

Водоросли-жемчуга.

И близ устья, там, где мель,

По воде они плывут

И касаются слегка

Стеблями стеблей.

Как жемчужная трава

Клонится у берегов

В эту сторону и ту,

Так склонялась, покорясь,

Божеству-супругу ты.

С ним теперь тебе не спать,

К нежной коже не прильнуть.

Ты не будешь рядом с ним,

Как при воине всегда

Бранный меч,—

И оттого

Ночью темной, что теперь

Ягод тутовых черней,

Ложе бедное твое

Опустевшее стоит.

И поэтому никак

Не утешиться тебе…

Как на нити жемчуга,

Нижешь думы в тишине.

“Может встретимся еще”,—

Верно, думаешь порой.

И идешь его искать

В Оти, средь больших полей…

В светлой утренней росе

Промочив насквозь подол

Яшмовых одежд,

И в тумане ввечеру,

Платье промочив насквозь,

Не заснуть тебе в пути,

Где подушкой на земле

Служит страннику трава,

Не заснуть из-за него,

С кем не встретиться тебе

В этой жизни никогда!

Каэси-ута

Ты, с кем стелила в изголовье

Из мягкой ткани рукава,

Упал, как с нити жемчуга,

Навек покинул поле в Оти,

И ей не встретиться с тобою никогда…

Плач Какиномото Хитомаро о принцессе Асука, сложенный, когда ее останки находились в усыпальнице в Киноэ

Птицы по небу летят…

А на Асука — реке,

У истоков, там, где мель,

Камни в ряд мостком лежат,

А близ устья, там, где мель,

Доски в ряд мостком лежат.

Даже жемчуг — водоросли,

Что склоняются к воде

Возле каменных мостков,

Лишь сорвешь — опять растут!

И речные водоросли,

Что сгибаются к воде

Возле дощатых мостков,

Лишь засохнут — вновь растут!

Что ж могло случиться с ней?

Ведь, бывало, лишь встает,

Словно жемчуг — водоросли!

А ложится — так гибка,

Как речные водоросли…

Лучше не было ее!

Позабыла, что ль, она

Утром посетить дворец?

Иль нарушила она

Ночью правила дворца?

В дни, когда она была

Гостьей этой стороны,

Ты весною вместе с ней

Собирал в полях цветы,

Украшал себя венком,

А осеннею порой

Украшался вместе с ней

Клена алою листвой.

И одежды рукава,

Что стелили в головах,

Вы соединяли с ней.

Словно в зеркало глядя,

Любоваться на себя

Не надоедало вам.

Словно полная луна,

Дивной красоты была

Та, что нежно ты любил,

Та, с которой иногда

Выходил из дома ты

И изволил здесь гулять.

И Киноэ — тот дворец,

Где приносят рисом дань,

Вечным стал ее дворцом —

Так судьбою решено.

Шумны стаи адзи птиц…

А она теперь молчит

И не видит ничего.

И поэтому тебе

Все печально на земле.

Птицей нуэдори ты

Громко стонешь целый день,

Обездоленный супруг!

И, как птицы поутру,

Кружишь около нее;

Словно летняя трава,

Сохнешь без нее в тоске;

Как вечерняя звезда,

То ты здесь, то снова там;

Как большой корабль

Средь волн,

Ты покоя не найдешь…

Глядя на тебя, скорбим,—

Не утешить сердца нам,

Горю этому нельзя

Утешения найти…

Лишь останется молва,

Только имя будет жить,

Вместе с небом и землей!

Долго, долго будут все

Помнить и любить ее!

Пусть же Асука — река,

С именем которой здесь

Имя связано ее,

Будет тысячи веков

Вечно воды свои лить,

И пускай эти места

Будут памятью о ней,

О принцессе дорогой,

Что была прекрасней всех!

197—198

Каэси-ута

Когда б на Асука- реке

Плотины сделать,

Чтоб перестала воды лить свои,

То, верно бы, могла свой бег остановить

Вода, которая так быстро мчалась.

Асука- река! Ведь “асу” значит “завтра”…

Оттого ль, что думается мне,

Что ее я вновь увижу завтра,

Имя дорогой моей принцессы

Я не забываю никогда!

Плач Какиномото Хитомаро о принце Такэти, сложенный, когда останки принца находились в усыпальнице в Киноэ

И поведать вам о том

Я осмелиться боюсь,

И сказать об этом вам

Страх большой внушает мне…

Там, где Асука — страна,

Там, в долине Магами,

Он возвел себе чертог

На извечных небесах.

Божеством являясь, он

Скрылся навсегда средь скал

Мирно правящий страной

Наш великий государь!

Горы Фува перейдя,

Где стоит дремучий лес,

В дальней северной стране,

Управлял которой он,—

Меч корейский в кольцах был…

И в Вадзамигахара,

Он во временный дворец

К нам сошел тогда с небес

Поднебесной управлять.

И задумал он тогда

Укрепить свою страну,

Где правление вершил,

Ту, которой управлял.

Из восточной стороны,

Той, где много певчих птиц,

Он призвать изволил все

Свои лучшие войска.

И сказал: “Уймите вы

Мир нарушивших людей!”

И сказал: “Смирите вы

Страны, где не чтят меня!”

И когда доверил он

Принцу повести войска,

То немедля славный принц

Опоясался мечом,

В руки славные он взял

Боевой прекрасный лук,

И повел он за собой

Лучшие его войска.

Призывающий в поход

Барабана громкий бой

Был таков,

Как будто гром

Разразился на земле,

Зазвучали звуки флейт,

Так, как будто зарычал

Тигр, увидевший врага,

Так, что ужас обуял

Всех людей, кто слышал их.

Флаги, поднятые вверх,

Вниз склонились до земли.

Все скрывается зимой,

А когда придет весна,

В каждом поле жгут траву,

Поднеся к траве огонь,

Словно пламя по земле

Низко стелется в полях

От порывов ветра, — так

Флаги все склонились вниз,

Шум от луков, что в руках

Воины держали там,

Страшен был,

Казалось всем,

Будто в зимний лес, где снег

Падал хлопьями,

Проник

Страшный вихрь —

И сразу, вмиг,

Завертелось все кругом,

И летящих всюду стрел

Было множество.

Они,

Как огромный снегопад,

Падали,

Смешалось все,

Но смириться не желая,

Враг стоял против врага,

Коли инею-росе

Исчезать — пускай умру! —

И летящей стаей птиц

Бросились отряды в бой.

И в тот миг из Ватараи,

Где святой великий храм,

Вихрь священный — гнев богов —

Налетел и закружил

В небе облака,

И не виден больше стал

Людям яркий солнца глаз,

Тьма великая сошла

И покрыла все кругом…

И окрепшую в бою

Нашу славную страну, где колосья счастья есть,

Пребывая божеством,

Возвеличил, укрепил

Мирно правящий страной,

Наш великий государь!

Думалось: коль станешь ты

Поднебесной управлять,

Будет тысячи веков

Все здесь так,

Как сделал ты.

И когда сверкало все

Славой на твоей земле,

Словно белые цветы

На священных алтарях,

Наш великий государь,

Принц светлейший,

Твой чертог

Украшать нам довелось

И почтить, как храм богов.

Слуги при твоем дворе

В платья яркой белизны

Из простого полотна

Нарядились в этот день,

И в долине Ханиясу,

Где твой высится дворец,

С ярко рдеющей зарею

Долгий и печальный день,

Уподобясь жалким тварям,

Приникали мы к земле.

А когда настали ночи

Ягод тутовых черней,

Мы, взирая вверх, смотрели

На дворец великий твой.

И перепелам подобно,

Мы кружились близ него.

И хотя служить хотели,

Трудно нам служить теперь!

И подобно вешним птицам,

Громко лишь рыдаем мы.

И еще печаль разлуки

Не покинула сердца,

И еще тоска и горе

Не иссякли до конца,

А тебя уже несли мы

Из долины Кудара,

Где звучат чужие речи…

Божество мы хоронили —

Хоронили мы тебя.

…Полотняные одежды

Хороши в селенье Ки!..

И в Киноэ храм великий

Вечным храмом стал твоим.

В этом храме стал ты богом,

Там нашел себе покой…

И хотя ты нас покинул,

Но дворец Кагуяма,

Что воздвигнуть ты задумал,

Наш великий государь,

Чтобы он стоял веками,—

Будет вечно с нами он!

Как на небо, вечно будем

На него взирать мы ввысь!

И жемчужные повязки

Мы наденем в эти дни,

И в печали безутешной

Будем вспоминать тебя,

Преисполненные горем,

В трепете святом души…

200-201

Две танка

Из-за тебя теперь, о государь,

Что управлять стал ныне

Небесами,

Не различая ни ночей, ни дней,

Полны тоскою бесконечной…

Словно на болоте, что травою скрыто,

В Ханиясу,

Возле насыпи пруда,

В горе выхода не находя,

В замешательстве растерянная свита…

Каэси-ута из неизвестной книги

В храме Накисава на алтарь

Ставили священное вино

И молились о тебе. Но напрасно:

Наш великий государь

Управлять стал солнцем в вышине!

Песня, сложенная принцем Ходзуми в печали и слезах, когда после похорон принцессы Тадзима в зимний день шел снег, и он издали глядел на ее могилу

О на землю падающий снег!

Ты не падай пеною такой,—

Ведь в Ёнабари,

Где холм стоит Игаи,

Ты заставой станешь на пути!

Плач Окисомэ Адзумахито, сложенный, когда скончался принц Югэ

Мирно правящий страной

Наш великий государь!

Ты, что озаряешь высь,

Солнца лучезарный сын!

Во дворце своем теперь

На извечных небесах

Ты, что был здесь божеством,

Ныне богом там царишь!

И об этом обо всем

Даже страшно говорить…

День проходит,

День за днем,

Ночь идет,

За ночью — ночь,

Распростершись ниц, лежим

И горюем о тебе…

Но не выплакать печаль!

Каэси-ута

Великий государь,

Ты богом был меж нами,

И потому среди небесных облаков,

Под многочисленными их слоями

От наших взоров скрылся ты…

Еще одна танка

В Садзанами, в Сига, на поверхность вод

Рябь морская

Постоянно набегает…

И, наверно, постоянно думал ты,

Что все вечно в этом бренном мире…

207-212

Плачи Какиномото Хитомаро, сложенные в печали и слезах после кончины жены

Гуси по небу летят

На пути в Кару —

То возлюбленной село,

Край родной ее.

Как мечтал я,

Как желал

На нее взглянуть!

Только знал:

Идти нельзя,

Много глаз людских.

Часто приходить нельзя:

Люди будут знать!

Лучше встретиться потом,

В майский день.

В майский день

Зеленый плющ

Ложем будет нам! Думал я,

В надежде был,

Как большому кораблю,

Доверял я ей!

Ото всех таил любовь,

Будто в бездне

Среди скал

Жемчуг дорогой…

Но, как меркнет в небесах

Солнце на закате дня,

Как скрывается луна

Между облаков,

Будто водоросль морей,

Надломилась вдруг она,

Будто клена Алый лист,

Отцвела навек!

С веткой яшмовой гонец;

Мне принес об этом весть…

Словно ясеневый лук,

Прогудев, спустил стрелу…

Что я мог ему сказать?

Что я сделать мог?

Голосам людей внимать

Был не в силах я,

А любовь моя росла…

Чем утешиться я мог?

Я пошел тогда в Кару

На базар в ее село,

Где любимая моя

Мне встречалась

В ранний час…

Там стоял и слушал я,

Но и голоса ее,

Что звучал, как пенье птиц,

Возле кленов Унэби,

Той горы, что звал народ

Девой чудной красоты

В перевязях жемчугов,

Возле склонов Унэби,

Даже голоса ее

Не услышал я!

Был мой путь копьем из яшмы,

Это значит — путь прямой,

Что копье.

Таков был путь

Предо мной, где шел народ,

Но не мог я там найти,

Ни одной не мог я встретить

Хоть похожей на нее!..

И в отчаянье,

Любя,

Только имя призывал

Дорогой моей жены,

Лишь махал ей рукавом, —

Звал напрасно я!..

208-209

Каэси-ута

Средь гор осенних — клен такой прекрасный,

Густа листва ветвей — дороги не найти!..

Где ты блуждаешь там?

Ищу тебя напрасно:

Мне неизвестны горные пути…

Опали листья алые у клена,

И с веткой яшмовой передо мной гонец,

Взглянул я на него —

И снова вспомнил

Те дни, когда я был еще с тобой!..

В дни, когда еще жила

Ты со мною на земле,

Ты была моей женой,

Той, кого я так любил,

Так же сильно,

Как весной

Эта пышная листва

Среди множества ветвей,

Что повсюду разрослись

На деревьях, на пуки,

В силу полную растет,

Здесь, близ дома,

У ворот,

Где с тобой — рука в руке —

Любовались на нее.

Ты была моей женой,

На которую всегда

Уповал всем сердцем я!

Но жесток закон земной,

Ничего не сделать с ним!

На заброшенных полях,

Где, сверкая и горя,

Поднималось пламя вверх,

В белой ткани облаков

Скрылась ты от нас вдали,

Будто птица,

Улетев рано поутру,

Будто солнце ввечеру,

Спряталась от нас.

И поэтому теперь,

Каждый раз, как молока,

Плача, просит у меня

Малое дитя,

Что оставила ты нам

В память о себе,—

Нечего ему мне дать.

Но, как бережно несет

Птица в клюве колосок,

Я малютку подниму,

Ласково обняв рукой…

И в опочивальне здесь,

Где стелила ты постель,

Где с тобой, моя жена,

Спали мы вдвоем,—

Дни я провожу в тоске,

Ночи напролет не сплю

И вздыхаю до зари.

Сколько ни горюй —

Сделать ничего нельзя.

Сколько ни тоскуй —

Встрече больше не бывать!

И когда сказали мне,

Что вдали в горах Хагай,

Там, где лишь орлы живут,

Может быть, найду тебя,

Стал по скалам я шагать,

Разбивал их и ломал,

Тяжкий путь прошел в горах,

Но любимой не нашел.

Счастья нету на земле,—

Как подумаю о том,

Что ее, мою жену,

Неразлучную со мной,

Даже и на краткий миг,

Миг, что яшмою блеснет,

Больше не увидеть мне!

211-212

Каэси-ута

Луна осенняя, что нас видала вместе,

Мир озаряет вновь, взойдя на небосвод…

А милая моя,

Что любовалась ею„

Все дальше от меня за годом год!..

Где горы Хикитэ,

Где путь лежит в Фусума,

Оставил навсегда я милую жену.

И вот, когда иду тропою горной,

Мне кажется, что сам я не живу!

Плач из неизвестной книги

В дни, когда еще жила

Ты со мною на земле,

Ты была моей женой,

Той, кого я так любил,

Так же сильно,

Как весной

Эта пышная листва

Среди множества ветвей,

Что повсюду разрослись

На деревьях, на пуки,

В силу полную растет,

Здесь, близ дома,

У ворот,

Где с тобой — рука в руке —

Любовались на нее.

Ты была моей женой,

На которую всегда

Уповал всем сердцем я!

Но жесток закон земной,

Ничего не сделать с ним!

На заброшенных полях,

Где, сверкая и горя,

Поднималось пламя вверх,

В белой ткани облаков

Скрылась ты от нас вдали,

Будто птица,

Улетев рано поутру,

Будто солнце ввечеру,

Спряталась от нас.

И поэтому теперь,

Каждый раз, как молока,

Плача, просит у меня

Малое дитя,

Что оставила ты нам

В память о себе,—

Нечего ему мне дать.

Но, как бережно несет

Птица в клюве колосок,

Я малютку подниму,

Ласково обняв рукой…

И в опочивальне здесь,

Где стелила ты постель,

Где с тобой, моя жена,

Спали мы вдвоем,—

Дни я провожу в тоске,

Ночи напролет не сплю

И вздыхаю до зари.

Сколько ни горюй —

Сделать ничего нельзя.

Сколько ни тоскуй —

Встрече больше не бывать!

И когда сказали мне,

Что вдали в горах Хагай,

Там, где лишь орлы живут,

Может быть, найду тебя,

Стал по скалам я шагать,

Разбивал их и ломал,

Тяжкий путь прошел в горах,

Но любимой не нашел.

Счастья нету на земле,

Раз она, моя жена,

Что была любимым мной человеком на земле,

Стала пеплом навсегда…

214-216

Каэси-ута

Луна осенняя, что нас видала вместе.

Плывет по небу вновь, взойдя на небосвод,

А милая моя,

Что любовалась ею,

Все дальше от меня за годом год!

Где горы Хикитэ,

Где путь лежит в Фусума,

Оставил навсегда я милую жену,

И думаю когда о той тропинке горной,

Мне кажется, что сам я не живу!

Когда, придя домой,

На спальню я взглянул,—

На ложе яшмовом

Жены моей подушка

В другую сторону повернута была…

Плач Какиномото Хитомаро о гибели придворной красавицы

Словно средь осенних гор

Алый клен,

Сверкала так

Красотой она!

Как бамбуковый побег,

Так стройна она была.

Кто бы и подумать мог,

Что случится это с ней?

Долгой будет жизнь ее,

Прочной будет, что канат,—

Всем казалось нам.

Говорят,

Что лишь роса

Утром рано упадет,

А под вечер — нет ее.

Говорят,

Что лишь туман

Встанет вечером в полях,

А под утро — нет его…

И когда услышал я

Роковую весть,

Словно ясеневый лук,

Прогудев, спустил стрелу.

Даже я, что мало знал,

Я, что мельком лишь видал

Красоту ее,—

Как скорбеть я стал о ней!

Ну, а как же он теперь —

Муж влюбленный, Молодой,

Как весенняя трава,

Что в ее объятьях спал,

Что всегда был рядом с ней,

Как при воине всегда

Бранный меч?

Как печали полон он,

Как ночами он скорбит

Одиноко в тишине,

Думая о ней!

Неутешен, верно, он,

Вечно в думах об одной,

Что безвременно ушла,

Что растаяла росой

Поутру,

Что исчезла, как туман,

В сумеречный час…

218-219

Каэси-ута.

Когда увидел я теченье той реки,

Что унесла навек от нас тебя,

Прекрасное дитя,

Такой еще тоски

Не знала никогда моя душа!

В те дни, когда еще была ты с нами,

Дитя из Оцу, и встречались мы,

Я мимо проходил,

Почти не замечая,

И как теперь об этом я скорблю!

Плач Какиномото Хитомаро, сложенный им при виде погибшего странника на каменистом побережье острова Саминэ в провинции Сануки

Замечательна страна,

Что зовется Сануки,

Где склоняются к воде

Водоросли-жемчуга,

Оттого ли, что страна

Блещет дивной красотой,—

Сколько ни любуйся ей,

Не устанет жадный взор.

Оттого ль, что боги ей

Дали жизнь на земле,—

Люди свято чтут ее.

Вместе с небом и землей,

Вместе с солнцем и луной

Будет процветать она,

Лик являя божества.

Там, из гавани Нака,

Что известна с давних пор,

Я отчалил в дальний путь,

И когда по морю плыл,

Я, качаясь на ладье,

Ветер,

Что в прилива час набегает,—

Налетел,

Нагоняя облака.

И когда взглянул я вдаль,—

Встала за волной волна

Бесконечной чередой…

Я на берег посмотрел —

С диким ревом волны там

В белой пене поднялись.

Море мне внушало страх,

И на весла я налег,

Ударяя по волнам,

С этой стороны и той

Много было островов,

Но известен среди них

Славный остров Саминэ!

На скалистых берегах

Я раскинул свой шалаш,

Оглянулся я вокруг

И увидел:

Ты лежишь,

Распластавшись на земле,

Сделав ложем камни скал,

Вместо мягких рукавов,

Изголовьем для себя

Выбрав эти берега,

Где так грозен шум волны…

Если б знал я,

Где твой дом,

Я пошел бы и сказал,

Если знала бы жена,

Верно бы, пришла она

И утешила тебя!

Но, не зная, где тот путь,

Что отмечен был давно

Яшмовым копьем,

Вся в печали и слезах,

Верно, ждет еще тебя

И тоскует о тебе

Милая твоя жена!

221—222

Каэси-ута

Если б с ним была его жена,

Может, набрала бы трав ему она,

И тогда не голодал бы он в пути,

Иль, быть может, среди гор Сами

Не собрать уже ухаги на полях?

О ты, что вместо изголовья,

Где шелк ложился рукавов,

Своей подушкой

Сделал берег дикий,

Куда морская катится волна!

Песня Какиномото Хитомаро, сложенная в провинции Ивами в печали о самом себе, когда приближался час его кончины

Возможно ль, что меня, кому средь гор Камо

Подножье скал заменит изголовье,

Все время ждет с надеждой и любовью,

Не зная ни о чем,

Любимая моя?..

224—225

Плачи, сложенные Ёсами, женой Какиномото Хитомаро, когда он скончался

О, разве люди не сказали мне,

Что ты, кого я ожидала,

О ком я думала: вот-вот придет домой,—

На берегах далеких Исикава

С ракушками смешался навсегда…

И встреч наедине, и просто встреч

Уже не будет больше никогда!