Все древние слоговые тексты читаются только на русском языке.

ИСТОЧНИК ПЕРВЫЙ.

КАК ПОСТИЧЬ ТАЙНУ.

("Праславянская письменность" Москва 1993 г. Г. С .Гриневич.)

В середине 60-х годов на волне заслуженного успеха Ю. В. Кнорозов предпринял попытку расшифровать протоиндийскую письменность - знаки Мохенджо-Даро и Хараппы. Но на этом пути его, как когда - то и великого чеха Бедржиха Грозного, ждала неудача. ЭВМ на этот раз оказалась бессильна.

Город мертвых — Мохенджо - Даро, загадочный Фестский диск, таинственные этруски стоят в одном ряду с такими тайнами нашей планеты, как статуи острова Пасхи, исполинские рисунки животных в пустыне Наска, египетские пирамиды и Атлантида,

Проблему происхождения этрусков и их языка специалисты называют иногд «загадкой номер один» современной исторической науке. Этрусские слова «цистерна», «персона», «церемония» и ряд других вошли в языки мира. Римлян считают учителями Западной Европы. Учителя учителей — этруски. Но кто они были, на каком языке говорили оставалось загадкой.

Оставалось загадкой и происхождение критян: подданных царя Миноса первоевропейцев, искусство которых стало предтечей гениального искусства Древней Эллады; создателей уникального письменного памятника — Фестского диска. Изготовленный на Крите в 17 веке до нашей эры диск представляет из себя древнейшую на земле штампованную надпись.

ПРЕДМЕТНОЕ ПИСЬМО.

В 1825 году президенту США был доставлен дипломатический пакет, где вместо обычной бумаги с текстом лежали предметы. Индейцы племени моки прелагали дружбу и торговлю. Вот как «рассказал» это письмо индеец, доставивший пакет: одна из фигур представляет собой народ моки, вторая — президента. Шнурок — это дорога, которая их разделяет; перо, привязанное к шнурку,—место встречи; окрашенная часть — расстояние между президентом и местом встречи. Несколько перьев между неокрашенной и окрашенной частями шнурка обознача­ет племя навахо, что живет между Вашингтоном и моки. Значение же тростниковой курительной трубки, приложенной к пакету, не нужно было объяснять она давно стала символом войны и мира; принять ее - значило принять дружбу и мир, отвергнуть — вступить на тропу войны.

Это всего лишь один пример так называемого «предметного пись­мо», являющегося первой и наиболее значительной ступенью, предва­ряющей собственно письменность.

Вообще о письменности в прямом смысле мы можем говорить лишь в том случае, если находим два ее признака, а именно: если, с одной стороны, производилось действие рисования в самом широком понимании (начертания знаков, выскабливание, вырубание, нанесе­ние зарубок и т.п.), а с другой — преследовалась цель сообщения, при­чем сообщения или иным лицам, или — для сохранения в памяти —самому пишущему.

РИСУНОЧНОЕ ПИСЬМО.

Использование рисунков (в самом широком смысле) при наличии указанных признаков — это уже следующая ступень развития пись­менности. Зарождение такого рисования следует искать среди наскаль­ных рисунков, восходящих к самой глубокой древности. Подобного ро­да письмена объединяют под названием "рисуночное письмо".

Специалисты отличают рисуночное письмо в более узком смысле (пиктография) от письма идей (идеография) как более высокой ступе­ни развития рисуночного письма. Мы имеем дело с пиктографией в том случае, когда рисунок символизирует тот же предмет, который он изо­бражает. Иначе говоря, если, например, вместо понятия и слова «сол­нце» рисуют круг с расходящимися лучами, то он применяется здесь как знак-рисунок (пиктограмма). Но подобный знак-рисунок превра­щается в знак-идею (идеограмму), когда на основе общего соглашения он обозначает уже не сам изображенный конкретный предмет, а связанную с ним «идею»; то есть, когда, например, данный круг с расхо­дящимися лучами будет обозначать уже не «Солнце», а что-нибудь вроде «жара» или «тепло», «горячий» или «теплый».

Общим признаком всякого рисуночного письма, будь оно пиктог­рафическим или идеографическим, является отсутствие какой бы то ни было связи между письменным изображением и звуками живого язы­ка. Ряд таких изображений может быть довольно верно «прочитан» всяким, кто будет их рассматривать, независимо от того языка, на котором он говорят.

СЛОГОЗВУКОВОЕ ПИСЬМО.

Со временем знак рисуночного письма, пройдя стадию (в том, что касается формы) упрощения и фиксации знаков — рисунков, стал означать только слова Тем самым знак письма превратился в знак, выражающий определенный звук или группу звуков.

Данный процесс называется фонетизацией (озвучиванием) письменности. Он привел к возникновению «словозвукового» или логографического письма, лежащего, без сомнения, в основе перехода к следующей ступени развития письменности.

В самом деле, если языки, которые передаются этим письмом, содержат множество односложных слов или если их многосложные слова имеют простую и закономерную структуру слогов, то слово - звуковое (логографическое) письмо развивается в слоговое ,письмо.

Целый ряд слоеных письменностей можно рассматривать как стадию перехода к слоговому письму; в то же время чисто слоговое письмо встречается сравнительно редко.

АЛФАВИТНОЕ ПИСЬМО.

Высшая ступень развития письменности — буквенное или алфавитное письмо, где каждый знак передает определенный отдельный звук того или иного языка.

Мы привыкли к нашему буквенному письму, хотя «алфавитным» его можно назвать весьма условно. Действительно, разве все его буквы соответствуют одному звуку русского языка? Нетрудно увидеть, что не все.

Вот буквы «я», «ю», «ё»... Таких звуков в русской речи нет. И если сделать запись с помощью других русских букв, то вместо «я» получим «йа», вместо «ю» — «йу», вместо «ё» —«йо». Иными словами буквы, «я», «ю», «е» — не алфавитные, а слоговые.

Таим образом, в русской азбуке помимо знаков для отдельных звуков («а», «б» и др.) есть и слоговые знаки.

СЛОГОВОЕ ПИСЬМО.

В слоговой же письменности каждый знак обозначает отдельный слог.

В зависимости от типа слогов различают, по крайней мере, два типа слогового письма. Знаки письма первого типа передают только открытые слоги, состоящие из сочетаний «согласный плюс гласный» или же «чистого гласного» (т.е. слоги типа «та», «ту», «а», «о» я т.п.), а знаки письма второго типа передают не только открытые, но и закрытые слоги типа «согласный плюс гласный плюс согласный» или же «гласный плюс согласный» (т.е. слоги типа «пер»; «ат», «ут»). При этом для силлибариев первого типа число возможных слогов, а следовательно, и знаков составляет не более 100-120, а для силлибариев второго типа оно измеряется уже многими сотнями.

Строй слоговой письменности необыкновенно прост и целесообра­зен. Слоговое письмо более информативно, чем буквенное, поскольку с его помощью можно записать намного больше звуков и потому пол­нее передать фонетические особенности того или иного языка. Но та­ковым оно является, если в языке имеется не слишком много слогов; иными словами, если знаки письменности передают только открытые слоги. Таковой, в частности, является современная японская письмен­ность катакана.

ХАРАКТЕРНЫЕ ОШИБКИ.

В XIX—XX веках были дешифрованы многие древние письменно­сти. Каждой из этих дешифровок предшествовали десятки, а подчас и сотни неудачных попыток проникнуть в содержание надписей.

Авторы некоторых из этих попыток получали на начальном этапе работы в об­щем неплохие результаты, однако, переоценив свои возможности и возможности материала, они не останавливались на достигнутом, а, оставив в стороне соображения здравого смысла, вступали в область фантастических измышлений.

Другие попытки дешифровок были об­речены на неудачу с самого начала. Авторы их, не видя характерных связей между неизвестным и известным, но стремясь их увидеть во что бы то ни стало, пытались сами конструировать эти связи, и чаще это кончалось тем, что «дешифровщики» начинали заниматься обычной подгонкой.

При этом они подгоняли свои тексты под тот или иной язык, читая одни знаки вместо других (как это делалось, например, при дешифровке этрусских надписей), объясняя плохие чтения либо ошибками писцов, либо «спецификой» дешифруемого языка.

Что же касается добытого таким путем содержания, то здесь обычно действо­вали по принципу: «чем нелепее, тем лучше» (считалось, что на неиз­вестном языке могло быть написано все, что угодно). Бывало и так, что «дешифровщики» не утруждали себя сравнением неизвестного письма или языка с известным письмом и языком. Получая тем или иным способом «чтения» на «новом языке», они наделяли эти чтения каким угодно содержанием.